Ксения Баженова - Ускользающая темнота
– В этих книгах собраны старинные магические заклинания и ритуалы. С помощью них ты можешь оживлять души кукол. Эти слова обладают огромной потусторонней силой. И теперь ты знаешь их. Но никогда, слышишь, никогда ты не должна использовать их во зло. Они служат для того, чтобы дать творению душу. Люди, увидев игру твоего создания, будут плакать или смеяться. Они ни на минуту не должны усомниться, пока длится действие, что твоя кукла живая. Я учу тебя доброму колдовству, но в этих книгах есть и дьявольские ритуалы, которые служат темным силам.
– Эта кукла, похожая, как ты говоришь, на твою мать, уже стара и потерта. Видно, что мастер вложил в нее душу. Эта единственная из принесенных тобой кукол живая. И хоть она ничем не примечательна, я чувствую в ней зло. Но это, наверное, стариковские бредни. Правда, моя интуиция меня до сих пор не подводила. Не пойму, откуда это чувство, но мне кажется, что у нее есть сердце.
Зоя не оставляла Надю в мастерской ни на один вечер, сказав, что она ей очень дорога. Вдруг гениальный Кукольник раскроет секрет.
– Знания, пришедшие к тебе, – большая власть. Твоя воля, как ими распоряжаться после моей смерти. Можешь остаться здесь и всю жизнь работать в театре. Можешь постараться и уехать в Европу. Ты теперь сможешь жить везде. Делай, что хочешь. Но только помни, что зло, совершенное тобой, обернется против тебя.
Однажды Старик снял со стены одну из картин. За ней обнаружилась дверца, сливающаяся со стеной, оклеенная теми же обоями.
– 666. Число дьявола открывает эту дверцу неспроста. Здесь хранятся яды. Когда-то я изучал их и даже изготовлял сам. Одна капля этого, – он достал хрустальную склянку в серебряной кружевной оправе, – делает человека мертвым медленно. Ты не думай, – Кукольник улыбнулся. – Я не проверял это на людях. В молодости мне довелось жить в диких африканских племенах, и я все это видел своими глазами. Да, у меня была интересная жизнь. Ты еще многое узнаешь обо мне. Ну да ладно. – Он осторожно поставил скляночку на место. – Хранится десятилетиями. Очень опасное снадобье. А этот убивает наповал. После капли его медленно умираешь и в гробу лежишь зеленым сморщенным созданием. Ну, эти средства нам с тобой не понадобятся. Я рассказал тебе о своем старом увлечении, чтобы ты получше узнавала иной мир. Правда, иногда я люблю перебирать их, находя удовольствие от имеющейся в моих руках власти. Но очень редко.
Кукольник полюбил талантливую девочку. Он радовался ее успехам. Она создала за время их общения не много кукол, но все они были прекрасны и они были живые. Однако он чувствовал в своей ученице что-то недоброе, что росло, росло, а потом вдруг приостановилось, но зацепилось крепкими корнями внутри и затаилось до случая. Поэтому он неустанно напоминал ей о том, что с ее новыми знаниями в этот мир нужно идти только с чистыми чувствами.
* * *Процесс создания кукол теперь стал для Зои непрерывной медитацией. Она жила в кукле, отождествляя себя с ней. Она вела себя так, как, возможно, вела бы себя эта кукла, будь она человеком. В ее талантливых руках они обретали черты настоящих людей. Девушка жила в каждом пальчике, в каждом волоске, в каждой ниточке на ткани одежды. Она смотрела на мир глазами куклы, ходила по земле ее ногами и говорила ее губами. Помимо того, что она по настоянию Кукольника учила английский («тебе, девочка моя, предстоит общаться со всем миром»), она еще шептала ритмичные волшебные слова на древнем непонятном языке, и они сливались у нее в длинные красивые баллады и уносили ее во времена колдовства и магии. Она произносила длинные фразы, зная только подстрочный перевод, но они звучали у нее в голове стройными стихами.
Время, проведенное с Кукольником, слилось в одно прекрасное целое. Девушка не замечала, что опали желтые листья, потом шел мокрый снег, который сменили пушистые снегопады, складывающиеся в белые сугробы. Снежные горы растаяли, и потекли весенние потоки, и полили дожди, вновь распустились листья на деревьях, и летом опустел город, к осени опять наполнился людскими ручейками.
* * *Тогда она забыла обо всем. Забыла об умершей маме и об отце, забыла о ненавистной мачехе, причинившей ей столько горя. Забыла о Кате и о Паше и о том, что она узнала про них. Она ела и спала для того, чтобы жить и делать то, что делала. Дядя обеспечил ей полный комфорт. Его водитель отвозил и забирал Зою на машине. Она не знала, что происходит в мире, и никто не трогал ее. Девушка полюбила старого Кукольника всей душой и впитывала все, чему он учил, жадно, до последней капли. С каждым днем она знала и умела все больше и больше и по-настоящему жила в мире кукол, думая, что так будет всегда. Пока не пошел снег...
