Белая как снег - Самюэль Бьорк
Она стукнула пальцем по фотографиям.
– Он жаждет их. И решает заполучить их…
Мунк засунул в рот сигарету.
– Но как?
– Да, как он их выбирает? – продолжила Миа.
– Даже не знаю. В школе? На футбольном поле?
Она помедлила с ответом.
– Мне кажется, он не действует так активно, а просто случайно замечает этих детей на улице, и на него накатывает. Если бы было не так, было бы больше жертв, верно? Если бы он был движим сильным желанием заполучить таких детей, он бы просто бегал за ними, прочесывал детские площадки и другие места в поисках жертв.
– Наверное, ты права.
– Вы знаете, что ответил Эд Кемпер на своем первом интервью, когда знающие умы всерьез заинтересовались, зачем он отрубил голову матери, а потом занялся с ней сексом?
– Еще один маньяк?
– Да.
– Сколько маньяков ты вообще изучила?
– Полно. Неважно. It’s like a sneeze. You just kind of
have to, don’t you?
– Это как чихнуть?
– Да. Ты не можешь остановиться, правда?
– Господи.
– И у нашего преступника то же самое? Может, он даже не отдает себе отчет, что у него так, понимаете? Может, убийство в Швеции было впервые? Он увидел Оливера, красивого хрупкого мальчика, и… ну, я не знаю, он просто должен был это сделать.
– Ладно, а зачем перерыв в восемь лет?
– Может, он испугался? Собственной жестокости? Если был новичком в этом деле.
– Этого же мы не знаем.
– Нет, но вы раньше встречали подобные убийства? Юные мальчики, один голый, между ними мертвое животное? Не встречали, так что это вполне мог быть его первый раз. А каково делать это впервые? И как он чувствовал себя после?
Она посмотрела на Мунка, словно ожидая от него ответа, но он не нашелся, что сказать.
– В первый раз, – продолжила она. – Сильное впечатление. Что бы это ни было. Прыжок с парашютом, первый секс, банджи джампинг, погружение на сорок метров без кислорода, это же сильнейшее переживание. Встряска. Но в отличии от всего, что я перечислила…
Она снова ткнула пальцем в фотографии мест преступления.
– Это ни на что не похоже. Убийство. Избавление от бремени. Теперь ты знаешь, кто ты на самом деле. Убийца. Ты, может, где-то в глубине души и раньше знал это. Но легко отрицать это, пока ничего не совершил, но теперь ты уже сделал это, правда? Теперь ты знаешь, кто ты.
– Думаешь, он сам лег в больницу?
– Бинго, – кивнула Миа. – Может, он испугался. Того, кем был. Я болен. Мне нужна помощь.
– В психиатрической больнице?
– Именно. И он остался там надолго. На много лет. Ему стало лучше. Возможно, он даже решил, что излечился. Снова вышел в общество. Может, даже нашел работу. До одного прекрасного дня. Вдруг откуда ни возьмись.
Она показала на Рубена.
– И все повторяется? – спросил Мунк.
– Именно.
– Новое вожделение.
– You covet what you see…
– Миа, звучит отлично.
– Да?
– Гениально. Великолепная работа.
Он вынул сигарету изо рта и огляделся по сторонам, как тут телефон Мии завибрировал на полу.
– Придется ответить. Весь день звонят с этого номера.
– Где можно курить?
– Пройдите пару комнат, там на углу веранда.
Она махнула ему рукой и, прикусив губу, сделала над собой усилие и наконец нажала на зеленую кнопку.
39
Одиннадцатилетний Кевин Мюклебюст проснулся от звуков из ванной и понял, что это опять случилось. В доме новый дядя, и теперь пару дней все будет по-другому. В чем-то это неплохо, потому что когда в доме новый дядя, мама всегда становится доброй и не ругается на Кевина как обычно. Он очень надеялся, что сказанное ею тем вечером несколько недель назад окажется правдой. В маме как будто несколько человек поселилось. По крайней мере, два. Один – это мама как она есть, а второй появлялся, когда мама с Элсебет пили красное вино, и она резко начинала проявлять любовь к сыну, по крайней мере в присутствии Элсебет. Мы с тобой справимся, Кевин, правда? Не надо нам никаких мужиков, да? Ты будешь мужчиной в доме. А Элсебет говорила: Как тебе повезло с этим парнем. Такой красавчик, я бы тоже хотела себе такого ангелочка. И пусть они курили в квартире, а дверь в алькове под лестницей, где он спал, была сломана, и поэтому его постельное белье потом неделями пахло табаком, это совсем не страшно. Мама прижимала его к себе и разрешала взять колу из холодильника, которую купила для себя, а сегодня даже не суббота. В такие моменты Кевин сразу размякал и долго сидел вместе с ними, пока мама с подругой звенели бутылками, и она целовала его в щеку и еще крепче прижимала к себе. И пусть от нее неприятно пахло и смотрела она мимо Кевина своим сонным плавающим взглядом, это неважно, ведь она так его любит. Мальчик мой, Кевин. Как маме с тобой повезло.
И с того вечера он пытался быть мужчиной в доме. Не вполне понимая, что это должно в себя включать, но он попробовал делать то, что обычно делали другие дяди, когда жили у них. Как Рюне. Или Гуннар. Или Ян-Эрик – он мальчику нравился больше всех, даже обещал Кевину велосипед, настоящий, не то что старый мамин, который был для него большой и с рамой, как у велосипеда для девчонок. Нет, он обещал купить ему самый настоящий внедорожный велосипед. Представить только. Полноценный велик для бездорожья. Мальчики на класс старше тогда бы заткнулись, а то вечно они перешептывались, когда Кевин подъезжал к школе на большом старом велике. Ну что? Кто теперь будет насмехаться надо мной? Видите? Внедорожник! Разрисованный языками пламени! Как вам такое? Заткнитесь теперь все.
Но стать мужчиной в доме оказалось совсем не просто. Он делал все, что и всегда. Накрывал завтрак, убирал со стола. Наводил порядок в гостиной после прихода Элсебет и других маминых подруг. Убирал валявшиеся на ковре бокалы и пепельницы с выпавшими окурками, разбросанными по столу. Кевин научился пылесосить тихо, чтобы у мамы не болела голова. Нужно повернуть колесико на самую слабую мощность – со значком шторы. Но оставалось освоить самое сложное – платить по счетам. Сколько бы он ни ломал голову, ведь денег у него не было, а вырученных за собранные с футбольного поля бутылки не хватало.
Видимо, поэтому она все-таки привела домой нового дядю.
Кевин отчетливо слышал их, стена в ванную была из картона, мама смеялась и говорила такие слова, которые он раньше слышал только по телевизору. Заткнув
