Лариса Соболева - Белая кошка в светлой комнате
– Зачем тебе данные тех лет? – пожала плечами бывшая заведующая архивом. – В компьютер внесены пенсионеры, здравствующие и поныне. Этого достаточно, наверняка о них есть все сведения, что упрощает проблему, и не надо рыться в бумажках. Даже в пенсионный фонд не понадобится обращаться. Например, те же профсоюзы до сих пор поздравляют по праздникам ветеранов труда, следовательно, знают своих подопечных досконально, можно у них справиться, если поиски не увенчаются успехом. Мы ж среди людей живем, они всегда помогут. Наташа, а ты знаешь кого ищи? Реабилитированных «исправников», сейчас эти шахтеры и числятся как ветераны труда.
– Архип Лукич, я сделаю, – пообещала Наташа. – На это уйдет немного времени.
– В таком случае не будем терять его, а поедем прямо сейчас, – предложил Архип Лукич, не желавший ждать.
Архип Лукич записывал в свой блокнот имена, фамилии, годы рождения и годы работы людей на означенной шахте, чтобы потом сопоставить и не ошибиться в выборе. Когда Наташа сидела за компьютером, он ощутил настоящий азарт.
А вообще-то Щукина назвать азартным трудно, ибо он человек предельно сдержанный, не увлекающийся. Иногда он жалел, что у него именно такой, а не другой характер, кто знает, может, будь он иным, жизнь сложилась бы иначе. Вот, соседка-бабулька, убирающая у него в квартире, имеет скверную манеру высказывать свое мнение о нем ему же, причем не скупится в выражениях. Одно из ее определений – ты, Архипушка, гниешь без семьи и без детей, в старости воды стакан никто не подаст. Щукину сразу вспоминался анекдот: все советовали мужику жениться, завести детей, так как в старости никто воды не подаст; и вот он умирает в кругу семьи, а… воды-то не хочется! Жужжание бабки его нисколько не задевало – привык, поменять ее на другую уборщицу и лень, и неудобно, она неплохая помощница, к тому же живет на одной площадке и заботится о нем почти по-родственному. И уклад менять он не собирался, ему комфортно и без семьи. Если б и в работе дела шли с неизменным успехом, то Щукина можно было бы считать вполне счастливым человеком.
– А вот еще, – сказала Наташа. – Игнат Петрович Ветла. Родился в тридцать первом году, бывший узник концлагеря, работал… с сорок шестого по… семьдесят восьмой год на том же участке, что и Денис Огарев.
– Достаточно, – сказал Щукин. – Если от него не добьемся сведений, то будем дальше искать коллег Огаревых. Вадик, поехали, время приемлемое, наш визит не вызовет у Игната Петровича отрицательных эмоций.
– Можно мне с вами? – поднялась со стула Наташа. – Я город хорошо знаю, короткую дорогу покажу.
– Ты будешь у нас живой картой? – распушил перья Вадик, девушка-то симпатичная. – Как, Архип Лукич, берем?
– Поехали, – согласился тот.
Игната Петровича они нашли в полном расцвете старости – едва живой, худой и немощный старик почти не вставал с постели. Щукин, все же надеясь на его светлый разум, спросил:
– Вы братьев Огаревых помните?
– А? Кого? – громко переспросил дед.
Ко всем прочим признакам старости – у старика проблемы со слухом! По нескольку раз приходилось повторять вопросы, на которые получали однозначные ответы. Щукину вовсе не это нужно, а чтобы свободно лился рассказ, с подробностями и деталями, известными только очевидцу. С трудом выяснили, что Огаревых он помнит, его с ними привезли из Германии, потом работали вместе. Вести диалог в таком духе было бесполезно, пришлось попрощаться со стариком.
Спускаясь по лестнице, Вадик заметил:
– А наш дедушка Никита Огарев на год старше Игната Петровича.
– На что намекаешь? – осведомился Щукин, хотя фраза Вадима и без дополнений была понятна. – В моем подъезде на первом этаже жил дед, который в девяносто четыре года бегал, как жеребец. И не просто бегал, а носил с рынка полные сумки килограммов по десять, к тому же нос совал везде, сплетничал, за что его не любили соседи. Жил бы он и сейчас, если б в восемьдесят лет не женился, обманув бабку, что ему семьдесят. Как только бабка узнала, сколько лет ему на самом деле, пришла в неописуемую ярость и пилила его на протяжении пятнадцати лет, пока не уложила в гроб.
– Архип Лукич, у вас одна тема: нельзя жениться, в гроб ляжешь раньше времени, – проворчал Вадик.
Наташа рассмеялась.
– Я как раз не намекал на скорую смерть от семейных уз, – невозмутимо возразил Щукин. – Моя речь сводится к истине: нет одного клише на всех. Один человек в пятьдесят развалина, другой в семьдесят полон неистраченных сил. Мне кажется, в преклонном возрасте становится главным работа над собой, нельзя давать себе покоя, надо жить с интересом. В противном случае старость поедает сначала душу, потом тело.
