Двойник поневоле - Дмитрий Аркадьевич Захаров
— Я так и знала! — торжествующе повторила Марина.
Не все можно описать словами. Николай Бодров чувствовал жадное касание языков огня на своем затылке. Трещали волосы, весело и задорно, как поленья в камине. Он видел, как плавились стены и метались, объятые огнем, фигурки людей, от них отваливались части, вроде как соскальзывали с них, будто с зажаренной курицы сползает кожа по горячему жиру. Он видел Ксению Новикову, сидящую в салоне микроавтобуса. Фургон врезался в дерево, уступая дорогу бешено мчащемуся бензовозу. Новые мысли смели ментальный шум, как волна прибрежный песок. Его сознание было чистым и незамутненным, словно прозрачный воздух в горах. Он увидел себя будто со стороны, идущим по лесу, одежда тлела на нем, а волосы пахли жженым дегтем. Он знал, что с Ксенией все в порядке, женщина напрасно облачилась в новенькое белье накануне свидания. Николай теперь знал о многих других вещах, чему невозможно было найти название. Далеко не все можно описать словами…
Он вышел на трассу. Метрах в пятидесяти на земле сидел парень. Бодров нахмурился, внешность молодого человека показалась ему знакомой. Светлые волосы, русая борода, на скуле запеклась кровь от свежего пореза. Николай подошел ближе.
— Отдыхаешь? — спросил он.
Парень задумчиво жевал травинку, лениво поднял глаза. Его одежда была в грязи, местами порвана.
— Это запрещено?
Он сжимал в руке тоненькую золотую цепочку с крестиком. Бодров опустился рядом, протянул ладонь.
— Николай…
Мужчина молча пожал руку.
— Я собираюсь взять попутку в город, — сказал Бодров. — Можем вместе поехать. Походу, нам с тобой есть о чем поговорить…
Небо светлело в ожидании рассвета. Мимо проносились фуры, следующие из Светогорска в Питер. Та машина, что подберет их с новым товарищем, остановится через одиннадцать минут. Бодров знал это наверняка, как и многое другое, чему не было объяснения. И еще его согревала мысль о предстоящей встрече с Ксенией. Номер в отеле был забронирован до полудня.
Эпилог
— Что значит — побег?
— Если заключенный не вернулся в означенный срок к месту отбытия наказания, — такое действие квалифицируется как побег, — осторожно сказал дежурный офицер.
— Черт знает что такое! — вспылил Востриков. — Зайцеву оставалось четыре месяца заключения! Долгов у него в зоне не было, дело с избиением Циклопа мы замяли. На кой ляд он ушел в побег!
— Вы же их знаете, товарищ полковник, — вздохнул офицер. — Приехал в Питер, бабы, пьянки, наркотики. И пошло-поехало…
— Черт знает что! — повторял Востриков. Он поднялся из-за стола, прошелся по кабинету, остановился напротив аквариума. Золотой вуалехвост бессмысленно смотрел на человека круглыми глазами. Подполковник насыпал горстку сухого корма, рыбки устремились к поверхности, жадно хватая лакомство. Офицер послушно ждал приказа. Он был молодым лейтенантом, служба в охране зоны строгого режима выпала ему по распределению после военного училища.
Востриков вернулся на свое место, задумчиво постучал тупым концом карандаша по столу. Кабинет заливало солнечным светом, третью неделю в Красноярске стояла жара. Тень от стоящего напротив здания падала на грозную табличку с изречением из Писания:
«Итак, бодрствуйте, потому что никто не знает, когда Судья приидет!»
— С Питером связался? — спросил Востриков.
— Так точно! — обрадованно кивнул лейтенант, довольный тем обстоятельством, что наступило время доложить о проделанной работе. Он заглянул в папку, хотя помнил полученную из Северной столицы информацию наизусть. — Зайцев зарегистрировался в полицейском управлении двадцать первого июня. Жил на квартире погибшей сестры. Однако есть информация, что в день прибытия вступил в уличную драку.
— Откуда известно?
— Видео драки было выложено в социальных сетях…
— Это не доказательство… — хмуря густые брови, буркнул подполковник.
— Так точно! Другой информацией пока не располагаю.
— Негусто… — протянул Востриков. Он помолчал немного и неохотно, будто слова давались ему с трудом, проговорил: — Свяжись с питерскими ментами. Пусть съездят на квартиру к этой погибшей девушке…
— Софья Зайцева, — подсказал лейтенант.
— Ну да…
— А если там никого нет?
— Объявляй в розыск! — раздраженно сказал Востриков. — Свободен!
Хлопнула дверь, поднялся сквозняк. Подполковник взял телефонную трубку, набрал по памяти номер. Когда на том конце провода низким и чарующим голосом ответила женщина, его лицо стало испуганным и торжественным. Молодой офицер был бы немало удивлен, услышав, как подполковник говорит на безукоризненном английском языке. Близился полдень. Востриков проговорил три с половиной минуты, а когда замолчал, вязкая тишина повисла, как грозовое облако. Наконец собеседница ответила.
— Вас понял… — кивал подполковник, — проект «Странник» входит в завершающую стадию. Мы его найдем, не сомневайтесь. Я помню… Свобода воли. Все будет сделано, как вы скажете, госпожа… — Он закашлялся, и имя абонента было произнесено невнятно. Но этого уже и не требовалось; в трубке шли короткие гудки.
Востриков немного посидел, достал из ящика стола ежедневник, бережно провел пальцами по тисненой коже, обложку украшал выдавленный знак, — перевернутый полумесяц и короткая полоса над ним. Он открыл страницу, аккуратным почерком с наклоном влево написал две строчки. Спрятал ежедневник в ящик, подошел к мини-бару во встроенном шкафу, бережно извлек оттуда темную бутыль. Его рука немного дрожала, когда он наливал в бокал красное вино. Осушив содержимое бокала, Востриков позвонил в столовую и заказал жареную свинину с гарниром.
Хатом знал ответы на многие на вопросы, кроме главного, — что будет происходить за той чертой, когда грудная клетка исторгает последний вздох. Старик сидел на том же самом месте, где они расстались в прошлый раз. Словно и не было долгих дней скитаний. Целодус опустился на землю рядом с ним.
— Я был близок к тому, чтобы совершить ошибку… — признался он.
— Человек может все исправить, пока он жив, — улыбаясь, ответил Хатом.
Неуклюже переваливаясь, подошел ворон. Выпуклый блестящий глаз птицы пристально смотрел на людей.
— Многое непонятно, — говорил Целодус. — Временами мне начинает казаться, что некая сила управляет мной. Это как наваждение. Я вижу чужие миры, слышу голоса. И я… Я боюсь, — проговорил он и пожалел о сказанном. Подобное мог говорить ребенок, но не бесстрашный гладиатор.
— Странствие — удел сильных духом! — ответил старик. — Наберись мужества и жди знаков.
Солнце скрылось за Верблюжьей горой, с моря подул освежающий бриз. Ворон, взмахнув крыльями, улетел прочь. Близилась ночь, а вслед за ней