В тот вечер Кукольник почувствовал себя плохо. Он лег в кровать и попросил ее сделать ему травяной чай. Зоя принесла Старику чашку дымящегося ароматного напитка, и он, поблагодарив, отпустил ее домой.
– Будь осторожна. Что-то неспокойно у меня на душе.
Она позвонила дяде и сказала, что дойдет до дома сама. Хотелось пройтись. На улице было сумрачно и пустынно. Ей запомнился серый сухой асфальт и колкие острые снежинки, больно секущие лицо. В одном из переулков ей встретилась толпа цыган. Они стояли плотным полукругом, а внутри него была девушка, очень похожая на Катю, только старше. Одна цыганка показывала на Зою, и ей в тот момент стало немного не по себе. Или ей все это показалось. Опустив голову, она быстро прошла мимо.
В подъезд вбежала, уже основательно продрогнув. Лампочка перегорела. Темные тени от лестничных перекладин лежали на освещенных уличными фонарями стенах. Она почувствовала, что не одна в темном подъезде, и неприятное ощущение, чуть колыхнувшееся при встрече с табором, укрепилось и стало расти и обретать какие-то злые формы. Никого не видно. Только дыхание где-то за спиной. Тяжелое, прерывистое. Может, это стучит сердце. Страх встал комком поперек горла. Легкий шорох, на мгновение застыла и проскользнула наверх тень, шепот: «Пора. Иди и убей ее. Я помогу». Воздух превратился в липкую массу. С трудом продираясь сквозь нее, Зоя поднялась на свой лестничный пролет, дрожащими руками нашла ключ, открыла дверь и разделась. Сердце увеличивало обороты, стучало все сильнее и сильнее, как колеса поезда, набирающего скорость. И с искрами и скрежетом по шпалам вдруг затормозил, словно машинист увидел лежащего на путях человека. На диване в гостиной, взявшись за руки, сидели Катя и Паша.
– Зоинька, здравствуй. Как добралась? На улице так метет. Я уж думал, зря согласился, чтобы ты одна домой шла. Всего пять вечера, а на дворе будто глубокая ночь, – сказал дядя.
– Спасибо, хорошо. – Слова были словно вываливающиеся изо рта камни.
– А что со Стариком?
– Немного приболел.
– Ничего серьезного, я надеюсь?
– Нет.
– Ты садись, садись, детка. Сейчас выпьешь горячего чая, поешь картошечки жареной.
Алексей Дмитриевич встал со стула, на котором он сидел напротив парочки.
– С Пашей ведь ты, наверное, знакома?
– Да. Знакома. Можно я пойду к себе? Очень устала, – вываливались слова-камни.
– Зоинька. А мы тут разговариваем. Твое присутствие тоже не помешало бы. Ну побудь с нами немного.
Зоя села.
– А у нас радость. Катенька беременна. Вот думаем, когда свадьбу играть. Нужно все так решить, чтобы никаких разговоров не было. Школу ведь заканчивать весной, а тут такое дело. Конечно, будем рожать. Паша поселится у нас.
* * *Закончилось все. Вся ее чудесная жизнь. Вот что это была за тень. Это оказалась она сама. Вырвавшееся наружу зло. Сидит ее Паша, и она любит его всем сердцем. Оно не выдержит, если они поженятся. И сидит «сестренка» – ненавистная тварь. Околдовала его своей холодной кукольной красотой. И у них родится ребенок. Пашин ребенок. «Пора. Убей ее». Надо быть доброй и хорошей, чтобы никто ни о чем не догадался.
– Как здорово! Я люблю малышей. – Камни покрылись мягким слоем мха.
– Я знал, Зоюшка, что ты тоже обрадуешься. Станешь тетей.
– Дядя, я ужасно проголодалась. Где твоя картошка?
– Сейчас, котенок. Пойдем на кухню.
* * *Ее план был до смешного прост. Взять у Старика склянку с ядом, тем, что медленно убивает, и дать выпить Кате под каким-нибудь благовидным предлогом. Захочет Катя попить водички, а Зоя ей принесет. Надо же ухаживать за беременной сестрой! И она медленно умрет, она и ее ребенок. А Паша останется. Ему будет очень плохо, он будет страдать, а добрая Зоя – утешать его. Он привыкнет к ней, проникнется ее добротой и останется рядом навсегда. Теперь нужно только время. Надо сделать это летом. Жарко, продукты портятся, ими легко можно отравиться. Никто ничего не заподозрит. А пока пусть порадуются своему счастью, а ей надо быть хорошей девочкой и заботливой сестрой.
* * *Лето наступило на удивление быстро. Зоя работала в мастерской, Катин животик округлялся и рос. При помощи дяди они с Пашей расписались, взяв в свидетели Зою и его самого. Свадьбы не играли. Алексей Дмитриевич решил, что это будет слишком для их возраста. И так разговоров полно. Последние несколько месяцев по личной дядиной договоренности Катя доучивалась дома, и экзамены сдавала учителям в частном порядке. Далеко не все к ней относились с пониманием. Но ей было все равно, она радовалась, что есть человек, который решает все проблемы, что есть Паша, они вместе, любят друг друга и у них будет ребенок.
