Медаль для мародера - Григорий Андреевич Кроних
Я протянул конверт. Показывай! У настоящего профи товар можно покупать, как алмазы у Де Бирс, — в закрытом ящичке, не глядя. Пора бы Игорю это усвоить, давно уж из инженеров в журналисты переквалифицировался.
— Отлично! — Свистун так обалдел, что замер с открытым ртом. — Классный фоторепортаж! Я поговорю с главным, может быть, прямо с первой полосы и начнем. И небольшую информацию напишу, буквально строк семьдесят.
— Как хотите, — сказал я, потому что не знаю, как Игорю, а мне все равно. Я уже публиковался на всяких первых полосах, так что эта меня не интересует. Если заплатят хорошо, я и в заводскую многотиражку снимок дам. Только у заводов денег нет, а эта редакция и городской бюджет доит, и на рекламе крепко стоит.
— Гонорар я у редактора утвердил, уже выписали, так что можешь сразу получить, — сказал Свистун самые главные слова.
— Спасибо.
— Как договаривались, — со сдержанной гордостью заметил Игорь.
По нашим временам действительно нелегко выбить из начальства тройной гонорар. Потому я в свое время и бросил пахать на «Вечерку». Славы немного, денег еще меньше, даже если снимать по два-три сюжета в день. Вместе с проявкой — это рабочий день в 12 часов, как на каторге. Попробовал сотрудничать с московскими агентствами — тоже без толку. Они провинциальных журналистов и фотокоров ни в грош не ставят. В прошлом году «Известия» за одну информацию платили 10 тысяч! Меньше местных газет. В советские времена и то такого не было. Смотался я тогда в столицу нашей родины, посмотрел, сколько там ребята получают, и завязал с агентствами. Перешел туда, где деньги есть — на частные заказы. А Свистуну помочь — это так, между делом, по старой дружбе, да еще чтобы рабочую форму поддержать.
— Кстати, Константин, я чего тебе начал про убийство-то рассказывать, — спохватился Игорь, — мне к материалу снимок нужен этого директора. У нас сам знаешь: ответсек как свалит все фотографии в одну папку «Люди опубликованные», так ни черта не найдешь. Может, мы и снимали его, да теперь не разберешься. Ты посмотри, пожалуйста, у себя в архиве, ладно?
— Хорошо, если время будет, — киваю я, хотя со стороны Свистуна это уже наглость. — Как фамилия покойничка?
— Реутов Алексей Никитич.
— Посмотрю, пока.
— Счастливо.
Прежде чем покинуть редакцию, я заглянул к Любочке, которая в поте лица совмещает обязанности секретарши и кассира.
Сделав еще кое-какие дела, к двум часам, как и договаривались, я заехал в офис Зверева. Ничего необычного: приличного размера кусок первого этажа жилой девятиэтажки, евроремонт. Из общего коридора — двери в комнаты сотрудников, там расставлены столы с компьютерами, шкафы с папками. На стенах чересчур много плакатов с портретом хозяина, а по углам, я заметил, распиханы пачки не расклеенных пока листовок. Значит, это не только офис, но и предвыборный штаб. В дальнем конце коридора дверь с именем босса на табличке. Но мне туда соваться не велено. А где же помощничек? Здесь. Вот он несется с озабоченным видом по коридору.
— Добрый день, Сергей.
— Здравствуйте, Костя. Зайдем ко мне.
Ныряем в одну из боковых дверей. Здесь только один стол и один шкаф. Сергей забирает у меня из рук папку с фотографиями, а взамен достает из стола конверт с деньгами.
— До свидания, — провидчески говорит он.
— Пока, — легкомысленно бросаю я.
С этого момента плавное и, не побоюсь этого слова, плановое течение моей жизни закончилось…
* * *
На пороге квартиры меня встретил телефонный звонок.
— Алло, я слушаю?
— Константин? Здравствуйте еще раз.
— Простите, кто это?
— Сергей.
— Какой Сергей? Иванов, ты?
— Мы только что с вами встречались.
— А-а, — наконец-то до меня дошло. — Уже соскучились? Что-то слишком быстро.
— Не валяйте дурака, Костя. Дело в том, что в вашей папке не хватает одной фотографии.
— Не может быть! Вы не ошиблись? Может, просто уронили под стол? — Я не имею обыкновения что-либо путать.
— Нет, иначе бы я не звонил. В офисе этого снимка нет.
Ну, если это Толик напортачил, то я из него все комиссионный вытрясу!
— Что за снимок? — нейтральным голосом спросил я.
— Черно-белый. Негативов — двадцать четыре, а фотографий — двадцать три. Отсутствует девятнадцатый кадр.
— Что на нем? — говорю я, борясь с нехорошим предчувствием.
— Саша Б. на переднем плане, сзади шеф в компании одного человека. Вспомнили?
— Не очень.
— Мне говорили, что вы аккуратный человек, поэтому я и пригласил вас для этой работы.
— Все бывает в первый раз, — глупо хихикнул я. — Наверное, я при печати пропустил этот негатив. Я, честно говоря, не пересчитывал количество… фотографий.
Чуть было не сказал: черно-белых, идиот, ругаю я себя, а Сергей продолжает тянуть жилы.
— Это странно, ведь их почти сотня. Тут любой может ошибиться. Неужели вы так надеетесь на свою точность?
— Больше не буду, — каюсь я. — Мне очень жаль, что так получилось. Могу, если хотите, допечатать этот снимок. И я верну вам гонорар. — Я уже пытаюсь откупиться.
Но деньги заказчика не интересуют.
— Этого делать не нужно, ведь вы честно выполнили большую работу. Просто я должен быть уверен, что этот снимок не попал в чужие руки. Нам бы этого очень не хотелось. На отсутствие другой фотографии мы бы такого внимания не обратили. Вы меня понимаете, Костя?
— Понимаю.
— Сейчас, когда идет предвыборная кампания, это особенно важно.
— Я понимаю.
— Мы должны быть твердо уверены, что этого снимка в природе не существует. Подумайте хорошенько, Костя, не может ли быть другой причины, кроме той, что вы назвали? Образно выражаясь — не упал ли снимок под ваш стол?
— Я все проверю.
— Будьте добры. И если понадобится наша помощь, не стесняйтесь, звоните. У вас ведь телефончик с определителем?
— Сергей, я все тщательно проверю, обещаю, — поспешно затараторил я. — Поймите, что если бы я хотел взять этот снимок себе, то просто сделал бы два отпечатка. Это же элементарно.
— Я вам верю, до свидания.
Действительно, пока верит, соображал я, все еще держа у уха бибикающую трубку. Иначе бы он не звонил, а прибыл лично да с компанией. Я наконец бросил трубку и почувствовал, что весь взмок. Сбросил кожаную куртку и ботинки, прошел в комнату и плюхнулся в кресло. Только не паниковать. Взял непослушными пальцами сигарету и закурил.
Понятно, почему они так всполошились.