Саша Южный - Побег из Вечности
Что надо этому идиоту? Какой к черту киллер? Мы ничего не совершали. Всего лишь зашли помыть руки – мысли мелькали в моей голове со скоростью света. А если наши с Холстом приметы разослали по всему Евросоюзу? Что вполне могло быть. И у этого служаки оказалась хорошая память на лица. Он нас узнал. Это было невероятно и не укладывалось в сознании. Мы неделю проболтались в Риге. Нас видел не один полицейский. Холст ездил в машине без прав. И вот когда до пересечения границы оставалось максимум полчаса, нас взяли. Этот кретин-полицейский словно ждал нас, засев в засаду в сортире. И теперь взял, проявив служебное рвение. Наверняка он желал поощрений по службе. Для этого ему нужно было сделать один пустяк – засадить Холста навечно в тюрьму. В отличие от него, мне грозило лишь обвинение в пересечении границы по фальшивым документам. Максимум три года. Хотя почему фальшивым? Паспорт настоящий. Я гражданин Швейцарии. И розыск по моим приметам снят, поскольку Борецкий уже сидит, – все это тоже очень быстро пронеслось в моей голове. Я смерил взглядом расстояние от себя до полицейского. Бесполезно! Он успеет пару раз выстрелить, прежде чем я до него доберусь. Я покосился на вход. Он был совсем рядом. Если отвлечь внимание полицейского, Холст успеет выскочить. Только куда ему потом деться? Но попытаться всегда стоит, потому что всегда есть хоть и ничтожный, но шанс! Я закрыл кран с водой, взглянул на полицейского и направился к окну. Мне казалось, что вот сейчас раздастся окрик, но ничего такого не произошло. Я взялся за ручку окна, открыл его и беспрепятственно выбрался наружу. Полицейский не отвлекся. Его даже не смутило то, что я вылез в окно, а не вышел в дверь. Надо было срочно что-то предпринимать.
Я окинул глазами территорию пропускника: вереница машин, фигуры таможенников, одна возле входа в служебное помещение, вторая рядом с «мерседесом», с открытым багажником. Чуть дальше два пограничника. Неожиданно мой взгляд уперся в полицейский автомобиль. Марку отсюда нельзя было разобрать. Он стояла за шлагбаумом, немного в стороне от вереницы машин. Вот откуда взялся полицейский. Я опять окинул взглядом территорию пропускника. Внезапно автомобиль полиции включил фары и проехал под открывшийся шлагбаум.
Чтобы не маячить на виду, я подошел к «вольво» и сел в него. Меж тем полицейская машина – это был «Форд-Мондео», подъехала и встала у торца здания, всего в нескольких метрах от меня. Из нее выскочили и скрылись в помещении двое полицейских. Вскоре вывели Холста в наручниках. Он окинул взглядом пространство вокруг себя, возможно, хотел увидеть меня, и вдруг рванулся прочь. Его успели схватить. Возникла короткая возня. Холст рвался и что-то кричал. Полицейские втроем толкали его в машину. Все, кто был вокруг, с любопытством смотрели на эту сцену. И только я один понимал, почему так кричит и рвется Холст. Он не хотел обратно в Вечность. Он окончательно сойдет там с ума, подумал я. И в этот момент Холст, уже почти полностью находясь внутри машины, вдруг как-то неожиданно легко оказался снаружи. При этом полицейские, словно кегли, разлетелись по сторонам. Один упал на землю возле машины, двое удержались на ногах, уцепившись за ее дверцу. Они начали бить Холста, пытаясь загнать его обратно в салон. Лучше бы они этого не делали. Потому что он вдруг схватил одного из них и, играючи, отшвырнул в сторону. Полицейский, пролетев пару метров, ударился об опору и затих. Другого Холст просто смял, как мнут руками картонный ящик, и бросил на его коллегу, который уже поднимался с земли. Оба упали. Один из них выхватил пистолет, но передернуть затвор не успел. Холст схватил его сразу за обе руки в районе запястий и резким движением сломал их. Мне показалось, что я слышу хруст костей.
У Холста, видимо от шока, начался приступ. В последнее время они практически прекратились, а сейчас это произошло опять, причем на несколько часов раньше обычного. Холст диким взглядом окинул площадку, зарычал и вдруг кинулся к выходу на латвийскую сторону. Я развернул «вольво» и поехал вслед за ним.
