Гора Мертвецов - Мила Бачурова
– У него не было внучки.
– В смысле?!
– В тот период рядом с Гахтияровым не было внучки, – исправился Тимофей. – В восемьдесят восьмом твоя так называемая шаманка проживала в Новом Уренгое.
– Но ведь она говорила, что помнит рассказ деда! Ещё во время интервью!
– Говорить она может что угодно. Факты таковы: её мать действительно приходится Гахтиярову дочерью, коренная представительница так называемой малой народности. А отец – русский, работал на заводе электриком. В конце семидесятых завербовался на крайний север, на нефтеперерабатывающую базу. В восемьдесят первом перевёз в Новый Уренгой жену и дочь. Твоя шаманка Евья – которую тогда звали Еленой Павловной Курицыной – вернулась из Нового Уренгоя в Свердловск только в девяносто первом. Поступала в театральное, провалилась. Тогда-то, видимо, и вспомнила о корнях, в стране как раз пошла мода на экстрасенсов. Приехала к дедушке в посёлок, а через полгода в газетах появилась реклама: потомственная шаманка Евья. Но в восемьдесят восьмом её даже рядом со Свердловском не было.
– А зачем же она на меня напала? Если с историей лыковцев не связана?
– С историей лыковцев связан её бизнес. На гору Мертвецов возят туристов, по дороге предлагают заехать к настоящей потомственной шаманке. Многие соглашаются, Евья процветает. И вдруг появляетесь вы – явно не с целью заглянуть в будущее. Дама нервничает и пытается устранить угрозу. Кстати говоря, проделывает подобное не в первый раз, косвенное подтверждение есть. Я нашёл рассказ какой-то дамы о её подруге и муже этой подруги, у которых два года назад в том же районе ни с того ни с сего заглохла машина. А вокруг вдруг зазвучали странные потусторонние голоса. Стоит ли говорить, что докапываться до причины поломки никто не стал, эта история выложена как свидетельство того, что зловещие духи гор существуют. Явились объяснить мужу подруги, в блоге его обозвали занудой и скептиком, что не верить в них опасно.
– Что и требовалось доказать, – хмыкнул Саша. – Но предъявить что-то шаманке – задачка не из лёгких.
– Так же, как притянуть её к делу лыковцев. Тут у нас мухи отдельно, слоны отдельно.
Вероника вздохнула.
– Ну и что тогда получается? Что остаётся только Быстрицкий?
– Скажем так, я пока не вижу никого, кому ещё могло понадобиться устранить выживших.
– И что будем делать? – Саша поджёг новую сигарету. – Лично я попробовал бы Рыжова прижать. Вытряс бы из него, кто заставил врать про бабку.
– Для этого тебе нужно официальное постановление. Без него Рыжов просто не откроет вам дверь. Во время последней беседы он это ясно дал понять.
– Да уж, – фыркнула Вероника.
– Значит, остаётся один человек – Быстрицкий.
– Так Рыжов ему наверняка уже позвонил! Быстрицкий нам точно так же, как Рыжов, просто дверь не откроет.
– Или, наоборот, откроет. Умный человек – а Быстрицкий точно не дурак – поступил бы именно так. Держал бы хорошую мину, постарался снова убедить вас, что во всём виноваты духи. Он же не знает, что мы знаем про яд. А в процессе может случайно проговориться. Нечаянно дать какие-то дополнительные зацепки.
– А спугнуть его ты не боишься? – буркнул Саша. – Наружку-то к Быстрицкому не приставить, оснований нет. Рванёт куда-нибудь к своим друзьям малым народам, забурится в такую даль, где волки срать боятся. И хрен мы его вообще выловим.
