Саша Южный - Побег из Вечности
– Может, я. Как там вход?
– Прилично оденешься, может, не остановят. Если что, сошлешься на Бернштейна.
Мы подъехали к офису в начале десятого и простояли почти час, прежде чем на стоянке появился «Порше-Кайен». Из него выбрался человек. Это был вчерашний тип, только сегодня его физиономия имела слегка помятый вид. Холст взглянул на меня. Я кивнул, и он вышел из машины.
Обратно Холст вернулся на удивление быстро. Прошло минут пять, не больше.
– Поехали, – сказал он, садясь в машину.
– Что, не вышло? – спросил я, заводя мотор.
– Борецкий Роман Михайлович. Сто двадцатый кабинет, – произнес Холст.
Я остановил тронувшуюся было машину и взглянул на Холста:
– Ты не ошибся?
– Нет. Мне на ресепшене сказали.
Под именем Борецкого Романа Михайловича меня судили во Франции за изнасилование и убийство. А тем временем в моем кабинете обосновался подонок и мокрушник. Он стриг купоны с дела, которое организовали мы с Железо и которое впоследствии мне пришлось буквально вырывать из лап бандитов. А я за его преступления гнил во французской тюрьме. Я осторожно выдохнул из груди воздух. Он показался мне струйкой расплавленного свинца: то, что сейчас поднималось во мне, имело адскую температуру, и это уже невозможно было назвать злостью. Допустим, я случайно узнал некую секретную информацию – не повезло. Допустим, у них не было другого выхода, как убить меня либо посадить в тюрьму. И они, и я, по-своему, попытались выйти из этой ситуации. И где-то их можно понять. Такова эта действительность. И то, что про меня потом забыли, – даже с этим можно смириться. Где крупная игра, там человеческая жизнь ничего не стоит. Не таких рысей убирали. И это я тоже принимал. Но, когда с тобой обходятся как с мелкой разменной монетой и просто походя вырывают из жизни, словно морковку из грядки, – проглотить подобное было трудно. Я поймал себя на том, что смотрю на здание офиса и выискиваю место, куда можно с наибольшим эффектом заложить взрывчатку.
– В чем дело? – покосился на меня Холст.
– Роман Михайлович Борецкий долго не протянет, – сказал я и переставил ногу с тормоза на газ.
– Может, объяснишь почему?
– Это тот самый тип, за грехи которого я сидел.
– Может, просто совпадение? – засомневался Холст.
– Вероятность этого равна одному проценту! – сказал я. – И то лишь в случае, если бы он, зайдя в офис, занял место охранника, а не поднялся бы в кулуары. В мой бывший кабинет.
Ехали молча. Каждый ушел в свои мысли.
На другой день я пошел в тир, а из тира навестил Луиса, который за эти годы совсем не изменился. Доминиканец узнал меня, но не удивился, словно я только вчера вышел из его зала.
– Ставки прежние? – спросил я.
– Тысяча триста, – сказал Луис.
Я молча протянул ему деньги и вошел в раздевалку.
Вечером, вернувшись домой, я сказал Холсту:
– Пора становиться мужчиной.
А на другой день потащил его в тир и потом снова к Доминиканцу. Я еще не знал, что буду делать, но стрелять и тренироваться мы стали каждый день.
Неделю спустя мне позвонил Виктор и сказал, что из Франции вернулся нанятый нами детектив. Мы договорились, что будем ждать его в кафе на Калининском.
По проспекту хлестал холодный дождь. Человек, что зашел в кафе, был без зонтика, высок, сед и поджар. Стряхнув рукой с волос капли дождя, он обвел глазами зал и направился в нашу сторону.
– Здравствуйте! – приблизившись, поздоровался он. – Маховецкий.
– Андрей! – привстал Холст.
– Отто! – произнес я и кивнул на стул. – Присаживайтесь, пожалуйста.
Детектив сел, обвел нас карими молодыми глазами, совсем не вязавшимися с сединой, и спросил у Холста:
– Вы доверяете своему адвокату?
– Отец, по крайней мере, доверял, – ответил Холст. – А в чем дело?
– Ваш адвокат был не очень расположен к сотрудничеству, – сказал детектив. – По-моему, он темнит. Я изучил ваше дело и прилагающиеся к нему документы. И нашел одну странность: человек стрелял один из автомата без глушителя. И при этом никто не убежал. Можно допустить, что родные не могли поверить в то, что вы их убьете, и застыли как соляные столбы, хотя это тоже маловероятно. Но экономка, шофер и оба охранника вполне могли бы убежать при первых выстрелах или предпринять какие-либо другие действия. Если бы не баллистическая экспертиза, которая подтверждает, что пули были выпущены из одного и того же оружия, то можно подумать, что убийц было, по крайней мере, четверо. Этот факт не фигурировал на суде. Понятно, что это было на руку обвинению, но куда смотрел адвокат? Вы случайно не снайпер? – взглянул детектив на Холста.
