За пеленой лжи - Евгения Горская
Федор несколько минут шел молча.
– Я вернулся домой, а на следующий день снова поехал в Москву. По телефону звонить не стал, пришел к ней домой.
Молодой человек на самокате проехал мимо, вильнул, чтобы не задеть Федора.
– Я думал, Юля обрадуется, но она только сказала, что сначала отомстит. Потом будет обо всем другом думать.
– Кому отомстит? – быстро спросила Маша.
– Не знаю.
Нина ошибалась, когда утверждала, что Маша плохо знает людей и жизнь.
Маша отлично понимала Федора.
Он тогда решился уйти к Юле, и его волновало только это. Ее проблемы его не интересовали.
– Я только потом узнал, что Юлю убили, от тети Кати. Мне нужно было какое-то время, чтобы это осознать. – Он тяжело вздохнул и остановился. Маша тоже остановилась. – Пожалуйста, оставь мою семью в покое. Дай мне наладить жизнь.
Навстречу прошла пожилая пара.
Федор проводил пару глазами, посмотрел на Машу и криво усмехнулся.
– В тот день, когда Юлю убили, моя жена была дома. Сережа болел, и она осталась с ним. А я был на работе, можешь навести справки. Жена не знала, что я хотел ее бросить. Этого никто не знал.
Парень на самокате проехал в другую сторону. Ему снова пришлось вильнуть, чтобы объехать Фе-дора.
– Вы ночевали в больнице не в свою смену.
– А где мне было ночевать? Я тогда сказал жене, что у меня внеплановое дежурство.
Он врал жене до последнего.
– Хотел к тетке напроситься, но она еще накануне сказала, что на порог не пустит ни меня, ни Юлю.
Федор молча повернулся и быстро пошел назад.
Он шел ссутулившись.
Его не интересовали Юлины проблемы тогда и не слишком интересовало, кто убил Юлю, сейчас.
Его интересовал только он сам.
Маша повернулась и заспешила домой.
* * *
– Да! – вежливо ответила незнакомому абоненту Нина. – Алло!
– Нина Александровна? – угрюмо уточнил мужской голос.
– Да!
Потом она только это и повторяла.
– Да… Да…
– Кто? – подошел Виктор.
– Любовь Васильевна умерла, – Нина сунула телефон назад в сумку. – Моя бывшая свекровь.
– Почему они звонят тебе?
– Не могут дозвониться Илье Никитичу. Я дала свой телефон, когда Любовь Васильевну забирала «скорая». – Нина подумала и тяжело вздохнула. – Ну вот и все!
– Что все? – не понял Виктор.
– Так… – грустно улыбнулась она.
Со смертью свекрови все Нинины тайные мысли уже не имели значения. Любови Васильевне больше не грозил земной суд, разве что небесный, но в него Нина не верила.
Свекор не отвечал.
Он не ответил ни через час, ни через два.
– Поеду к нему в квартиру, – решила Нина.
– Хочешь, вместе поедем?
Виктору не хотелось ее отпускать. Нина почувствовала прилив щемящей благодарности.
Когда все закончится, она будет ему лучшей женой на свете.
Со смертью свекрови все уже закончилось, но Нина к этому еще не привыкла.
– Нет, – покачала она головой. – Я одна.
Она заглянула в шкаф, выбрала свитер потемнее, надела джинсы.
– Я не любила свекровь, – глядя в зеркало, призналась Нина.
Виктор промолчал.
– Я ее не любила, а она меня. – Зачем она все это говорит?.. Новая жизнь уже началась, не надо тянуться к прошлому. – А теперь мне кажется…
Теперь ей кажется, что она в чем-то страшно виновата перед свекровью.
– Ты точно не хочешь, чтобы я с тобой поехал?
– Точно.
– А если свекра нет дома? Будешь стоять перед закрытой дверью?
Нина пожала плечами и потянула Виктора к двери.
У подъезда они поцеловались, сели в свои машины и разъехались. Как миллионы счастливых пар.
Виктор оказался прав, Илья Никитич дверь ей не открыл.
Она нажимала и нажимала кнопку звонка, не зная, что еще можно сделать.
От страха, что свекру плохо и сейчас он, беспомощный, не может подойти к двери, и уже никогда не сможет подойти, ноги сделались слабыми, захотелось сесть на пол.
Она не знала, любила ли свекра. Наверное, нет. Но она его уважала, это точно.
И уж совсем точно, что, независимо от ее любви или нелюбви, свекровь и свекор странным образом успели стать ей родными.
Она не надеялась, что Илья Никитич выйдет из подошедшего лифта, и на зашумевший лифт обернулась машинально. Она так обрадовалась, увидев его, что не сдержалась и быстро его обняла.
Илья Никитич посмотрел на нее со спокойным недоумением.
– У меня плохие известия, – отведя глаза, сказала Нина. – Любови Васильевны больше нет.
Свекор продолжал стоять на месте, только на секунду закрыл глаза.
– Мне позвонили из больницы. Они не смогли вам дозвониться.
Он медленно шагнул к двери, отпер замок. Положил на тумбочку телефон, который до этого нес в руках.
Стал снимать куртку и пошатнулся. Нина успела за него схватиться, но Илья Никитич взял себя в руки, выпрямился. Куртка волочилась по полу, Нина наклонилась, чтобы ее поднять, но свекор куртку из рук не выпустил, дернул из Нининых рук, повесил на вешалку. И, не отрывая от куртки руки, глухо произнес:
– Ниночка, я хочу побыть один.
– Да, – быстро кивнула Нина. – Да-да.
– Я тебе позвоню.
– Да, – она попятилась к двери и вышла из квартиры.
За спиной прошуршал замок.
Нина вызвала лифт, спустилась вниз, вышла из подъезда. Медленно пошла к арке, ведущей на улицу.
Внутренний карман куртки свекра оттопырился, когда она ее поднимала.
В кармане лежал пистолет. Он почти вывалился, когда куртка волочилась по полу.
* * *
Больше не надо было ничего предпринимать. Любе больше ничто не грозило.
Илья прошел на кухню, машинально включил чайник.
Оставленный на тумбочке телефон зазвонил. Он включил его за несколько минут до того, как поднялся в квартиру. Ему надо было сообщить электронной системе, что он освободил машину. Пока возвращался в прихожую, телефон замолчал. Тут же зазвонил снова.
Звонил похоронный агент. Московского мэра было за что ругать, но было за что и похвалить, похоронная служба в городе работала отлично.
– Приезжайте, – бросил ему Илья и продиктовал адрес.
Чайник успел вскипеть и отключиться. Илья бросил пакетик с заваркой в кружку, залил кипятком.
Нужно подыскать кого-то вместо Фаины, чтобы приносила продукты и готовила что-нибудь элементарное. Или просто покупала готовую заморозку, он в еде неприхотлив.
Облегчение оттого, что больше не надо ничего предпринимать, было таким сильным, что даже затмевало горе от потери жены.
Он знал, горе придет.
Того, о чем он мечтал, тихой спокойной старости, не будет. Тихая спокойная старость возможна только вместе с женой, а одиночество в любом возрасте тягостно.
Они с Любой оба знали, что сын умрет. И знали, что смогут это пережить.
Теперь этого не было.
