Татьяна Воронцова - Время черной звезды
…отдать свое тело в чужие руки, на время утратить контроль над ним.
Она умеет это, да. Деметриос ее научил. Но он бы не научил ее, если бы…
…если бы не умел сам.
С хищным урчанием черноволосые фурии разводят его руки в стороны, открывая лицо. Деревянными рукоятками плетей прижимают запястья к полу. Деметриос скалит зубы, цедит вполголоса дерзости и пошлости, разве что не хохоча. Под мрачными сводами зала, освещенного факелами, звучат вопли, визги, бессвязные восклицания, отрывистые реплики, подобные тем, которыми обмениваются партнеры в порнофильмах. И все это под нескончаемый аккомпанемент тимпанов.
Один короткий вопль раздается шокирующе близко, и Ника вздрагивает, потому что вторично узнает голос. Максим! Поднимает голову, поворачивается на звук и видит знакомое лицо с разинутым в крике ртом и знакомое тело, покрытое следами укусов. Его рвут зубами женщины, которых подстегивает – в буквальном смысле подстегивает многохвостой плетью – улыбающийся Андреас. Улыбаться вот так мог один из персонажей маркиза де Сада.
Поймав себя на этой мысли, Ника тотчас же испытывает оргазм. Такой пронзительный, что сама заходится в крике. Неизвестный мужчина вполголоса бормочет по-гречески: «Хорошая девочка, хорошая». Он разжимает руки не сразу, давая ей время прийти в себя, когда же разжимает, и она наконец оборачивается…
…здесь и облегчение, и стыд – все вместе. Не придумав ничего лучшего, она так прямо и сказала:
– Я трахалась с Филимоном. Только сейчас вспомнила.
Деметриос, опять перевернувшийся на живот, пока она спала, оставил это заявление без комментариев.
– А ты – с Феоной, – добавила Ника. – И вам обоим это нравилось.
Он сконфуженно хрюкнул.
– Тебе же нравилось, правда? – Ее обуяло нестерпимое любопытство. – Ты все помнишь, Дмитрий? Скажи мне.
– Да, помню. – Он помолчал. – И мне это нравилось. Феона – красивая женщина, к тому же все мы находились под действием препарата, усиливающего половое влечение. Который выпили вместе с вином.
– А вы с Филимоном – под действием еще и другого препарата, который получили в виде инъекций.
– Да. Женщины были нужны нам так же, как мы – им.
– И как много женщин вы пропустили через себя?
За окном сгущались сумерки. Но сумерки какого дня? Давно они здесь? Комната тонула в лиловой дымке, по углам было ничего не разглядеть. С улицы через приоткрытую створку окна тянуло прохладой. В голове уже не звенели колокола, и Ника всерьез задумалась об ужине. Интересно, проголодался ли Деметриос. Но еще более интересно, ответит ли он на ее вопрос. Лежит, уткнувшись лбом в матрас. Считает? Секс-машина чертова.
Он поднял голову, открыл рот, но сказать ничего не успел. В дверь постучали.
Нику точно ветром сдуло с кровати. Халат! Запахнуть… завязать…
– Можно! – крикнул Деметриос, дав ей минуту на поединок с халатом.
На пороге стоял Нестор, как всегда, величавый и спокойный. На нем были мягкие темные, почти черные, шерстяные брюки и синий вельветовый пиджак.
– Энона приготовила петуха в вине, салат из помидоров и сырный пирог, – заговорил он своим звучным басом, стараясь не смотреть на Нику, вероятно, чтобы ее не смущать. – Тебе лучше, Деметриос? Ты спустишься в столовую?
– Да, спущусь. Как там Филимон?
Нестор включил верхний свет.
– Филимон собирался обратно в Фивы, но Хлоя уговорила его остаться хотя бы до твоего выздоровления. Постарайся убедить его, Деметриос, что он не стесняет нас. Это большой дом, где всегда рады гостям. – Он говорил по-английски, чтобы Ника тоже понимала. – Если вы трое поживете здесь еще несколько дней, дав мне возможность переговорить без нервов с Андреасом, это будет хорошо для всех нас.
– Согласен, – кивнул Деметриос.
Подойдя поближе, Нестор зорко глянул ему в лицо.
– Жара нет. Хорошо. Но укол я тебе все-таки сделаю.
– Да сам я сделаю, шприц только наполни.
– Твои указания – это как раз то, чего мне сейчас не хватает…
Зажимая рот обеими руками, Ника отошла к окну.
Вечерний сад был настолько красив, что у нее перехватило дыхание: земля, припорошенная снегом, расчищенные дорожки… обрамляющие эти дорожки маленькие фонарики в виде светящихся пирамид… Покрытые тонкой корочкой льда ветви деревьев и жесткие листья кустарников выглядели так, словно их обмакнули в расплавленное серебро. На одной из ближайших к окну веток сидели рядом две пустельги. И до чего же тихо! Нестор предоставил им убежище, в котором Ника чувствовала себя как в сказке Туве Янсон «Волшебная зима».