– Как ни старайся, сто пятьдесят лет жить не будешь, – сострил Вадик.
– Опять меня не понял, – вздохнул Щукин. – Дело не в том, сколько проживешь, а как. Не стать обузой ни себе, ни людям в старости, для этого надо потрудиться.
– Убедили. Ну и куда теперь?
– Мы приглашаем Наташу в ресторан на ужин, а завтра…
Кузьма Семенович Лопаткин строгал во дворе плоскую доску, бережно, но уверенно проводя по ней рубанком. Сухощавый, крепкий на вид старик с роскошными седыми усами, по данным – ровесник Никиты Огарева, прошел тот же путь.
– Вот тебе еще один представитель старости, – тихо сказал Вадику Щукин. Затем, обращаясь к старику, громко спросил: – Извините, не скажете, как нам увидеть Кузьму Семеновича Лопаткина?
– А на что он вам? – не отрываясь от работы, отозвался дед.
– Мы хотели задать ему несколько вопросов.
– Ну, а как не захочет он ваших вопросов? – поднял на Щукина светло-голубые незаинтересованные глаза старик.
– Значит, будем ждать, когда захочет, – видя, что дед морочит голову, строго сказал Вадик. – Мы из областной прокуратуры.
– Откуда?! – выпрямился тот. – Из прокуратуры?! А чего вам от меня надо?
– А, так вы и есть Кузьма Семенович? – подловил его Щукин.
– Вроде того, – неохотно сознался дед. – Проходите, раз прибыли издалека. Галка! Катька! Стулья!
Через минуту из дома вылетели две женщины – постарше и помоложе, – принесли стулья. Дед сел на табуретку, закурил, щурясь на незваных гостей.
– Вы должны знать Огаревых, – начал Щукин. – Никиту и Дениса.
– Знал, – кивнул несловоохотливый старик.
– Кузьма Семенович, расскажите о них, – попросил Щукин.
– А чего вас эти ребята интересуют?
Архип Лукич про себя усмехнулся – для деда Лопаткина Огаревы – ребята, а лет им, если живы, примерно столько же, за семьдесят. Забавный старикан, но вспоминать прошлое не настроен. Прямо на его вопрос не ответишь, старик сразу же закроется, а соврать для дела – не грех.
– Мы… – на ходу придумывал ложь Щукин, – мы работаем над реабилитацией бывших «исправников»…
– Вы из КГБ? – насторожился тот.
– Нет, мы из прокуратуры. Удостоверение показать? – Архип Лукич живо достал из внутреннего кармана удостоверение, раскрыл и протянул Кузьме Семеновичу. – Да вы, наверное, без очков не видите…
– Отчего ж? У меня зрение хорошее, – взял тот удостоверение и, внимательно читая, забормотал под нос: – И зубы у меня почти все целые, двух только не хватает. И по врачам я, слава богу, не бегаю… Значит, следователь. А почему занимаешься не своим делом? Это ж КГБ присуждает, кого реабилитировать…
– Во-первых, КГБ давно не существует, сейчас ФСБ…
– Один хрен, – перебил дед. – Ну, ладно, попусту не будем болтать. Что вам рассказать?
– Все о Никите и Денисе. Как вы познакомились, какими они были людьми, как работали, чем интересовались, где сейчас…
– Ого! – потирая усы, хмыкнул дед. – Не многовато?
– Мы с удовольствием послушаем, – заверил Вадик.
– Галка! Катька! – снова зычно бросил клич Кузьма Семенович. Прибежала та, что постарше, и он представил ее: – Дочка моя Галина. Младшая. Старшая во Львове оперу поет. Принеси угощенье, гости все ж пожаловали. Самогон в прокуратуре уважают?
– О чем речь, отец, – развел руками Щукин. Отчего ж не уважить старика?
– Сам гоню, а потом настаиваю на травках и на дубовой коре. Коньяк по сравнению с моим напитком – тьфу!
Вадик тихонько посмеивался, опустив голову и лукаво поглядывая на шефа. Надо же, дед запросто докладывает работникам правопорядка, что гонит самогон.
Женщины принесли небольшой столик, быстро наставили на стол различных закусок, поставили литровую бутылку коричневой жидкости, от чего Щукин, не слишком большой любитель выпить, слегка поежился: литр – это ого! Но первая рюмка была приятной на вкус, а старик, выпив сто грамм и закусив соленым помидором, неторопливо начал:
– Где, говоришь, познакомились? В детдоме. Славные были пацаны, хотя Никита с норовом. Да без норова в детдоме не прожить было, там первую закалку мы и получили. Денис помладше нас был, а мы с Никитой ровесники, в другой группе числились. Но все время вчетвером промышляли.