– Я? Что вы! Мне даже держать в руках оружие раньше не приходилось.
– Вот! – поднял палец детектив. – А все убиты так, будто орудовал человек с большим опытом. Поражена голова либо сердце. Я отработал в МУРе почти сорок лет. И мне приходилось видеть подобного рода убийства: шести, и восьми, и даже десяти человек сразу. Во всех случаях было выпущено не по одному магазину. Гильзы валялись повсюду. И во всех случаях от пуль сильно пострадали дома, в которых это происходило. Люди метались, пытаясь спастись, и попасть в них с первого раза было невозможно. Кстати, кое-кому удалось бежать. А у вас просто идеальное убийство. За всю свою практику я впервые сталкиваюсь с подобным.
Холст волновался, всеми силами пытаясь не показать этого.
– Что же, по-вашему, там произошло? – спросил он.
– Такое ощущение, что их собрали в комнате, а потом выводили по одному и убивали в разных местах дома.
– Так вы думаете, что это сделал не я? – Холсту хотелось казаться спокойным, но чашка с кофе, которую он попытался поднести к губам, подрагивала в его руке.
– Очень на это похоже, – сказал детектив. – Вас, как это принято говорить, подставили. После ареста у вас не брали анализ крови?
– Зачем? – спросил Холст.
– Вам могли что-нибудь ввести, чтобы вы ничего не помнили, а потом сунуть в руки пустой автомат.
– А можно это как-то доказать?
– Трудно, – сказал детектив. – Надо что-то еще, что говорило бы в вашу пользу.
Холст вздохнул.
– Переводчик обошелся мне в полторы тысячи, – сказал детектив. – Плюс кое-где надо было подмазать. Итого с вас пятнадцать тысяч евро.
Я отсчитал деньги и, протягивая их, спросил:
– Вы не могли бы узнать про одного человека?
– Что именно? – спросил Маховецкий.
– Все, что вообще возможно узнать о человеке. Внешне он кажется фигурой незначительной, но есть подозрение, что это не так.
Мы ехали домой. Холст молчал. На его лице блуждало странное, незнакомое мне, выражение. Оно не сползало с его лица весь день. А ночью я проснулся от шагов за стенкой. Это бродил Холст.
Детектив позвонил через день. Мы встретились с ним в том же кафе.
– Ничего особенного ваш Борецкий собой не представляет, – произнес Маховецкий, помешивая ложкой кофе. – Закончил юрфак МГУ, подонок, пьяница и наркоман. Удивительное сочетание. И, если бы не папа, заканчивать ему пришлось бы совсем другие университеты где-нибудь в Читинской области.
– А кто папа? – спросил я.
– Зампредседателя совета директоров «Проект-Инвест».
Ну вот все и встало на свои места, как-то на удивление равнодушно подумал я. Истина лежала совсем рядом, рукой подать.
– Кстати, если вам это интересно, – продолжил Маховецкий, – Холстов-старший был одним из директоров этой корпорации и владел самым крупным пакетом акций. Это огромные деньги. И еще, – произнес детектив уже на прощание. – Корпорацию одно время сильно трясло. Насколько мне удалось выяснить, шла борьба за власть. Кстати, как раз в тот момент была убита семья Холстовых, включая ее главу. Есть повод для размышлений, не правда ли?
Детектив, оставив кофе нетронутым, скрылся за дверью, оставив меня в легкой прострации. Я долго сидел над рюмкой коньяка, смотрел сквозь оконный тюль на улицу и размышлял о странности совпадений. Похоже, у нас с Холстом был один враг. Вернувшись домой, я все ему рассказал.
– Это они, – произнес он. – Потому что если не я, то, кроме них, больше некому. А то, что не я, это точно. Судя по словам Маховецкого, там работал виртуоз. Им нужны были акции отца. Потому они и перебили всех, чтобы не осталось наследников. Деньги, черт бы их побрал!
– Люди! – возразил я. – Люди – бешеные твари!
– Наверное, ты прав, – согласился он. – Что собираешься предпринять?
– Надо что-то делать с этим Борецким. Например, убить.
– Да он и так плохо кончит, – сказал Холст. – А знаешь что, давай его сдадим туда, где ему и положено быть. В Вечность!
– Черт! – выругался я. – Как мне сразу в голову не пришло! Видимо, от злости плохо соображают.
– Да, в тюрьме ты соображал лучше, – хмыкнул Холст. – Как ты Борецкого-то прошляпил? Ведь наверняка все, кроме тебя, в этой конторе знали фамилию зампредседателя совета.
