Самюэль Бьорк - Я путешествую одна
– А ты когда-нибудь видела подобное? – спросил Ким.
Миа покачала головой. Не видела. Ни разу не видела ничего подобного. Куда бы она ни пошла и как бы ни поворачивалась, она всюду видела себя. Она чувствовала сильный дискомфорт, но места для отдыха глаз не было, пропустить свое отражение было невозможно. Она выглядела уставшей. Непохожей на саму себя. Алкоголь и таблетки оставили следы, и на коже, и в таких обычно голубых глазах. Миа была отнюдь не тщеславна, но то, что она увидела, ей совсем не понравилось. А еще они потеряли Малин Штольц.
Мунк пришел из кухни тоже не особенно довольным. Тяжело вздохнув, он с потерянным видом встал перед встроенным в зеркало шкафом. Видно было, что он сам не привык так много смотреть в зеркало. Миа увидела, что он рассматривает себя. Интересно, о чем он думает?
– Я послал людей, – сказал он через некоторое время. – В Гардермуэн, на вокзал, в Торп и машины, куда нужно, но чувствую, что она снова нас обманула.
Мунк почесал бороду и снова взглянул на свое лицо в отражении.
– Миа, что это за чертовщина такая, а?
Миа пожала плечами. Она понимала, что все обращались к ней, когда дело касалось таких вещей, но в этот раз ее голова была совершенно пуста. Квартира, полная зеркал? Кому может нравиться все время смотреть на себя в зеркало? Человеку, который боится исчезнуть? Которому нужно все время смотреть на себя, чтобы знать, что она существует? Какая-то мысль начала принимать очертания, но не до конца. Она так устала. Она сдержала зевок. Пора и правда немного поспать. Со всех углов было видно, что ей нужен сон.
Глава группы обыска, низкий мужчина пятидесяти с чем-то лет, Миа забыла как его зовут, показался в дверном проеме.
– Что-нибудь есть? – с надеждой спросил Мунк.
– Ничего, – ответил тот.
– Что вы нашли?
– Нет, действительно ничего. Ни фотографий. Ни личных вещей. Ни рукописных записок. Ни газет. Ни горшков с растениями. Только немного одежды в шкафу и косметики в ванной. Как будто она тут не живет.
Вдруг у Мии случилось дежавю с острова Хитра. У нее было точно так же. Никаких личных вещей. Только одежда, алкоголь, таблетки и кофемашина. Казалось, это было очень давно. Стертое воспоминание, хотя едва прошло три недели с того дня, когда она сказала свой последний тост небу, готовая к исчезновению.
Пойдем, Миа, пойдем.
– Она здесь не живет, – сказала Миа.
– Что? – спросил Мунк.
Миа ощутила жуткую усталость, но собралась с силами.
– Она здесь не живет. Малин Штольц живет здесь, но это не она. Она живет в другом месте.
– Что ты имеешь в виду? Она не Малин Штольц?
– Нет никакой Малин Штольц, она нигде не зарегистрирована, это поддельное имя, – раздраженно сказал Мунк.
– Где же она живет? – спросил Ким.
– В другом месте, иди за мной, – прорычал Мунк.
Было видно, как сильно он вымотался.
– Здесь негде держать девочек, – сказала Миа.
Она села на стол. Была так измотана, не в силах стоять. Глаза защипало. Ей нужно выбираться из этой квартиры, пока все зеркала не треснут вокруг нее.
– Малин Штольц живет здесь. Но она – не Малин Штольц. Ее личные вещи лежат где-то в другом месте. Где она может быть самой собой. И где она держала девочек. Дача или домик на отшибе. Отмени людей в Гардермуэне и Торпе. Она не уедет из страны.
– Откуда ты знаешь? – спросил Мунк.
– Она любит быть дома, – вздохнула Миа. – Не спрашивай, почему.
– Оставим их там сегодня, – сказал Мунк. – Нам надо вернуться в дом престарелых. Кто-то должен что-то знать о Малин там.
Он повернулся к Киму.
– Организуешь? Опросишь всех сотрудников?
Ким кивнул.
– Мне нужно немного поспать, – пробормотала Миа.
– Поезжай домой, я буду держать тебя в курсе.
– Тебе и самому надо поспать.
– Я справлюсь, – сказал Мунк раздраженно.
– Ну что, сворачиваемся? – спросил коротышка.
– Нет, – сказала Миа.
– Почему нет?
– Чего-то не хватает. У нее есть место, где она прячет вещи.
– Мы все обыскали, – сказал коротышка, раздраженный комментарием Мии, будто он не знает свою работу.
Миа была не в силах быть вежливой, она слишком устала.
– Линзы, – сказала она.
– Что?
– Линзы. Она пользуется линзами. Она оставила здесь одежду и косметику, значит, оставила и линзы.
– Откуда вы знаете, что она пользуется линзами? – спросил начальник группы обыска.
