Мороз по коже. 22 уютных святочных детектива от авторов мастер-курса Татьяны Гармаш-Роффе - Янина Олеговна Корбут
— Отдам, говорит, что хош, да только пусть Данила жениться на мне, — поведала дьячиха. — Ах, бесстыдница. Насилу ноги унесла от такого святотатства.
Пересказала Агафья и свой страшный сон.
— Вот и получается, что ведьма она и есть ведьма.
Наконец рассказчица перевела дух, притихла.
Опомнившись, что не одета, выбежала в сени, умылась, причесалась. А когда нанесла воды, вымела хату, села возле окна, пригорюнилась.
— Поди, сходи к Даниле, — пристально глядя на Тимошку, проговорила Агафья. — Вдруг беда с ним. Проверь, жив ли, здоров. Как бы Данила в проруби не утоп. Верю я снам своим, всегда у меня всё сбывается, что приснилось. А я тебе покамест квасу нацежу и вареников налеплю.
Деваться некуда хлопцу. Оделся наскоро и побрел на хутор.
Было ясное морозное утро.
Едва только Тимошка завернул к крыльцу, как навстречу к нему с папироской во рту вышел из сеней войсковой писарь. Тот самый, что хвалил его за науку.
— Вишь ты, как поспел уж, хлопчик! — сказал он, увидав Тимошку.
Тот в недоумении посмотрел на писаря.
— А что так?
— Эге, признавайся! Чего явился спозаранку к Даниле?
Поведал ему Тимошка про сон дьячихи, про её опасения насчёт есаула. Однако, утаил он про святочное гадание панночки Ганны.
Рассказ хлопца насторожил писаря.
— С какой стати дьячихе Агафье сон привиделся про Данилу? Уж не сама ли она его утопила? — погрозил писарь, был он возбужден выпитой поутру горилкой, подаренной кумом к Рождеству.
— Господь с вами! Где видано, чтобы старая женщина утопить могла казака?
— Э, голубчик, а вдруг в старухе дьявол сидит? Не зря пан воевода большой зуб имеет на вас церковных.
Вспыхнул Тимошка от несправедливости.
— Напраслину наводите, пан хороший.
Щурился и скалил зубы писарь, не хотелось ему ни с чем разбираться в праздник. Дома ждала его почти целая бутыль горилки. Быстро сообразил он на кого можно дело переложить. Тимошка — хлопец сообразительный. Пусть разбирается, а он тем временем горилку прикончит. И рассказал писарь, что ни в хате, ни в войсковой канцелярии не могут отыскать Данилу. Пропал есаул с позапрошлого дня.
— Смотри, семинарист, даю тебе сроку два дня. А не то, отвечать старой ведьме перед паном воеводой, если не отыщешь есаула, — припугнул писарь для пущей острастки. — Добре, ступай к Даниле в хату, ищи концы.
Не успел опомниться Тимошка, а писаря уже и след простыл.
Деваться некуда.
Осмотрел хлопец хату есаула. Там накрыт был праздничный стол на две персоны с недоеденными кушаниями. На диване разложены игральные карты.
После осмотра постоял Тимошка возле коня, привязанного к облучку телеги, похлопал его по загривку. Пегий конь мирно жевал зерно, насыпанное утром подручным Данилы, и в сонной истоме выдыхал пар в студёный воздух.
Стал Тимошка искать нагайку под навесом, не нашёл. Вернулся в сени. В углу на полу увидел пастуший кнут, поднял его, оглядел.
Искали есаула всем селением.
