Камилла Лэкберг - Призрачный маяк
— Я не могу отключить дверной звонок, — в отчаянии произнес Гуннар.
Йоста с Патриком переглянулись, после чего первый пошел к выходу. Он вышел на улицу, откуда тут же послышались сердитые крики. Вскоре полицейский вернулся.
— Мне удалось их утихомирить. Но только на время.
— Нам нужно поговорить с вами и с Сигне, — сообщил Патрик.
Видно было, что разговор предстоит неприятный. Гуннар встревожился. Если бы знать, что происходит…
— Я позову ее, — ответил он.
— Я здесь, — на лестнице показалась Сигне. Вид у нее был заспанный. Одета она была в халат, волосы с одной стороны головы примялись. — Кто это звонит в дверь не переставая? И зачем вы приехали? Вы что-то узнали? — обратилась она к полицейским.
— Давайте присядем в кухне, — предложил Патрик.
— Что случилось? — В глазах Сигне стояла тревога.
— Присядьте, — повторил Патрик.
Йоста подвинул стул для жены. Патрик откашлялся. Гуннару захотелось зажать уши руками, чтобы не слышать повторения тех небылиц, которые ему сказали по телефону. Но Патрик продолжал говорить. Гуннар уставился в крышку стола. Это все ложь. Нелепая ложь. Но это не помешает газетам напечатать ее. И все поверят в то, что это правда. Он посмотрел на Сигне. Вид у нее был недоуменный. Чем дольше говорил полицейский, тем более отстраненным у нее становился взгляд. Сигне умирала у него на глазах. И он ничего не мог поделать. Он не смог защитить Матте, а теперь не сможет защитить свою жену. Эта ложь убьет ее.
Внезапно Гуннар услышал шум. Тот нарастал, заглушая слова Патрика, и Гуннар не понимал, почему другие не реагируют и продолжают говорить. Сам же он ничего не слышал из-за шума, только видел, как движутся рты. Почувствовал, как его собственный рот тоже шевелится, формируя фразу, что ему нужно в туалет, почувствовал, как ноги несут его в прихожую. Казалось, кто-то другой управлял его телом. Гуннар же утратил контроль над собой, чтобы не слышать ненавистные слова и не видеть пустоту в глазах Сигне.
За спиной продолжали говорить. Гуннар прошел мимо туалета к двери рядом с входной дверью. Кто-то невидимый заставил его руку подняться и повернуть ручку. Дверь открылась. Гуннар чуть не поскользнулся на лестнице, но успел восстановить равновесие и начал спускаться вниз. В подвале было темно, но свет Гуннар не стал зажигать. В темноте шум причинял меньше боли. В темноте он на ощупь открыл шкаф рядом с батареей. Тот не был заперт, но даже если и был бы, Гуннар сбил бы замок. Ружье удобно легло в руку. Сколько лосей он застрелил из него на охоте… Гуннар на автомате достал патрон. Будет достаточно одного. Вставив патрон, он щелкнул предохранителем. Шум в ушах усиливался.
Зарядив ружье, Гуннар присел на стул перед столярным столом. Рука его была твердой. Почувствовав зубами холодную сталь, он вздрогнул, но спокойно положил палец на спусковой крючок. Гуннар знал, что поступает правильно. Другого выхода у него не было. Курок спустился. Шум прекратился.
* * *В груди у Мелльберга появилось странное гнетущее чувство. Никогда раньше с ним такого не случалось. И совпало его появление со звонком Патрика из Фьельбаки. Эрнест завыл в корзине. Пес почувствовал настроение хозяина, поднялся, отряхнулся, подошел к Мелльбергу и опустил голову ему на колени. Бертилю стало полегче, но тяжесть в груди не исчезла. Ему стоило предвидеть, что подобное может произойти. Что Гуннар пойдет в подвал, сунет охотничье ружье в рот и спустит курок. Но разве можно предвидеть подобные вещи? Однако как бы Мелльберг себя ни оправдывал, ничего не помогало. Бертиль резко вскочил со стула, напугав Эрнеста.
— Пойдем, приятель. Пора домой.
Он снял поводок с крючка на стене и прицепил Эрнеста к ошейнику.
В участке было необычно тихо. Все сидели за закрытыми дверьми, но даже так Мелльберг чувствовал на себе их обвиняющие взгляды. И впервые в жизни он испытал угрызения совести. Внутренний голос говорил ему, что он был не прав.
Эрнест потянул за поводок. Оказавшись на улице, Мелльберг сделал глоток свежего воздуха, отгоняя прочь картину — Гуннар на носилках в морге в ожидании вскрытия. Не хотелось ему думать и о жене покойного, или, правильнее сказать, вдове. Хедстрём сказал, что, когда раздался выстрел, Сигне не произнесла ни слова. Патрик с Йостой бросились в подвал, а когда вернулись, она сидела на прежнем месте с отсутствующим видом. Ее отвезли в больницу на обследование, но выражение ее глаз сказало Хедстрёму, что она уже не оправится. Только несколько раз за годы работы полицейским он видел такое выражение. Такие люди жили и дышали, но внутри были мертвы.