Он уже поднадоел Мии.
– Я видела ее с голубыми глазами. Другие видели ее с глазами разного цвета. Здесь где-то есть линзы. Если она спрятала их, возможно, мы найдем еще что-нибудь.
– Но мы обыскали… – начал он.
– Ищите еще, – прорычал Мунк.
– Но где?
– Линзы должны храниться в холоде, – сказала Миа. – Прощупайте зеркала.
– Но…
– Начините с ванной. Должно быть место, где она прячет линзы. Прощупайте зеркала. Прощупайте… Твою мать.
Миа встала и потеряла контроль над телом на секунду. Колени подкосились, но Ким успел подхватить ее прежде, чем она свалилась на пол.
– Миа?
– Миа, ты в порядке?
Миа пришла в себя и выпрямилась. Она не любила выглядеть слабой. Не перед коллегами. Твою мать.
– Все нормально. Надо только немного поспать и поесть. Позвоните мне, ладно?
Пошатываясь, она дошла до двери. Выйдя из квартиры, она сразу почувствовала себя лучше. Квартира, полная зеркал. Все стены, с пола до потолка в зеркалах, кто может жить в такой?
Миа спустилась по лестнице и попросила одного из полицейских отвезти ее домой. Домой. Какой к черту это дом. Это не дом никакой. У нее нет дома. Она жила в гостиничном номере в Осло, вещи ее лежали на складе, и у нее был домик на Хитра. Вот кем она сейчас была. Никем. Вот почему так больно смотреть на себя в зеркалах.
Она пластом упала на кровать и уснула в одежде.
61
– Мама, что ты делаешь?
Марион посмотрела на маму, сидевшую на диване у окна. Мириам сказали не открывать шторы, но она уже больше не могла. Ей просто необходимо было выглянуть, вспомнить, что внешний мир существует.
– Просто смотрю в окно, милая, почему ты встала?
Марион подошла и села на коленки к маме.
– Не могу уснуть.
– Тебе нужно спать, – сказала Мириам, погладив дочь по волосам.
– Да, но ведь я не могу спать, если я не сплю? – сказала Марион, наклонив голову.
– Это называется «уснуть», милая, – сказала Мириам, улыбнувшись.
В последнее время дочка стала не по годам рассудительной. Мириам говорили, что она сама была такой же в детстве. Упрямая и своенравная. Рано повзрослела. Она вздохнула и снова задвинула шторы. Она многое помнила из детства. После развода многие из воспоминаний просто исчезли. Мама с папой собиралась развестись. Она помнила, как начала сомневаться в пятнадцать лет. Она думала так: они врали все это время. Но это было давно. Она была зла. Очень зла. В основном на отца. Холгер Мунк, следователь по делам об убийстве. Она так гордилась им все эти годы. Мой папа – полицейский. Он посадит твоего папу в тюрьму, если он сделает что-нибудь плохое. Но он обидел ее. Он сделал так, что маме пришлось найти другого мужчину. Мужчину, к которому Мириам не имела никакого отношения. Сейчас она стала старше, конечно, но это все еще не выходило у нее из головы. Они были так близки. Она с папой. Ей уже давно очень хотелось объясниться с отцом. Сесть рядом с ним и сказать, прости, папа, прости, что я была такой строгой с тобой, но она как будто не могла этого сделать. Упрямая и своенравная. Она почувствовала: время пришло. Скоро. Скоро она скажет ему это.
– Ну скажи, мама.
– Ладно, Марион, тебе надо подняться в спальню и уснуть, справишься?
– Это так трудно, – сказала светловолосая девочка. – Я все время думаю о ДракуЛауре и Фрэнки Штейн. Они дома совсем одни.
Куклы, которых папа недавно купил Марион.
– О, у них все хорошо.
– Откуда ты знаешь?
– Я говорила с папой, и он сказал, что у них все в порядке. Они передавали тебе привет.
Марион улыбнулась.
– Ты говоришь неправду, мама!
– Я? Неправду? Почему ты так решила? – улыбнулась Мириам.
– Потому что они не умеют разговаривать.
– Ну они же разговаривают, когда ты играешь с ними?
– Ну, мама, это же мой голос, ты что, не слышала?
– Твой голос? – Мириам притворилась удивленной. – А я думала, это они разговаривают…
Марион рассмеялась.
– Иногда тебя так легко обмануть, мама.
– Правда?
– Ага.
– А ты часто меня обманываешь?
– Конечно!
Марион потянулась за пледом и завернулась в него, положив голову на грудь маме. Мириам чувствовала тихое сердцебиение дочки.
– И когда ты обманываешь маму?
– Когда говорю, что почистила зубы.
– Значит, ты их не почистила?
– Почистила, но не очень хорошо.
– Значит, когда я спрашиваю, хорошо ли ты почистила зубы, ты этого не делаешь?
– Нет, – ухмыльнулась девочка.
– А как же ты их тогда чистишь?