– …а на ночь, – приятным рокочущим басом говорил Нестор, – смажь ему все больные места вот этой мазью. Вероника! Ты меня слышишь? Вероника!
– Ой! – Она стремительно обернулась. – Я немного…
Нестор смотрел на нее очень внимательно, как будто пытался определить, в своем ли она уме.
– Извините. Я немного задумалась.
– Вот этой мазью. – Он показал ей широкую низкую баночку. – Я ставлю ее вот сюда, смотри. Справишься?
– Да. – Ника энергично кивнула. Подумала и кивнула еще раз. – Конечно. Не думаю, что это будет трудно.
– Я начинаю волноваться, – проронил Деметриос, сидя на кровати и натягивая джинсы.
Вся его одежда была уже выстирана и выглажена. Ника подумала о своей одежде, прежде всего о необходимости добраться до нее… но эту мысль вытеснила другая. Известно ли Нестору о том, что вчера или позавчера в Дельфах-под-Дельфами погибли пятеро мужчин? И еще один, предназначенный в жертву, захвачен менадами. Наверняка. В противном случае как они трое – Деметриос, Ника и Филимон – оказались здесь? Царственная невозмутимость Нестора рождала безотчетное желание доверять ему, положиться на него, следовать за ним куда угодно. С другой стороны, Ника помнила, что совсем недавно такое желание вызывала у нее и Феона. Неужели у каждого человека имеется вот такое кошмарное «второе дно»?
– Дионис распахивает наши бездны, – тихо сказал Деметриос.
Он уже стоял рядом с ней, в джинсах и рубашке навыпуск.
– Я скажу Эноне, чтобы накрывала на стол. Спускайтесь, – с этими словами Нестор покинул спальню.
– Он хочет, чтобы ты убил Андреаса, – произнесла Ника, причем ей показалось, что это сделал за нее кто-то другой.
– Я знаю, Вероника.
– Этого же хотят его жена, его дочери… Эринна, Феона… – Губы шевелились помимо ее воли. – Чтобы ты убил его и занял место… может, не верховного жреца, но…
– Я знаю.
Она заставила себя стряхнуть наваждение и вдуматься в собственные слова.
– Андреас всегда был тираном, не так ли? Его ненавидели и боялись. А когда появился ты, они увидели возможность… О, Дмитрий! Они хотят сделать тебя тем ружьем, которое долго висит на стене, но непременно выстреливает в конце спектакля.
Он тяжело вздохнул. Ласково сжал ее руку.
– Я все это знаю, не беспокойся.
– И все же попытаешься его убить?
– Да.
– Это будет цена нашей свободы?
– По большому счету, да. – Он вздохнул еще раз и пригладил ее растрепанные волосы. – Там, в святилище… Филимон увидел, что к тебе направляется Андреас, и увидел, что я это увидел. Он овладел тобой не только потому, что ты возбуждала его как женщина, но и потому, что считал невозможным отдать тебя Андреасу. Понятно?
– Понятно.
– Тогда одевайся и пойдем вниз. Я голоден, как волк.
Ника опасалась, что, спустившись в столовую, они застанут семейство в полном сборе, но Хлоя, Леонора и София выпорхнули поочередно из недр дома, поприветствовав еще не вполне пришедших в себя гостей и вновь разлетелись кто куда. Бережные объятия, взволнованные речи, непрошенные слезинки – во всем неподдельная искренность, никакого притворства! Между тем все эти люди видели в Деметриосе убийцу, будущего исполнителя их коллективного приговора. Ладно. Поужинать удастся в спокойной обстановке – и на том спасибо. Ника начала понимать мудрость Скарлетт, ее фирменное «я подумаю об этом завтра».
За столом друг против друга сидели Нестор и Филимон, оба пили анисовую настойку. При виде дамы Нестор учтиво привстал, Филимон же вышел из-за стола, поцеловал даме ручку, затем, повернувшись к Деметриосу, оглядел его с головы до ног. Не прикасаясь. Его широкая грудь ходила ходуном, натягивая ткань рубашки так, что казалось, пуговицы вот-вот с треском полетят в разные стороны. Глаза блестели от непролитых слез. Деметриос шагнул вперед и крепко пожал его руку.
– Все в порядке, друг мой. Все в порядке. – Он говорил по-гречески. – Нам надо многое обсудить, поэтому я прошу тебя остаться. Мне нужна твоя помощь.
– А сейчас будем ужинать, – добавил Нестор. Слегка развернулся вместе со стулом в сторону кухни. – Энона! Подавай горячее. Я открою еще бутылку вина.
Ужинали долго, часа полтора или даже два. Расправившись со своей порцией салата и петуха, Деметриос осторожно откинулся на мягкую спинку стула и закурил сигарету. На его худом изможденном лице отражалась вся боль – и та, которую он недавно пережил и еще не успел забыть, и та, которую он чувствовал сейчас и уже не скрывал. Ника не принимала участия в разговоре, и даже когда мужчины перешли на английский, продолжала молча клевать сырный пирог. Она навострила уши только дважды: первый раз при упоминании Феоны и второй раз при упоминании Иокасты.