– Поговорите так, чтобы не спугнуть. Мы якобы никого не подозреваем, просто ищем подтверждение того, что имела место череда несчастных случаев. Быстрицкий сорок лет жил в уверенности, что правосудие ему не грозит, может выдать себя какой-то случайной оговоркой. А если убийца – не Быстрицкий, то он может, прямо или косвенно, указать на виновника. Человека, имя которого сейчас, сорок лет спустя, нам вообще не известно. Для того, чтобы выдвигать обвинение, нужна железобетонная уверенность. А другого источника информации, кроме Быстрицкого, не существует.
060. Наши дни. Екатеринбург
Дозвониться до Быстрицкого не получилось. Он сбросил звонок, скоро пришло сообщение, отправленное ботом: «Я занят, перезвоню позже».
Саша с Вероникой переглянулись.
– Ну, может, правда занят, – пробормотала Вероника. – По идее он ещё на работе должен быть.
– К Иннокентию Аркадьевичу? – переспросил музейный охранник. – Он не предупреждал, что сегодня ещё посетители будут.
– А что, у него кто-то есть?
– Да, с час назад пришли. А что? – спохватился охранник.
Вероника развела руками:
– Да вот думаем, успеет ли он нас принять. До закрытия музея всего двадцать минут осталось.
Охранник улыбнулся.
– Успеет. Иннокентий Аркадьевич – такой человек, за совесть работает. Допоздна сидит, иной раз последним уходит. И всё для людей старается. Где кабинет его, знаете?
– Знаю, – кивнула Вероника. – Я тут уже была.
Музей закрывался, выходили последние посетители. Вероника повела Сашу к кабинету Быстрицкого.
Когда они подходили, дверь распахнулась.
– Рад был помочь, – услышала Вероника знакомый голос. Быстрицкий прощался на пороге кабинета с какой-то женщиной. – Надеюсь, всё получится.
– Спасибо тебе, – женщина, стоящая к ним спиной, приподнялась на цыпочки, поцеловала Быстрицкого в щёку.
Развернулась, двинулась по коридору в сторону Вероники и Саши. Скользнула по ним равнодушным взглядом и вдруг замерла.
Лицо женщины вытянулось. Лицо Вероники тоже. Она узнала медсестру, работавшую в больнице, где умерла Нинель. Пробормотала:
– Здравствуйте.
Побледневшая женщина отвернулась. И поспешила прочь.
Саша сдавил руку Вероники:
– Кто это?
– Медсестра из больницы, где умерла Нинель.
– Она говорила, что знакома с Быстрицким?
– Нет. Я и предположить не могла! Но она меня узнала, это точно.
– Да, я тоже понял. Прослежу за ней.
– Зачем?
– Не люблю странные совпадения. И когда знакомых узнают, но делают вид, что не узнали, тоже не люблю. С Быстрицким сама управишься?
Вероника кивнула. Саша ушёл.
Быстрицкий проводил его удивленным взглядом, повернулся к Веронике.
– Мой коллега забыл, что у него назначена другая встреча, – пояснила Вероника, – только что вспомнил.
Быстрицкий сочувственно покивал.
– Бывает. Вы ко мне?
– Если не возражаете, – Вероника постаралась улыбнуться. – Прошу прощения, я понимаю, что время позднее. Я уже была у вас три дня назад…
– Да-да, помню. Журналистка из Москвы. Проходите, конечно, – Быстрицкий вежливо посторонился, пропуская Веронику.
Она прошла сквозь знакомый кабинет, напоминающий музейный зал, села в знакомое кресло.
– Чаю? – улыбнулся Быстрицкий.
– Нет! – Вероника вздрогнула.
Быстрицкий недоуменно приподнял брови.
– Не хочу, спасибо, – исправилась Вероника. Коснулась щеки. – Зуб разболелся, реагирует на горячее.
– О, сочувствую. Сейчас, одну секунду! – Быстрицкий выдвинул ящик стола, извлёк небольшой полотняный мешочек. – Вот, приложите к щеке. Это травяной сбор, народная медицина. Я сам полгода назад зубной болью маялся. Возраст, знаете ли, многое в организме приходится дорабатывать, – он улыбнулся, показав
