Великая иллюзия - Татьяна Юрьевна Степанова
– А что вдруг так? – Катя слушала внимательно.
– Молодой ухажер Великой с собой внезапно покончил, любовник ее в море утопился. Я подслушала, взрослые в цирке сочинском шептались. И винили ее, старую простите, б…
– Она его довела до самоубийства?
– Довела – не довела, уж не знаю… И вроде как и до этого похожее случалось… темное… странное… Про знаменитую укротительницу львов Бугримову цирковые все вспоминали. Львы ту чуть не загрызли во время представления.
– Конкретнее. Поясните свои слова, – потребовал Гектор.
– А какие мои слова? Детские фантазии глупые. – Вера Резинова пожала широкими плечами. – Скажете тоже еще… Великая на все слухи плевала. И любовника молодого – алконавта не оплакивала. Вечером нарядилась, накрасилась, взяла клетки с воронами, ящерицу-варана дрессированного, села за руль своей черной «Волги» – она до глубокой старости авто водила лихо – и на озеро Рица махнула, на правительственную дачу Суслова, – фокусы свои показывать. Пригласили ее туда приватно, а за ней машина с ее реквизитом ехала, как царский поезд.
– С ассистенткой Мармеладовой Софьей тоже произошел какой-то несчастный случай, как мы слышали, – вмешался Гектор. – Что вам об этом известно?
– Это не при мне было… Только…
– Что? Договаривайте.
– Ее мать-костюмерша тете Глаше истерику устроила: мол, то Регинкина вина, ее злоба. Это она сотворила. А тетя Глаша ей – что ты мелешь, при чем тут моя дочь? Ты спятила, дура? Моя мать при том присутствовала. А рассказала мне лишь много лет спустя.
– И с Ириной Лифарь – невестой сына Гришиной тоже произошла трагедия, – заметила Катя. – Может, по-родственному вам об этом Регина говорила?
– Нет. На похоронах парня скандал вспыхнул несусветный. Хорошо, его погасили быстро, а то такой стыд… срам… Стас сам лично вмешался, утихомирил всех. Конечно… не мог же он допустить, чтобы на похоронах его родного сына…
– Что вы сказали? – Катя напряглась. – Даниил – сын Стаса Четвергова?
– А то чей же? – Вера Резинова глянула на нее из-под тяжелых век. – Я всегда это подозревала. Он ведь изнасиловал ее.
– Изнасиловал?!
Вера Резинова глянула на мужа. Тот внешне казался бесстрастным, лишь что-то мелькнуло на его опухшем лице. Тень удовлетворения, словно от хорошо проделанной женой работы…
– А почему, скажите, Великая оставила Регине свою шикарную квартиру на Арбате, и все барахло, и все цацки? Внуку ведь все должно было достаться по идее, ан нет. Стаську она с глаз долой тогда прогнала. Видеть не хотела после разборок с борделем домашним. Вроде как по пьянке они трахнулись, он Ригу силой взял, когда она упилась… У Великой в доме алкоголь из «Березки» импортный всегда рекой лился, на столах бутылки стояли. Она и сама – уже старуха – злоупотребляла свыше меры. Но никогда не пьянела. А мы… то есть они… я-то, может, всего раза два шампанское и вино по малолетству пробовала, а они старшие… они пили из всех бутылок, включали магнитолу, кассетник, музон врубали… Танцевали, в костюмы разные цирковые переодевались – не поймешь, кто парень, кто девка… Стаська из кожи лез – он по Регине с детства сох… Ну и подкараулил ее, изнасиловал пьяную. А Великая ей квартиру кооперативную отписала как компенсацию за ее девство и как плату за молчание. А то ведь в тюрьму могли отправить внучка-то. В колонию вместо МГИМО… Я слышала – тетя Глафира из себя выходила, грозилась в прокуратуру заявление написать. Она обычно тихая была, забитая, все Великой в рот смотрела, пресмыкалась перед ней. А тогда орать начала, угрожать милицией за дочь, за ее честь девичью.
– Девичья честь, хорошо сказано, – похвалил Гектор. – Ваша старшая сестра Алла ничего нам об этом не рассказала, молчала как партизан.
– Она не в курсах. – Вера Резинова снова глянула на своего супруга. – Так, значит, отравили Регину? Повод всегда найдется. Даже если старые грехи мхом поросли, до беды они все равно доведут.
– Наследство тоже повод, – ответил Гектор. – Корысть… мощный такой мотив… И он, в отличие от преданий старины глубокой… как-то посвежее, а?
– Посвежее, однозначно. – Захар Резинов нарушил свой нейтралитет. – Мы тут с женой сейчас подумали и… свояченица Алла вам не только о семейном прошлом не рассказала, но и о своем собственном тоже.
– А что не так с ее прошлым?
– Почему не так? Как посмотреть. Между прочим, она пятнадцать лет вкалывала фармацевтом в аптечном холдинге. А потом туда проверка из облздрава нагрянула, нарушения выплыли с регистрацией и отпуском сильнодействующих препаратов. Начальство ее сразу уволило… У нас ведь чуть что, сразу крайнего найдут. Так и со мной было.
– Это вы-то крайний, Резинов? – Гектор скорчил мину. – Не смешите меня, приятель.
В «Гелендвагене», когда они мчались на полной скорости в Полосатово, Гектор взял в руку мобильный, набрал номер в одно касание.
– Четвергов? Узнали? Слушайте меня. Чтоб явились сегодня в Полосатово в отдел полиции к пяти часам вечера. Что?! Закрой рот! Чтобы в пять был у меня. Можешь адвоката с собой взять, если трусишь. У начальника местной полиции к тебе будет масса вопросов в моем присутствии. И при моем активном участии. А, не имеешь привычки трусить… Похвально. Ну, вот и поглядим… Если не явишься, слиняешь куда-то, хоть за границу – пеняй на себя. Ты меня видел тогда на приеме, знаешь, кто я такой. Не сомневайся – я буду очччень огорчччен. И начну уже не с тебя, а с твоей жены покойной и шурина. Если в пять не явишься в Полосатово, куда ты заглядывал к своей бывшей и сынку… В шесть я звоню в приемную твоего шурина-замминистра и веду беседу с ним. Врубился, Четвергов?
– Гек… – Катя уже боялась представить, куда его настрой вообще может их завести! Понимала – поведение Гектора спровоцировано не столько услышанным от Резиновых, сколько их ссорой. Вот оно в действии, его отчаянное «сдохну, а докажу». Уже не только на ринге в лесу, где он один против всех на ее глазах, но и в расследовании.
К тому же не все так просто. В том, что они сейчас услышали, есть одно
