Морье Дю - Козел отпущения

Я тихонько поднялся на второй этаж и прошел по коридору к гардеробной; повернул в замке ключ. Когда открыл дверь, я наступил на листок бумаги, подсунутый под него. Он был розовый, с веточкой цветов в уголке; я смутно припомнил, что такую бумагу и конверты кладут в наборы, которые дарят детям на день рождения или на Рождество. Круглым, неоформленным почерком там было написано: .

Я положил бумажку в карман и сел в кресло у открытого окна. Чувство подавленности нарастало. В действие пришли какие-то силы, неподвластные мне. Лучше бы я не уезжал из замка, лучше бы не было этих часов свободы в Вилларе. Там в пять утра горожане уже были на ногах, и случайные утренние звуки радовали мое ухо, но здесь, когда церковные часы пробили семь, ничто не нарушило тишину и единственные живые существа были черно-белые коровы, выходящие, как привидения, из ворот фермы и бредущие в парк.

Я продолжал сидеть у окна, дожидаясь, когда в урочное время Гастон принесет мне завтрак. Было, должно быть, около восьми, когда я услышал в коридоре торопливые шаги, стук в дверь спальни -- к Франсуазе, не ко мне, -невнятный шум голосов, восклицания, вскрики. Затем забарабанили в дверь ванной, которую я еще не отпер, кто-то с грохотом дергал ручку, раздался голос Франсуазы, пронзительный, настойчивый:

-- Жан, Жан, ты не спишь?

Я соскочил с кресла, вынул из кармана ключи и отпер дверь. Франсуаза, бледная, осунувшаяся, стояла перед дверью в ночной рубашке, за ее спиной -Жермена, а в глубине комнаты высокая костлявая фигура -- Бланш, с укором глядящая на меня без единого слова.

Я протянул руку, чтобы поддержать Франсуазу.

-- Не волнуйся, -- сказал я. -- Ничего не говори. Маман плохо, да?

Франсуаза удивленно, словно не веря сама себе, взглянула на меня, затем, поверх моего плеча, окинула взглядом комнату.

-- Маман? -- переспросила она. -- Нет, конечно. При чем тут маман? Что с ней могло случиться? Где Мари-Ноэль? Она исчезла. Жермена зашла, чтобы ее разбудить... постель не смята, девочка даже не ложилась. Она и не раздевалась, чтобы лечь. Если ее нет у тебя, значит, ее нет нигде. Она исчезла, ушла, пропала без вести.

ГЛАВА 19

Все лица повернулись ко мне. Я видел полуодетого Поля на пороге спальни, а рядом с ним Рене, разбуженных той же суматохой, что и я. Глава семьи -- я -- был за все в ответе: решений, планов ждали от меня. Первой моей заботой была Франсуаза, дрожавшая от холода в одной ночной рубашке.

-- Иди в кровать, -- сказал я, -- мы скоро ее найдем. Ты тут ничем не можешь помочь.

И, несмотря на ее слезы и протесты, Бланш повела Франсуазу обратно в спальню.

-- Возможно, девочка в парке или в лесу, -- сказал я, -- дети часто встают рано. Совсем не обязательно всем нам впадать в истерику.

-- Но она даже не ложилась, говорю тебе! -- вскричала с порога Франсуаза. -- Жермена вошла к ней в комнату, чтобы позвать, а там все на месте, ничего не тронуто, и ночная рубашка сложена, и постель не смята.

Жермена плакала навзрыд, ее круглое розовое лицо было мокро от слез, глаза распухли.

-- Постель была точь-в-точь как я ее расстелила вчера вечером, господин граф, -- всхлипывала она. -- Мадемуазель даже не раздевалась. Она ушла в своем лучшем платье и легких туфельках. Она простудится до смерти.

-- Кто последний ее видел? -- спросил я. -- В котором часу она пошла спать?

-- Она была у Бланш, -- ответила Франсуаза. -- Бланш читала ей, да, Бланш? И отправила в детскую около половины десятого. Она была очень возбуждена, не могла усидеть на месте.

Я взглянул на Бланш -- лицо у нее было застывшее, напряженное. На меня она не смотрела.

-- Вечно одно и то же, -- сказала она Франсуазе. -- Отец взвинчивает ее, играет на ее чувствах, и она потом способна выкинуть любой номер.

-- Но Мари-Ноэль не видела Жана весь вечер, -- прервала ее Рене. -- Жан спал у себя. Наша ошибка в том, что мы позволяем девочке участвовать во всех праздничных событиях и общаться со взрослыми. Вчера она весь день старалась быть в центре внимания. Это сразу бросалось в глаза. Естественно, она перевозбудилась.

-- А мне показалось, что она была тише, чем обычно, -- сказал Поль, -во всяком случае, вечером у нее был какой-то подавленный вид. И не удивительно, если вспомнить, что это был за день. Представляю, как смеется над нами вся округа от Виллара до Ле-Мана! Вы ничего не потеряли, -обратился он к Франсуазе, -- оставшись в стороне.

Залитые слезами глаза Франсуазы обратились от него ко мне.

-- Неужели ты так напился? -- спросила она. -- Что подумают люди?!

