Роберт Фиш - Риск - мое призвание
— Сиверинг — ваше детище, так? — спросил я. — Если он не найдется, и шансы партии упадут до нуля, вам придется начинать все сначала, верно? Но вы не можете ничего предпринять, чтобы разыскать Сиверинга, так как…
— Да потому что у меня руки связаны!
— Вот поэтому-то вы и совершаете ошибку. Мне руки никто не связывал и не собирается этого делать. Даже будучи тяжело больным, Саймон Коффин, наверное, знал об этом, как вы думаете? Я могу найти для вас Фреда Сиверинга. Или я, или кто-то вроде меня. Если бы вы хоть на минуту пораскинули мозгами, вы бы это поняли.
Ответ он выпалил мгновенно, даже не дав себе труда переварить то, что я сказал.
— Благодарю за проповедь, приятель. И еще за то, что ты меня учишь, как я должен делать свою работу. Может быть, ты прав. Возможно, это должен быть частный следователь. Но, в любом случае, это будешь не ты. Мне по-прежнему не нравится твое отношение к происшедшему, и мне не нравишься ты сам.
— Хорошо, я вижу, вы хотите, чтобы о трехнедельном отсутствии Сиверинга знало уже двое посторонних?
Он аккуратно опустил в медную пепельницу идеальный цилиндрик пепла и, стоя спиной ко мне, тихо процедил:
— Ты, ублюдок. Ты все просчитал наперед. Ты продумал все еще до того, как прийти сюда. Знаешь, как это называется? Чистой воды шантаж.
Я стоял и наблюдал за усталыми конвульсиями этого гордого, упрямого человека, который уже видел, что проигрывает. И еще он понимал, что я тоже это вижу, и пытался еще как-то сохранить лицо. Он опять разразился проклятиями в мой адрес, но я открыл рот ровно настолько, чтобы вложить туда очередную сигарету. Вконец обессилев, он с такой силой вдавил сигару в пепельницу, что она порвалась и разломилась. И я понял, что он пойдет на сотрудничество, разумеется, в той степени, в какой он был на это способен.
— Саймон Коффин сказал, что я смогу узнать от вас детали этого дела, — произнес я.
Он неопределенно махнул своими ручищами и тяжело опустился в кресло за письменным столом.
— Деталей-то особенно никаких и нет. В один из вечеров три недели тому назад Сиверинг и мы со стариком обсуждали здесь наши дела. Я сотню раз прокручивал в памяти тот вечер, но ничего необычного вспомнить не смог. Сиверинг с женой и ребенком остановился в мотеле «Маунт-Дезерт», и мы считали, что в тот вечер он поехал туда. Ильзе и мальчик до сих пор там.
— Ильзе… Немецкое имя.
Лидс утвердительно кивнул и с неодобрением насупился.
— Черт возьми, не будешь же указывать парню, кого ему брать в жены. Вот если бы будущий кандидат от партии попадал к нам в руки лет за десять до того, как придет его час, да еще можно было бы все время его наставлять, что сказать, с кем водиться, да на ком жениться! Разумеется, Ильзе — немецкое имя. Она из фронтовых солдатских подруг, и мы стараемся сделать все возможное, чтобы во время предвыборной кампании это дело никуда не попало. Вы понимаете, что я имею в виду.
— Избирателям больше понравилась бы та девчонка, что торгует кока-колой в лавочке на углу?
— Вот-вот.
Лицо его сморщилось от жалости к самому себе, уголки губ опустились.
— Короче, Сиверинг в мотель так и не вернулся. Рано утром к нам примчалась чертовски встревоженная Ильзе. Этой женщине Драм, что-то известно, но она ничего никому не говорит.
— И это все? Политика…
— Если вы сейчас отпустите эту шуточку насчет случайных связей, то валяйте, и может быть, я все-таки решу вышвырнуть вас вон. Ну, конечно, у него не все чисто, но кто без греха? Когда он баллотировался от своего штата на выборах в сенат, любой другой на его месте тоже не стал бы кричать на каждом углу, откуда у него взялись деньги на избирательную кампанию. Уже будучи конгрессменом, он помог компании, производившей запасные части к самолетам, выиграть тендер и получить контракт от министерства обороны. Он просто сообщил им перед квалификационными испытаниями установочную цифру этого тендера. Впрочем, в итоге правительство не потратило ни одного лишнего цента, и запчасти тоже были поставлены. Пару лет назад он приложил свою руку к контракту Мейсона-Лэйта, ну и что из этого?
— Что из этого… — эхом отозвался я. — Пожалуй, ничего такого, из-за чего надо было бы скрываться. Особенно при том, что он имел хорошие шансы, еще не достигнув сорока лет, стать вице-президентом. Так ведь?
— По-видимому, так.
— Значит, здесь не обошлось без насилия?
— С такой известной фигурой, как Сиверинг, этого исключать нельзя.