Возле проруби на реке нашли его шапку, покромсанный бархатный камзол, в котором Данила выгуливал коня. Поодаль отыскали именной нож Варлаама. И решили, что он порезал и утопил есаула в проруби. Как назло, река уже подмёрзла, снегом её припорошило. Ни следов, ни тела отыскать. Тут припомнили давешние разговоры про пропавшего пасечника Гришаню. Недолго думая, Варлаама арестовали. Тот особенно не отпирался. По подозрению в двойном убийстве закрыли его под замок в кузнице и поручили кузнецу и двум казакам следить за преступником, чтобы не сбежал. Хуторская кутузка была переполнена простым рабочим людом, потому сажать Варлаама туда не стали. Все-таки душегубец, убийца, а не рванная пьянь какая-то. После праздников, как распорядился пан воевода, отправят его в городскую тюрьму, а после суда, если повезет — на каторгу.
Возле кузницы появилась и панночка Ганна, постояла немного. Была она бледна. Но через бледность блистали её аппетитные формы, длинная до земли коса и лицо с чёрными игривыми глазами, вздернутым носиком и ямочками на щеках. Тимошка аж залюбовался ею. Потом панночка оглянулась, увидела пожирающие взгляды хуторских мужиков, стыдливо потупила глаза. Словно испугавшись, отскочила назад и ушла.
Было уже под вечер, когда Тимошка вернулся в церковную сторожку. Выглядел он озабоченным. Про угрозы писаря не стал он говорить, только рассказал про утопленника Данилу.
Агафья тяжело вздыхала, слушая его.
— Господи, что за охота была панночке затеять святочное гадание. Ох, погубила она Данилу, погубила. — сказала дьячиха и показала Тимошке яркий рушник.
— Что это?
— Была я в церкви. Забыла панночка свой рушник. Куда девать его теперь?
— Можно возьму? — попросил Тимошка.
— Даром что ворожила панночка! — зевнула Агафья.
Задумала она пожурить хлопца, но махнула рукой и, не говоря ни слова, спрятала рушник за кофтой.
Утром по свежему снежку Тимошка шагал к воротам. Обернулся, услыхав позади себя голос дьячихи:
— Постой, — позвала она и протянула рушник, — Бери, уж. Только спрячь, не показывай никому.
Тимошка поблагодарил за одолжение и сунул в карман рушник.
Весь день его не было.
Не появился он и вечером. С перепугу дьяк Никодим забыл про свою хворь, разволновался, куда племянник пропал.
К обеду следующего дня откуда-то издалека послышались бубенцы. Во двор сторожки въехали сани, запряжённые тройкой лошадей, украшенные лентами и бубенчиками с весёлым переливчатым звоном. А в санях Тимошка, облепленный снегом.
Агафья сразу узнала упряжку пана воеводы. Такие лихие рысаки только у него и водятся. От удивления она вскрикнула и взглянула на мужа. Тот молчал. Стоит себе в сермяжном кафтане, с длинными закрученными усами и седоватой бородкой.
Тимошка голодный, с порога еды попросил. Скинул с себя овчинный полушубок, мокрый от снега, уселся к столу ближе к горячей печке.
Улыбался он, забивая рот едой, сверкал счастливыми глазами и поглядывал то на дьяка, то на дьячиху. Те терпеливо ждали, пока хлопец насытиться.
Когда с тарелки исчезла последняя галушка, крякнул дьяк.
— Ну, всё, кажись наелся.
— А позвольте спросить, дядечка, как ваше здоровье? — начал было Тимошка, но дьяк его остановил.
— Как конь здоров. Говори уж, не томи.
— Так вот. Первым делом был я у пана воеводы.
— Как?! У самого пана воеводы? — воскликнула дьячиха.
Дьяк цыкнул на неё, давая понять, что племянника перебивать нельзя.
— Да тётенька, — подтвердил Тимошка. — Только вы не волнуйтесь. Показал я ему ту вещь, что нашёл возле церкви. Сказал ему — так мол и так, не хорошо получается пан воевода. Глядите, во что церковь превратили. Отменили богослужения и теперича ведьмы гадание по ночам устраивают. Нехорошо это, не по-божески. Что люди добрые скажут?
— Что за вещь такая? — вырвалось
