Дом лжи - Дэвид Эллис
Я покидаю кабинет и иду в спальню. Вики здесь же, немного дальше по коридору. Спит, уткнувшись лицом в подушку.
«Ты – лучшее, что есть в моей жизни», – сказала мне мать в тот день, который, как потом оказалось, был для нее последним. Она сидела в инвалидном кресле у обеденного стола и говорила с таким трудом, будто язык еле ворочался у нее во рту, как у пьяной. И это, как ни больно признать, было недалеко от истины, учитывая, какое количество разных обезболивающих и других препаратов ей приходилось принимать.
Я взял тогда ее руки, покрыл их поцелуями и сказал:
– А ты – лучшее, что есть в моей.
Она недовольно закряхтела, закрыла глаза и помотала головой.
– Не-ет… когда-нибудь… обещай… у тебя будут дети… и ты узнаешь… такую любовь.
– Ну конечно, мама, обязательно, – сказал тогда я, даже не подозревая, что она дает мне предсмертное наставление. Оглядываясь на тот день из дня нынешнего, я недоумеваю: как я мог не понимать столь очевидного?
Тогда, в девятнадцать лет, сама мысль о постоянных отношениях, а тем более о детях, еще не посещала меня. Моя единственная на ту пору попытка завести роман с Лорен завершилась грандиозным провалом – я, можно сказать, не просто поднес ладонь к горячей конфорке, нет, я прижал ее к раскаленному металлу изо всех сил и наблюдал, как обугливается мясо. Вот почему мой ответ на увещевания матери был таким расплывчатым. Да, конечно, когда-нибудь, обязательно… у меня будут дети…
Да и мать была уже не та, что прежде: прежний ликующий задор, широкая улыбка и заразительный смех покинули эту погасшую, разбитую недугом женщину. Однако инсульт не лишил ее интеллектуальных способностей напрочь: она еще понимала, когда от нее отделываются пустыми словами, говорят, чтобы только угодить ей, успокоить…
Ее слабые пальцы с неожиданной силой впились в мою ладонь:
– Обе… щай…
– Ладно, мам, ладно. Я обещаю. У меня будут дети.
И я действительно хочу детей. Я сказал об этом Вики в первый раз, когда сделал ей предложение. Целую речь выдал – о том, как мы поженимся, родим детей и у нас будет настоящая семья, в которой все будут любить, понимать друг друга и каждый будет заботиться о каждом. Семья против всего мира – слитная, мощная, счастливая команда.
Вот тогда она и ответила: «Я не подхожу тебе». А до меня еще долго не доходило, насколько она права.
Как мне жаль, Вики, что у нас с тобой не может быть все по-другому… Очень жаль.
Я возвращаюсь в свой кабинет и снова берусь за зеленую тетрадь.
ВТОРНИК, 25 ОКТЯБРЯ 2022 ГОДА
Я уже начал думать, что обещание, которое я когда-то дал матери, так и останется обещанием. И, в общем-то, даже примирился с этим. Время шло, я, как говорится, не молодел и уже поверил, что жизнь хороша и сама по себе.
Но ты все переопределила за меня, Лорен. Ты расширила границы возможного. И ты заставила меня понять, сколь многого я еще хочу от жизни.
Одно я обещаю тебе твердо: я сделаю все возможное и невозможное для того, чтобы наш ребенок всегда чувствовал себя любимым и защищенным. Я дам тебе и этому ребенку все, что только смогу.
Тебе даже не надо было говорить это, Лорен. Все теперь стало по-другому. Прямо сейчас я составляю прошение о разводе. Мой адвокат хочет, чтобы я приехал к нему с этой бумагой и мы вместе внесли туда кое-какую личную информацию, но я уже готов подать прошение, не дожидаясь – да, да, не дожидаясь – третьего ноября.
Точнее, я сделаю это в среду, второго ноября, за день до десятой годовщины. Я уже говорил об этом с адвокатом. Он сказал, что не может оформить прошение более ранней датой, но и это тоже неплохо – какая, в конце концов, разница, за день или за неделю? В общем, мы с ним заверим прошение и подадим в суд.
До чего же приятно завершить это дело, которое скрепит наш план!
Ты права, Лорен, права во всем. Я зря смирился. Зря приучил себя делить жизнь с той, которая меня не любит. И не хочет от меня детей.
И незачем отдавать Вики половину денег. Потому что это не ее деньги. Они принадлежат мне, тебе и нашему ребенку.
И ты правильно определила время, когда я должен сказать ей обо всем.
«Скажи ей после того, как подашь на развод», – решила ты.
Я-то думал поступить иначе.
– То есть не до, а после?
– Сначала подай на развод. А потом расскажи ей. Поверь мне, так будет лучше.
Это как в той поговорке, да? Лучше просить прощения, чем разрешения.
Закончив запись, я беру телефон, чтобы посмотреть время.
– О черт…
Семь часов, даже больше. Я опаздываю, я чертовски опаздываю на восьмичасовую пару. Черт, и надо же было так увлечься…
Я выскакиваю из кабинета и мчусь к выходу. На бегу заглядываю в спальню: Вики спит и дышит во сне с легким присвистом.
Как мне жаль, что у нас не может быть иначе…
53. Вики
Я просыпаюсь от кошмара. Сдавленный крик еще висит в воздухе, когда я открываю глаза. Сажусь в постели, хватаюсь за телефон. Почти девять утра.
Я потягиваюсь, иду в туалет, умываюсь и выхожу из спальни. Внизу, в холле, виден свет, он падает из кабинета Саймона. Я невольно улыбаюсь. Он же знает, как я ненавижу, когда зря расходуется электричество, как берегу каждый цент – результат долгих лет жизни от заработка до заработка. Иногда мне кажется, что он оставляет свет нарочно, и не для того, чтобы позлить меня, а так, ущипнуть немножко.
Я спускаюсь в холл и иду в кухню. Там есть кофе – остатки того, что приготовил себе Саймон, когда поднялся, как всегда, ни свет ни заря. Только обычно он заваривает для меня свежий и моет за собой свою туристическую кружку.
Но сегодня свежего кофе нет. Его кружка стоит на разделочном столе посреди кухни, пустая, без крышки. Наверное, он так чем-то увлекся, что потерял счет времени и ему пришлось буквально убегать. Кажется, я даже слышала, как он топает по лестнице. Саймон не любит опозданий, он ненавидит, физиологически не выносит опаздывать.
Я делаю себе кофе и иду с кружкой наверх. По пути заглядываю в кабинет Саймона, где горит свет.
С порога я вижу на столе его лэптоп, открытый,
