Евгений Титаренко - Никодимово озеро
Алена отошла к стене, на свое прежнее место. Лешка щелкнул медальоном и, снова спрятав его под одеяло, выжидающе посмотрел на нее, словно бы она должна еще сказать свое мнение.
— Ты пойдешь признаваться, Лешка?.. — спросила она.
И он заторопился, заспешил, опять поддаваясь лихорадке:
— Ты пойми, Алена! Пойми меня, что нельзя! Никто не знает, что там произошло! Не может никто знать! И я не знаю! Нам не объяснить этого, что там было! (Он уже не говорил «мне» — говорил, «нам».) Нам припишут и это! Убийство припишут, понимаешь?! Все припишут нам! И что тогда?! — Он задохнулся. — Где буду я?!
Она могла бы сказать ему, что об этом думают раньше, но стояла и молчала. А он продолжал:
— Вы даже письма мне не напишете, я знаю: и ты, и Серега! Кто просил его лезть не в свои дела?! И ты помогаешь ему! Зачем?! Я всегда считал тебя умнее, лучше его! Я тебя, если бы не это, — я считал тебя самой лучшей девчонкой!.. Я подумаю, Алена, но я еще ничего не решил! Понимаешь?! И не смей, не смейте выдавать меня! — Лешку трясло с головы до ног. (Алена никогда не видела, чтобы так трясло человека. Глаза его блуждали, лицо горело.) Я… Я прокляну вас, если вы загубите мою жизнь! Вы будете извергами!..
* * *Сергей видел, как прошла к дому Лешкина мать, и волновался. Его раскаянье, что возложил на Алену самую тяжкую часть своих обязанностей, усугубилось, когда она вышла из больницы. К этому времени он оставил кедровник и ждал ее на углу. Вид у Алены был потерянный. Глаза строгие, а губы припухли, как это бывает у детей, когда они собираются плакать.
Алена задержалась и постояла на крыльце, глядя через дорогу на дом Галины, из окон которого, возможно, смотрели на нее.
— Пойдем, — сказал Сергей. — Нас уже ждут…
Алена пошла рядом с ним и, чтобы предупредить ненужные вопросы, сообщила:
— Я сделала, как ты велел, я сказала ему…
А Сергей вовсе не хотел расспрашивать ее. Он и так знал, что все бесполезно. Надо было только убедиться, что с этой стороны он сделал все зависящее от него… Ради проформы спросил:
— И что?..
— Он пойдет скажет, — ответила Алена.
Сергей посмотрел в сторону, через чьи-то ограды.
— Я верю тебе. Хотя знаю, что ты врешь.
Алена сдвинула брови.
— Он пойдет не сейчас. Но когда-нибудь-то он пойдет ведь!
— Ладно, — сказал Сергей, — это уже неважно…
Вишневая «Волга» около дома тетки Натальи свидетельствовала, что хозяин ее еще здесь. А когда они приблизились к калитке, навстречу вышел он сам.
— Вас ищут и поминают, кажется, не очень ласково, — сказал Андрей Борисович, дружеской улыбкой смягчая невеселое предупреждение.
— Нас всегда ищут, — буркнул в ответ Сергей.
Стоматолог обратился к Алене:
— Поездка в деревню опять откладывается?
— Но вы же не бывали в Южном? Погуляйте! — сказала Алена.
— Там симпатичная бабка в гостинице, с ней не соскучитесь, — вставил Сергей. Андрей Борисович одобрил его шутку:
— С бабкой я уже познакомился. — И обратился опять к Алене: — Надеюсь, вы мне покажете окрестности Никодимовки? Анастасия Владимировна говорила: красивые места! И обещала ваше содействие.
— Я не очень знаю места, я домоседка, — безбожно завралась Алена. — А Сережа там каждый куст знает. Если он пригласит нас…
― Как, Сережа? — спросил стоматолог..
— Там на машине не развернешься, — деловито прикинул Сергей. — Придется пешком.
— Вот и отлично! — одобрил стоматолог. — Желаю вам умиротворить Валентину Макаровну! — Он подошел к «Волге». Усаживаясь, привычно хлопнул дверцей, кивнул на прощанье и тронул, с места разворачиваясь в обратном направлении, к центру.
Тетка Валентина Макаровна, используя современные средства связи, выхлопотала и оформила себе недельный отпуск — уговаривала сменщицу, потому задержалась. Анастасия Владимировна, увидев дочь, обрадовалась, она тоже робела перед Лешкиной матерью и старалась — от греха подальше — не расстраивать ее лишний раз.
На столе, источая кухонные ароматы, всеми красками играл натюрморт, содержимое которого обеспечило бы на неделю всех немногочисленных пациентов и обслуживающий персонал местной больницы, а не одного Лешку. Здесь были трюфели, паштет, слоеные пирожки. Венчала все это огромная индейка, с великим искусством обжаренная в духовке.