Пока я объяснялся с пограничником у шлагбаума, Холст исчез. Я проехал по дороге метров двести, ожидая обнаружить его. Но Холста не было. Наверное, ушел в лес. Я сдал задом назад, прижал машину к обочине и с фонарем в руках влез в мокрые кусты. Желтое пятно света металось из стороны в сторону. Я шел по придорожному лесу, громко читал стихи, которые в тюрьме заставил выучить меня Холст, время от времени останавливался и прислушивался. У меня было совсем мало времени, чтобы найти его. Найти, посадить в машину, а лучше в багажник и лететь отсюда сломя голову. Потом можно будет где-то спрятаться, собраться с мыслями и сообразить, что делать. Главное, найти его. Я почти час бродил по лесу, пока не понял, что это бесполезно. Выбравшись на дорогу, я сел в «вольво» и застыл, глядя на огни пограничного пункта впереди. Там стояла скорая помощь и уже три полицейские машины. Потом скорая развернулась и покатила в мою сторону и вскоре проехала мимо. Я зло ухмыльнулся. Полицейский, что ударился об опору, был как раз тем, кто задержал Холста в туалете. Теперь долго ничего не вспомнит. Если вообще вспомнит. Слава, дружище, так легко не дается. Порой надо подставить хребет, и еще не факт, что он выдержит.
Надо стоять и ждать. Вдруг Холст все-таки выйдет из леса. Хотя бы под утро, когда кончится приступ. Я сидел, глядя в темноту, и пытался представить, что сейчас делает, оказавшись одно в ночном мокром лесу и вообще в чуждом для него мире, существо, живущее в голове Холста, что оно чувствует? Страх, одиночество, ужас? Видимо, да.
Когда рассвело, я перегнал машину метров на сто вперед, чтобы не мозолить глаза пограничнику у шлагбаума, и опять принялся ждать, временами впадая в дрему. Холст, наверное, уже пришел в себя и теперь пытается сообразить, где он. В какую бы сторону он ни направится, в любом случае за день выйдет к дороге – не к этой, так к другой или к населенному пункту. Здесь не Сибирь – Латвия. У него наручники. Впрочем, он может их открыть. У него есть деньги и паспорт. Но его фотографии наверняка уже появились во всех полицейских подразделениях. Опасный преступник. Сколько он продержится? День? Неделю? Первая же встреча с полицейским – и прощай свобода. Мы расслабились, размякли и получили свое. «Расслабляться можно только на курорте», – часто говорил Саня. Как он был прав!
Я прождал до обеда и собрался было ехать, но потом передумал. Вдруг Холст еще появится. Если нет, значит, его взяли, либо он ушел в другую сторону. Мы с ним могли бы пересечь границу пешком, как когда-то сделали это с Железо.
Мимо меня медленно двигался поток машин. Так же медленно, как и время. Потом пошел дождь. Ночь я провел в полудреме, просыпаясь от каждого звука, а когда стало светло, завел машину и поехал прочь, решив поискать другой пограничный пункт. Питер теперь был ни к чему.
Пустая мокрая дорога отливала сталью. «Вольво» шел со скоростью сто километров в час. «Холст опять сядет в тюрьму!» – думал я. Это неправильно! Во мне медленно поднималось то самое чувство, которое я испытывал, когда вышел из больницы и меня не встретил Железо. Чувство несправедливости этого мира. Когда человек не может смириться не только с устройством общества, но и с устройством самого мироздания, и он не знает, что с этим делать. Наверное, Железо испытывал то же самое, когда погибли те два парня и девушка с Дальнего Востока. Оно его глодало и не давало покоя даже после того, как было покончено с убийцами, и даже после того, как мы взорвали Маньчжура вместе с его чайным домиком. И тогда Саня поехал в Находку, и, что за резню он там устроил, можно было только догадываться. Когда у человека болит душа, он способен на многое.
К Москве я подъезжал на другой день, в сумерках. Близость города ощущалась лишь по потоку машин, становившемуся все более плотным. Москва не открывалась взгляду внезапно, во всю ширь. Она предпочитала являться фрагментами.
Я поставил машину на стоянку и два дня не выходил из дома. Думал и ожидал телефонного звонка. Но Холст так и не позвонил. Видимо, его взяли. Я ходил взад-вперед по квартире и продолжал думать. Теперь у меня не было в распоряжении Вечности. Холста скоро засадят, и он там окончательно свихнется от безысходности. И тогда его переведут в психушку. Трудно сбежать из Вечности, но из безумия это сделать совсем невозможно, поскольку оно не вокруг – оно внутри тебя.
Ничего оригинального я за эти три дня не придумал. Да и что тут можно было придумать, кроме того, как похитить кого-то из руководства фирмы, причастного к убийству семьи Холстовых. Похитить, выбить у него зубы и признание, записав на видео. Вопрос был в том, кого именно? Кого-то из директоров? Но как узнать, кто из них имеет отношение к убийству? Такую информацию даже в корпорации знают два-три человека, не больше.
