Когда миллиона мало - Анна Витальевна Литвинова
Джованни (не уставал повторять, что только благодаря ей) восстановился после операции быстро. Врачи сняли все ограничения – только алкоголя нельзя и серьезных физических нагрузок. Но возвращаться домой даже не думал. Продлил свой номер в «Астории» и уверенно заявил:
– Без тебя никуда не полечу.
И мягко, ненавязчиво, бережно продолжал ухаживать. Бродили по городу. Обедали в красивых местах. Слушали хорошую музыку. Иногда заходили в его люкс. Чаще – в ее квартиру.
Джованни всегда видел, когда она уставала, и умел вовремя уйти. Ни капли не обижался, если отменяла свидания. Поцелуи бережные, секс трепетный. На ночь не оставался – понимал, что может быть в тягость.
Когда после ее операции миновал месяц, завел разговор:
– Ты бы где жить хотела?
Богдана честно ответила:
– Для меня Питер – лучший на земле город.
Джованни опечалился:
– А я себя здесь как в музее чувствую. Все красивое, но холодное. Поехали ко мне в Бергамо! Солнце, сады, воздух, фрукты!
Итальянский вид на жительство Богдана восстанавливать не стала. Но десять лет отлучения от Европы давно истекли, поэтому Шенген теперь имелся – и по работе ездила, и отдыхать. Хотя именно в Италию совсем не тянуло – ни ее, ни Сильву.
– Не бойся, тебе совсем не будет там скучно, – уговаривал Джованни. – У нас часто концерты, фестивали, рядом Милан, Швейцария, да и вообще вся Европа рядом. Цивилизация. Медицина. Извини, что напоминаю, но мы оба уже не так юны. Обременены болячками. Заслужили жить – в комфорте, покое и безопасности. А в вашей стране чувствуешь себя, как на пороховой бочке.
– Мне нормально. Да и работа здесь. Ученики. Пациенты, – переживала Богдана. – Как я могу их бросить?
– Ну, давай хоть в гости! У тебя все равно пока больничный. А лететь уже можно, я сам спрашивал у синьора Вахтанга. Моя страна не заслуживает, чтобы ее ненавидели. Дело чести: чтобы ты, наконец, ее полюбила!
И Богдана не стала кочевряжиться. Джованни – прекрасный мужчина, реально ей нравится. И разве она не заслужила, пусть на склоне лет – находиться рядом с кем-то не потому, что другого выхода нет, а просто для удовольствия?
Когда согласилась лететь, Джованни страшно обрадовался, стал выспрашивать:
– Куда бы ты хотела? Балкон Джульетты? Венеция? Сицилия? Швейцарские термы?
Но, пусть она мысли читать не умела, понимала – устал он кочевать. Шутка ли: два месяца в чужой стране, да еще по больницам. Поэтому предложила:
– Мы можем начать с Бергамо?
Джованни просиял. Обнял. Нежно прошептал:
– Какая ты все-таки удивительная!
* * *
Судя по тому, что в Питере Джованни жил в «Астории», Богдана боялась: привезет ее в особняк покруче, чем у Марио с Пириной. Но у дона Сальваторе оказался всего лишь таунхаус на две семьи – в спокойном, правда, районе, с аккуратным садиком и отдельным входом.
– Слава богу, – искренне обрадовалась Богдана. – Я боялась, у тебя замок фамильный. В Читта Альта[48].
Джованни усмехнулся:
– В чем смысл? Толпы туристов. Шум. Огромные налоги. Реставрация только по согласованию с архитектурным советом. Большие расходы на содержание. То же самое, что на вашей Дворцовой площади жить.
Лучшая комната в доме оказалась хозяйской спальней. Матрас, несомненно, стоил целое состояние, подушки можно по меню выбирать, как в отеле. Окна огромные, панорамные, но плотные шторы заботливо защищают от солнца. В примыкающей ванной – две раковины (над каждой свой шкафчик). Джованни гостеприимно суетился, показывал:
– Раковину себе вот эту бери, здесь зеркало лучше и места для косметики больше. А одеяло тебе верблюжье или пуховое?
Ох, давно Богдана не спала в одной комнате с мужчиной! Пока с Игнацио жили, вечно удирала в гостиную (храпа не слышать, и чтобы не пристал лишний раз). С Мироном даже не обсуждали – тот сразу поселил ее отдельно, сказал, что беспокоить не хочет: ночами, мол, просыпается, бывает, на звонки отвечает или почту просматривает.
Каково, интересно, – засыпать в объятиях любимого? И в первую ночь – настоящий романтический фильм – после бурной страсти задремала у Джованни на плече. Сквозь сон слышала: он аккуратно высвободил руку. Заботливо укрыл.
В комнате приятная прохлада, из окна тянет свежестью – кондиционированный воздух оба не любили. Богдана надеялась: яркий секс, комфортное ложе, удобная подушка, тишина и темнота помогут проспать до утра.
Но посреди ночи проснулась. Джованни посапывает – слегка, не противно. На ее тумбочке часы – тоже хитрые. В темное не светятся, показывают время, только если рукой коснешься.
Четыре утра. Сна ни в одном глазу. Да еще голова начала болеть. Тихонько бы выйти, сбрызнуть запястья маслом мяты. Может быть, пранаяму сделать. Тихо, осторожно начала спускать ноги с кровати – Джованни сразу зашевелился, но не проснулся. Притянул к себе, обнял. Приятно в его объятиях. Улыбалась, грелась. Но уснуть не смогла. И голова трещать продолжает.
Задремала только к семи. А уже в девять шторы, повинуясь пульту, распахнулись, блеск солнца ослепил. Джованни, в бархатном домашнем халате, сервировочный столик катит. Теплые круассаны, фрукты, сыры с виноградом, кофе, свежевыжатый сок. Улыбка счастливая:
– С добрым утром, любимая!
И как сердиться, что разбудил? Да и объяснять, что не завтракает сразу после пробуждения, не стала. Вместо того чтобы сначала попить (как привыкла) теплой воды с лимоном, принять душ, выполнить приветствие солнцу, начала набивать желудок сахарами и углеводами.
«Ерунда, – успокоила она себя. – Главное – любовь. Растолкую ему постепенно свой образ жизни. Найдем компромисс».
Но голова – видно, от перелета, смены климата и пренебрежения полезными привычками – совсем в разнос пошла. Пришлось еще один принцип нарушить: принять из рук Джованни итальянскую болеутоляющую таблетку.
Подействовала, надо признать, куда быстрее родимого парацетамола. Но теперь разболелся живот, и Богдана уже почти в отчаянии подумала: «А не старовата ли я для принцессы?!»
Джованни – бодрый, румяный, счастливый – спешил показывать ей город, и, конечно, она не стала кислиться и причитать. Нарядилась и даже подкрасилась. Натуральность в ее возрасте только йоги оценят. А итальянские матроны будут потом шептаться, что богатый холостяк из России какую-то бледную мышь привез.
– Начнем, конечно, с Читто Альто? – предложил Джованни.
Богдана улыбнулась:
– А ты детство здесь провел? В Бергамо?
– Да.
– Тогда лучше покажи мне, где в первый раз поцеловался!
– Шутишь?
– Ни капли. В туристическое место еще успеем. Не забывай, я из Питера. Сама устала бесконечно показывать гостям Исаакий и Невский.
Он заулыбался:
– Ну, в школьный двор – это совсем скучно. Зато можем сходить к Венецианской стене. Все подростки по вечерам там торчали.