Пока Лешкина мать укладывала эти запасы в сумку, Сергей и Алена ждали в углу, под фотографиями. Собираясь в больницу, Анастасия Владимировна надела праздничную светло-сиреневую блузку. Тетка Валентина Макаровна была в том же утреннем жакете, но заново уложила волосы и подправила ниточки бровей.
Глядя на Алену, Анастасия Владимировна покачала головой.
— Ты почему не переоделась, Ольга?
— Я, мам, коричневое платье облила вчера, а то — мятое, — ответила Алена. Мать выразила глазами удивление по этому поводу: она не ожидала такой неряшливости от дочери.
— Ничего… — благодушно вступилась за Алену тетка Валентина Макаровна, так искусно уложив продукты, что сумка даже застегнулась. — Они тут завсегда как на Гнилом хуторе… — не удержалась она от шпильки. Загадочный Гнилой хутор был в представлении тетки Валентины Макаровны самым глухим местечком на земле, где можно ходить немытым, нечесаным и даже голым. — Топаем, — скомандовала она, первой направляясь к двери.
— Мы не пойдем, тетя Валя… — с непроницаемым лицом предупредила Алена, оставаясь в углу, под фотографиями. Сергей посмотрел на нее. Лешкина мать круто развернулась от порога.
— Мы только что были у него, — поспешил объяснить Сергей, не ожидавший такого поворота событий.
— Не ты, а я, — поправила его Алена.
Анастасия Владимировна встревоженно посматривала то на нее, то на Сергея, то на Валентину Макаровну.
— Чего же это вы особняком все? Или за компанию вам не с руки?.. Брезгуете, может? — спросила тетка Валентина Макаровна.
— Нет, мы там были и случайно зашли, — сказала Алена.
Тетка Валентина Макаровна развернулась на каблуках к двери.
— Идем, Анастасья! Им без нас сподручнее…
Анастасия Владимировна за ее спиной дважды — отдельно для Алены и для Сергея — укоризненно покачала головой.
Когда они вышли, Алена, избегая смотреть в глаза Сергею, повернулась к фотографиям, где три пожилых солдата тянулись по стойке «смирно» перед фотографом. Потом шагнула мимо Сергея к двери.
— Идем в сад… — В беседку она не пошла, а, как раньше, остановилась под яблоней и села на траву, обхватив руками колени.
Сергей двигался за ней, будто на веревочке, и остановился за ее спиной, когда она села.
От земли по яблоневому стволу, изгибаясь, медленно, упрямо ползла к какой-то неведомой цели гусеница. Сергей хотел сбросить ее на землю, подумал, что весь путь ей придется повторить заново, и не тронул.
— Что тебе говорил утром Лешка? — спросила Алена.
— Уже не помню… — ответил Сергей.
— Я знаю, что он тебе сказал… — Сергей куснул губы. — Тебя это убило? — спросила Алена, не оборачиваясь, что, впрочем, было ее всегдашней манерой: разговаривать, не глядя на собеседника.
— Жив, как видишь… — сказал Сергей.
Алена уткнулась лицом в колени и застыла так.
— Что там случилось у вас?.. — спросил Сергей.
— А ничего… — сказала Алена в колени. — Просто я верила всегда… А тут поняла, что мне в жизни маленькое-маленькое местечко отведено… Бабье! Так что его и потерять не жалко…
Сергей от злости переломил яблоневую ветку над головой. Алена оглянулась.
— Зачем? Люди ухаживали.
— Я не знаю, кого из вас ублажать, — сказал Сергей, — кого обнянчивать.
— А никого, — сказал Алена. — Плюнь на всех. Можешь?.
Он сел неподалеку, в пол-оборота к ней. Но только девчонки умеют рассиживать часами в самых неудобных позах. Сергей встал и, сбив щелчком гусеницу, прислонился к яблоневому стволу.
― Нет, плюнуть я не могу, Алена. Я в этих делах неполноценный. А что могу сделать — сделаю…
Алена не ответила.
Солнце перевалило зенит, и тени от яблоневых крон переместились слева направо, ненадолго приоткрыв солнцу узкую, между витыми плетями хмеля дверь в беседку. Над красной кирпичной трубой электростанции струился бесцветный дым. Но высоко над землей он загустел мятым бело-голубым комком, и это было единственное облачко от одного синего леса на горизонте до другого. А над ступенями беседки роилась вертучая мошкара.
* * *Сергей довольно смутно представлял, что могло произойти с Аленой в больнице, но теперь они оба ждали возвращения женщин, заранее угадывая в их визите к Лешке малоприятные для себя последствия. И когда хлопнула калитка, Сергей насторожился. Алена, должно быть, тоже, хотя и ничем не выказала этого.
Лешкина мать появилась на дорожке, воинственная, решительная, всем видом своим подчеркивая негодование, от которого, похоже, досталось и Анастасии Владимировне, потому что она робко остановилась возле смородиновых кустов, не подходя к Сергею и Алене.
