Ольга Володарская - Мемуары мертвого незнакомца
— Хорошо написано, — услышал Зураб голос из соседней комнаты. — Молодец, не пропил талант…
Он резко вскочил и бросился в «детскую».
На кровати… той, на которой умер Гио… лежал Гио!
Живой.
— Только не надо делать такие глаза, — улыбнулся брат одними губами. Глаза оставались холодными.
— Ты же умер, — прошептал Зураб.
— А я ли? — Брат убрал ноутбук с живота и закинул руки за голову. — Давай, знаток человеческих душ, сканируй…
— Не понял.
— Ты же людей насквозь видишь. Нутро их. Так вот, рассматривай мое. Выводы сделаешь — озвучишь.
Зураб пристально посмотрел на брата… Или кто это перед ним, черт возьми?
Фигура, лицо, волосы… шрам, отсутствие фаланги — все как у того, кого они с Давидом похоронили.
— Глубже заглядывай, — посоветовал незваный гость, будто прочитав мысли Зураба.
Да, этот человек, похож на того, кого застрелили в «детской», но он ли это?
Глаза совсем не те. Хотя цвет такой же. Но за серой «шторой» такой омут страшный…
— Ты — не он.
— Аллилуйя!
— Но ты Гио? Вернее, Мухаммед!
— В точку! — Брат спрыгнул с кровати. Теперь Зура видел, что он чуть выше человека, которого он принял за Гио. И более мускулистый. — Честное слово, не думал, что ты купишься!
— Как ты сюда попал?
— Через окно. Но давай сейчас не об этом. Мне гораздо интереснее с тобой обсудить другое… — Гио прошел в соседнюю комнату, взял сок со стола и стал пить. — Скажи, почему ты решил, что тот бомжара — это я?
— Вы похожи.
— Да перестань! Ты меня двадцать с лишним лет не видел. Откуда ты мог знать, как я сейчас выгляжу?
— Я и не знал. Я помнил тебя прежним. И, убрав с лица того мужчины… кстати, как его звали?
— Ты не поверишь, Гиоргий!
— Тезка, значит. Так вот, убрав с лица следы возраста, я увидел твое.
— Мордаху Одуванчика? А нутро его рассмотрел?
— Твой двойник был чистым человеком.
— Какой ты, Зура, все-таки идиот, — покачал головой Мухаммед. — Мой тезка просто был не в своем уме, когда ты его увидел. После травмы головы у него крыша съехала. А вообще он был той еще скотиной. Я случайно с ним познакомился в кабаке лет пять назад. Увидел человека, очень на меня похожего. Поразился. Подошел, познакомился. Оказалось, он без отца рос. Думаю, это наш папашка его матушку обрюхатил — не бывает случайно такого сходства. Тезка мой промышлял какими-то криминальными делами и оставался мелкой сошкой. А поскольку гонору в нем было много — истинный сын своего отца, — то он все же получил по башке. С мозгами тут же беда приключилась. Он стал бродяжничать. Полюбил шарить по помойкам. Я его у бака возле аэропорта второй раз встретил. Прилетел в Тбилиси, смотрю, морда знакомая — моя…
— И ты его сразу ко мне?
— Нет. С собой взял. Думаю, авось пригодится. Как в воду глядел. Оказалось, меня тут подстрелить хотят. И думаю, дай я тезку вместо себя под пули подставлю. Все решат, что я погиб, и у меня будут развязаны руки. Правда, пришлось его внешность подкорректировать немного. Шрам сделать, палец отрубить. На заживление время ушло. Поэтому я в Тбилиси задержался. Меня столько дел ждет!
— Ты мог бы просто уехать отсюда. Скрыться.
— Мог. Но я всегда сюда возвращаюсь. Тянет, понимаешь?
— Понимаю.
— Да где тебе? — Гио отмахнулся. — Ты же из Тбилиси и не выезжал надолго. Не жил в других городах, а тем более странах… — Он прошел к дивану и встал рядом с Зурабом, устремив взгляд на картину с парусником. — Мне она всегда нравилась, — сказал Гио, ткнув в нее пальцем. — А ты, наверное, и моря не видел ни разу?
— Бывал в Батуми.
— До того, как начал бухать?
— Да.
— Ты вообще пытался чего-то добиться в жизни? Или сдался без борьбы?
— Зачем тебе это знать? Ведь ты не испытываешь ко мне никаких родственных чувств.
— Я любопытный.
— Когда-то у меня были крылья, как у Пегаса, любимца муз. Потом они сломались, и я ждал, когда они заживут.
— И?
— Когда это произошло, мне уже не хотелось взлетать.
— У тебя был творческий кризис, что ли?
— И он тоже…
— Смотри-ка, я помог тебе его преодолеть. Ты снова пишешь. И отлично получается! Надеюсь, тебе хватит упорства закончить книгу. Дневник свой я именно для тебя оставил, чтобы ты встряхнулся! А то что-то ты уже в амебу превращаться стал.