Жермена изумленно смотрела на нас из своего угла.

-- Пойдите скажите Гастону, что я велел начать поиски вокруг замка и в парке, -- сказал я ей. -- Пусть захватит Жозефа и любого, кто есть поблизости. Месье Поль и я спустимся через несколько минут.

-- Если хочешь знать мое мнение, -- сказал Поль, -- вот оно: девочка убежала из дому, потому что Жан выставил себя на посмешище перед всеми соседями. Ей было стыдно за него. Всем нам тоже.

-- Ты ошибаешься, -- сказала Рене, -- я сама слышала, как Мари-Ноэль говорила всем направо и налево, что Жан -- самый мужественный человек на свете, но никто, кроме нее, не знает -- почему. Ох уж эти мне не по годам развитые детки! Мне было так неловко... не представляю, что все думали про нее.

-- Мужественный? Что она хотела этим сказать? -- спросила Франсуаза.

-- О да, действительно, надо иметь мужество -- своего рода, -- чтобы сознательно отравить день всем -- и гостям, и домашним. Когда это бывало, чтобы после конца охоты из пятидесяти приглашенных вернулось в замок не более двадцати?! Я бы стерпел, если бы это запятнало лично меня, но ведь пятно ложится на всю семью де Ге.

-- Виновата погода, -- сказала Рене. -- Все промокли до нитки.

Пререкания прервал стук в дверь, все обернулись с надеждой и ожиданием, но на пороге появилась всего лишь Шарлотта, на ее худом, неприятном лице было написано сознание собственной важности.

-- Простите, господин граф, и вы, мадам Жан, -- сказала она. -- Я только что услышала, что Мари-Ноэль пропала. Думаю, я была последней, кто видел ее. Когда я вчера вечером поднималась наверх, я случайно кинула взгляд в коридор и увидела, что она стоит на коленях у двери в гардеробную. Она хотела пожелать доброй ночи своему папа. Но вы ее не услышали, господин граф.

-- И неудивительно, -- ввернул Поль.

-- Почему же она не постучалась тогда ко мне? -- воскликнула Франсуаза. -- Я еще не спала. Она ведь прекрасно знает, что стоит ей постучаться, и я открою.

-- Это я виновата, мадам Жан, -- сказала Шарлотта. -- Я сказала девочке, чтобы она ни в коем случае не беспокоила своего папа, ведь у него столько сейчас забот, и вас, мадам, ведь вы так нуждаетесь во сне, раз ребеночек вот-вот появится на свет. Маленький дружок, сказала я Мари-Ноэль, которого ей посылают небеса, чтобы она его любила и заботилась о нем.

Глаза-пуговки стрельнули в мою сторону и потупились; с раболепной подобострастной полуулыбкой на стиснутых лиловатых губах Шарлотта смотрела то на Франсуазу, то на меня. Я подумал о другой гардеробной комнате -- рядом со спальней в башне наверху -- и о том, что Шарлотта видела переставленные коробки в шкафчике над раковиной и догадалась о моем посещении вчера вечером. Она не выдаст меня, как и саму себя. Мы сообщники, и, как это мне ни противно, изменить я ничего не могу.

-- Так, ясно, -- сказал я, -- а что же дальше?

-- Она немного расстроилась, господин граф. Она сказала: . Ее собственные слова. Я ушам своим не поверила. Я сказала ей, что говорить так -- дурно, и господин кюре ее не похвалит за это, и ни один человек в Сен-Жиле. Когда ребеночек родится, мы все будем его любить, сказала я ей, начиная от папа до Цезаря, ведь его так долго ждали. Потом мы вместе дошли до черной лестницы и девочка направилась к себе в комнату, а я пошла наверх к госпоже графине, которая спала спокойно, как ангел.

Другими словами -- лежала в беспамятстве благодаря моему подарку. Возможно, это было одно и то же. Сейчас это не имело значения. Значение имело одно: Мари-Ноэль исчезла, а исчезла она потому, что я уехал в Виллар, а не остался в замке.

-- Как вы думаете, мадемуазель, -- спросила Шарлотта, обращаясь к Бланш, -- не могла ли малышка побежать в церковь? В конце концов... -- Она приостановилась, какой-то миг пристально смотрела на меня с еще более подобострастным выражением. --...Если у нее есть что-нибудь на душе, чего она стыдится, она, скорее всего, пойдет к господину кюре и попросит, чтобы он ее исповедовал.

-- Нет, -- сказала Бланш, -- сначала она придет ко мне.

Поль пожал плечами.

-- Вам не кажется, что прежде всего нам надо одеться? -- спросил он. -Потом Бланш может пойти в церковь, а мы с Жаном присоединимся к Гастону. Конечно, -- тут он взглянул на меня, -- если ты достаточно оправился после вчерашнего, чтобы участвовать в поисках.

Ничего не ответив, я повернулся и пошел обратно в гардеробную. Подошел к окну, посмотрел вниз, в сухой ров. Там не было ничего, кроме сорной травы и плюща, и маленькое тельце в голубом платье на дне, изуродованное, ненужное больше, я видел только в воображении.