Мелльберг долго колебался, прежде чем войти в квартиру. Чувство тяжести в груди не проходило. Он бы многое готов был отдать за то, чтобы вернуть прошлое. Чтобы все было как раньше. Бертилю не нравилось чувствовать себя виноватым, не нравилось сожалеть о содеянном. Ему всегда было сложно принимать последствия своих поступков. Обычно он не слишком переживал, даже если все шло наперекосяк. До этого момента…
— Привет!
Внезапно ему безумно захотелось услышать голос Риты и ощутить ее тепло, от которого ему всегда становилось легче.
— Привет, любимый. Я на кухне.
Мелльберг отцепил поводок, снял ботинки и последовал за собакой в кухню. Собака Риты Сеньорита радостно замахала хвостом при виде своего приятеля.
— Еда будет готова через час, — не поворачиваясь, сообщила Рита.
В кухне вкусно пахло. Бертиль протиснулся мимо собак, которые всегда занимали все свободное пространство, и обнял Риту сзади. Она была такой теплой. Знакомый запах успокаивал Бертиля.
— С чего такая атака? — рассмеялась Рита, оборачиваясь и обнимая мужа за шею.
Бертиль зажмурился, осознавая, как ему повезло и как редко он об этом думает. О такой женщине, как Рита, можно было только мечтать. И как он только мог раньше наслаждаться жизнью холостяка?
— Как дела? — спросила она, отстраняясь, чтобы посмотреть на Бертиля. — Рассказывай, что случилось.
Мелльберг присел за стол и рассказал ей все. Он боялся поднять глаза на жену.
— Но Бертиль! — воскликнула Рита, присаживаясь на корточки рядом с ним. — О чем ты только думал?
Почему-то Мелльберга обрадовало то, что она не стала его утешать. Рита права. Он не подумал о последствиях своего общения с прессой. Но разве мог он представить подобное?
— Что ты во мне нашла? — спросил он под конец, глядя ей прямо в глаза, словно выискивая в них ответ.
Ему внезапно захотелось посмотреть на себя со стороны, глазами другого человека, чего он раньше никогда не делал. Настала пора узнать правду о себе. Больше прятаться и убегать нельзя. Ради Риты он хотел измениться. Стать лучше. Стать ей идеальным мужем.
Рита некоторое время молчала. Потом, заглянув ему в глаза, погладила Бертиля по щеке:
— Мне нравится, что ты смотришь на меня так, словно я восьмое чудо света. Нравится, что ты на все готов ради меня. Ты помог появиться на свет моему внуку. Ты готов был пожертвовать своей жизнью ради мальчика, который считает своего дедушку Бертиля лучшим в мире. Я знаю, что у тебя много предрассудков. Но я также знаю, что ты готов расстаться с ними, когда того требует ситуация. Я знаю, что у тебя много недостатков. Знаю, что ты слишком высокого о себе мнения. Но я также знаю, что тебе больно, когда ты совершаешь глупости. — Рита сжала его руку. — Ты человек, рядом с которым я хочу просыпаться каждое утро. Для меня ты совершенство.
Кастрюля на плите забулькала, но Рита не спешила вставать. Мелльберг почувствовал, как ощущение тяжести в груди отступает и на смену ему приходит новое чувство — чувство глубокой благодарности.
* * *Потребность в дозе никак не проходила. Она уже начала сомневаться в том, что когда-нибудь сможет избавиться от этой зависимости. Но желание снова вкусить запретный плод было сильнее ее. Энни ворочалась в постели. Время было раннее, но Сэм уже спал, и Энни тоже решила лечь и почитать перед сном. Но спустя полчаса она едва перевернула одну страницу, не говоря уже о том, чтобы разобрать название книги. Фредрику не нравилась ее любовь к чтению. Он считал это пустой тратой времени. И каждый раз, застав жену с книгой, отбирал ее и швырял через всю комнату. Но Энни понимала, что кроется за этой ненавистью. Ему не нравилось чувствовать себя глупым и необразованным. Фредрик за всю жизнь не прочитал ни одной книги. И ему была невыносима мысль о том, что она могла знать больше него и иметь доступ к информации, недоступной для его. Фредрик хотел быть главным в их отношениях — умным, светским, опытным. От Энни же требовалось только держать рот на замке и быть милой. Ее мнением он никогда не интересовался, как не приветствовал и ее вопросы или комментарии. Однажды на приеме у них дома она совершила ошибку, вступив в дискуссию о внешней политике США. А когда ее выводы оказались логичными и обдуманными, Фредрик не выдержал. Он подождал, пока гости разойдутся. А потом заставил ее заплатить. Энни была на третьем месяце беременности…