— К сожалению, этого нельзя исключать ни с кем.
— Я не вижу здесь абсолютно ничего, за что можно было бы зацепиться. Для человека его положения руки у него казались настолько чистыми, что больше я ничего такого припомнить не могу. А я знаю Сиверинга лучше, чем кто-либо, кроме, пожалуй, его собственной жены.
— В таком случае, дайте мне письмо для его жены с подтверждением о том, что по поручению Саймона Коффина я работаю по делу об исчезновении ее мужа.
— Я дам вам такое письмо, только вы не очень-то радуйтесь. Оно не поможет.
— Вы считаете, что она не будет сотрудничать?
Не ответив, он быстро нацарапал что-то своим корявым почерком на листке именной бумаги для записей и отдал его мне. Записка гласила: «Этот человек — Честер Драм, следователь из округа Колумбия. Он здесь, чтобы помочь найти вашего мужа. Пожалуйста, окажите ему возможное содействие. Б.Л.»
Вручив мне листок, он тут же сурово уставился на ящик с сигарами. Уже от двери я обернулся и увидел лишь отливавшую серебром в свете настольной лампы шапку его густых седых волос.
* * *Через двадцать минут я въехал на своем автомобиле с откидным верхом под неоновую вывеску «Мотель Маунт-Дезерт» и, дав пару кругов по автостоянкам, отыскал свободное место и припарковался. Я пересек посыпанную галькой площадку, поднялся по короткой и широкой лестнице и вошел в главный корпус. В вестибюле стоял стройный метрдотель. Рядом с ним была протянута бархатная лента, за которой выстроилась очередь ожидавших начала ланча постояльцев.
Рядом с гостиничной стойкой не было никого, кроме малого в белом кителе и бордовых штанах. У него было длинное, нездорового оттенка, лицо с тяжелой нижней челюстью, которое он целиком погрузил в раскрытый журнал «Лайф».
Приблизившись, я отпустил какое-то замечание по поводу балетного танцора, сделавшего все, что в таких случаях делают балетные танцоры, чтобы попасть на обложку «Лайфа», и спросил:
— Как поживает конгрессменша?
Он медленно, но с охотой отложил в сторону журнал и с интересом взглянул на меня. По выразительности его глаза напоминали поросячьи.
— Репортер? — заинтересовался он.
— Да, из отдела сенсаций.
— У нас здесь столько жен конгрессменов, что свихнуться можно.
— Отдел сенсаций, — повторил я. — Это задание должны были дать одной журналистке, но дело-то уж больно деликатное. Скажи-ка мне, приятель, как она сейчас, миссис Сиверинг?
Неожиданно для меня это его взяло.
— Так, так, так… — проговорил он. — Что ж, пора бы и поумнеть. Если работаешь по отелям, то должен замечать все. Вы знаете, в чем заключается моя теория?
Я заверил, что не знаю, но сгораю от любопытства.
Он подался вперед, прикрыл глаза, поднял вверх брови так, что они потянули за собой веки, и под ними обнажились выпуклые тускло-серые глаза, и тихо проговорил:
— Я всегда мечтал стать репортером, вы поверите? Мне все говорили, что у меня чутье на новости. Но наступила великая депрессия, и надо было с чего-то начинать. В общем, вы понимаете.
— Ну да, — заверил я.
Со стойки раздался приглушенный звонок телефона, он снял трубку, что-то вежливо в нее промурлыкал и положил трубку на место.
— Ну так вот, — продолжил он. — Если вы, мистер, станете надо мной насмехаться, то я никогда в жизни не скажу ни слова ни одному репортеру, так уж будьте добры… Ее старик разъезжает где-то по делам, вы улавливаете? Я уже порядочное время его здесь не видал. А она — аппетитная такая, понимаете, блондиночка, и плевать ей на то, что у ней пацан. Чувиха классная, брат, это я точно говорю. Вы когда ее увидите за пятьдесят ярдов, у вас в дождливый день в горле пересохнет. И вот со всеми этими ее бабскими причиндалами, да еще когда он по своим делам то в Чикаго, то еще куда маханет, вот он удачу-то свою и проморгал.
— Это почему же?
— Да она с ним амуры крутит! — выпалил он и посмотрел на меня с вызовом.
— С кем, с другим постояльцем? — потрясенно спросил я.
Он покачал головой.
— Я не знаю, откуда он откопался, этот кадр. Только у него «Понтиак» с откидным верхом. Лишь на этой неделе он заезжал сюда три раза. И сегодня тоже.
— Что, прямо сейчас?
— Я тут вышел на крыльцо подымить и увидел, как он подрулил на своей тачке. Минут тридцать, а может, и сорок назад. Не знаю, здесь он еще или нет. Но он себе мозоли на заднице натрет, этот пентюх, если вздумает ее дожидаться. Ее здесь нет.