— Зачем? Ты же меня ненавидишь так же сильно, как и всех людей в целом.
— Те эмоции испытывал мальчик переходного возраста Гио Ристави, Одуванчик. Сейчас я другой человек.
— Террорист Мухаммед.
— Я боец. Воин. Только когда-то я сражался за деньги, теперь во имя веры. Я нашел себя. Применил талант, что даровал мне Аллах, по назначению. И мне захотелось помочь тебе сделать то же самое. Пожалуй, ты был мне наиболее близок из всех родственников. Если бы Одуванчик умел ценить людей так же, как Мухаммед, он полюбил бы тебя.
Он прошествовал к шкафу с посудой, открыл его и взял с полки чашку и пакет с чаем.
— Ты хорошо ориентируешься в моем доме, — заметил Зура.
— Так я тут не первый раз. — Мухаммед включил чайник. — Я хозяйничал здесь, когда ты был на работе. Тогда и устроил тайник под плинтусом и попался на глаза старой грымзе тете Розе.
— Почему ты не уехал, когда киллер убрал твоего двойника?
— Его я застрелил.
— Как это? Ты убил… Самого себя?
— Точно.
— Но зачем?
— Тот, кого наняли, чтобы меня убрать, оказался полным профаном. Я его чуть ли не за ручку привел к этому дому. Окно открыл, чтоб удобно было «меня» убивать. Но у него все не получалось. Пришлось взять его обязанности на себя. Мне нужно было срочно «умереть». Я не сомневался, что ты, найдя труп брата, вызовешь полицию и весть о том, что Мухаммед (кое-кто в городе знает, что я Гио Ристави) мертв, дойдет до человека, желающего мне смерти. Тот решит, что меня убил кто-то другой, так как врагов у меня туча, и отстанет.
— Но Дато все испортил, да?
— Мне показалось вначале, что испортил. Но в принципе результат оказался таким же. Просто весть до Папы дошла иным путем. Мухаммед мертв!
— Ты мертв. У тебя куча дел где-то за границей. Так почему ты здесь?
— У меня тут интерес появился. Денежный. Вернее, он был и раньше, но я решил, говоря языком карточного гадания, что сердце мое не успокоится.
— То есть денег ты не добудешь?
— Да. Но у меня появилась надежда. А еще я пока не убил человека, жизненный путь которого поклялся прекратить. Но это так — дело не трудное. Я бы давно его шлепнул. Коль все равно задерживаюсь, сделаю это позже. Ираклий никуда от меня не денется. Теперь-то его дядя решил, что я мертв, и перестанет его прятать.
— Ираклий, дядя… Кто это?
— Не забивай себе этим голову! — Чайник, щелкнув, выключился. Мухаммед залил пакетик «Ахмата» кипятком. — Лучше думай о творчестве. У тебя хорошо пошел роман обо мне. Допиши, издай, я буду первым, кто его купит.
— Все террористы тщеславны или только ты?
— Ты думаешь, что я так поверхностен, — покачал головой Мухаммед. — Навешиваешь ярлыки, как какой-нибудь тупой обыватель. Ты же человек мыслящий. Прочтя мой дневник, какие выводы ты сделал?
— Я жил бок о бок с монстром.
— Еще?
— Все!
— Я переоценил тебя. Увы. Значит, ты не сможешь написать правильную книгу.
— Не понимаю, о чем ты?
— Мой дневник — все равно что снимок узи, понимаешь? Беременным их делают, чтоб посмотреть, как развивается плод. Я был зародышем, когда делал записи. А появился на свет, лишь придя к вере.
— И сразу перестал вести дневник.
— Вот! Начинаешь мыслить правильно. — Он отхлебнул чаю, но обжегся и отставил чашку. — Я не террорист, я борец. Причем не тщеславный совершенно. Просто люди однобоко судят о нас. Но ты, я надеялся, сможешь продемонстрировать им другую сторону медали.
— Твою как ни поверни… Ты убийца, Гио. Монстр. Ты убивал всегда. Сначала из-за денег, потом во имя веры. По большому счету какая разница, что толкает человека на преступление?
— Я запрещаю тебе писать книгу!
— Все равно напишу. Если ты против, убей меня сейчас. Не знаю, запомнится тебе этот «секс» или нет (хотя это же «инцест», куда уж ярче?), мне все равно.
Мухаммед посмотрел на Зураба так пристально, как не смотрел ранее.
— Тебе настолько обрыдла жизнь?
— Впервые за долгие годы я почувствовал ее вкус.
— Тогда живи… брат! — И он усмехнулся. — Но учти, я убью тебя, если мне не понравится книга.
— А ты в курсе, что сейчас Дато, Папа и… наверное, дядя Ираклия, которого ты собрался убрать, разрывают «твою» могилу?
Рука, тянувшаяся к чашке с чаем, замерла.
— Значит, не поверил старый упырь, — пробормотал Гио. — Что ж… Мог бы догадаться.
Мухаммед вытащил из кармана шапочку и темные очки. Прикрыв голову и глаза, направился к двери.
