Роберт Фиш - Риск - мое призвание

— Раньше я играл в гандбол. Я играл в быстрый гандбол до шестидесяти пяти лет.

Его смех походил на затухающее эхо и все-таки заражал весельем. Мне вдруг стал симпатичен этот старик, который решил вернуться на политическую арену, чтобы там умереть.

— Вам это о чем-нибудь говорит, Драм? — жестко спросил он. — Знаете ли вы, какой наиболее поразительный вопрос сейчас стоит перед обществом со всей определенностью? Это вопрос, кто есть человек — обезьяна или ангел? Господи, я — за ангелов.

Я заметил, что не припоминаю ничего подобного, и добавил, что даже не знаю, за кого был тот человек, которого Коффин процитировал.

— Это слова Бенджамина Дизраэли к вопросу об эволюции. Драм, мне восемьдесят три года, и я умираю. Мне тоже хочется хотя бы разок побыть с ангелами, по крайней мере, до того, как я умру.

— Вы имеете в виду Фреда Сиверинга?

— Вы, наверное, считаете, что Сиверинг — такой же приспособленец, как и все остальные? Да, Драм, он был таким. Но не сейчас. Он изменился, и я ставлю на него свою жизнь.

Он снова издал грустный смешок, будто иронизируя над самим собой.

— Возможно, мне тоже это нужно. Но я говорю, что такие, как Фред Сиверинг, — последняя надежда страны.

— Ну и причем здесь я? — осведомился я. То, что он после этого сказал, было подобно разрыву бомбы:

— Драм, Фред Сиверинг исчез. Я хочу, чтобы вы его разыскали. В детали этого дела вас введет Бадди Лидс. Очевидно, что в полицию мы обратиться не можем. Сиверинг вместе с семьей отдыхал перед съездом в Бар-Харборе. Он часто бывал на публике, и поэтому о его исчезновении знают только семья и Лидс. Если мы пойдем с этим в полицию, то распрощаемся с кандидатом Сиверингом навсегда. Сенатор Хартселл рекомендовал вас как человека, умеющего держать язык за зубами, а я уважаю суждения сенатора как весьма здравые. Вопросы есть?

— Миллион. Впрочем, я задам их Лидсу.

— Хорошо. Найдите Сиверинга. Верните его. И что бы вы ни делали, не раскрывайте ничего ни полиции, ни прессе.

— А если я накопаю что-то, о чем захочется узнать полиции?

— Тогда обещайте мне вот что: вы сначала сообщите об этом мне или Лидсу. Это вас устроит?

Я ответил, что устроит.

— Мне пришло в голову, что ваша лицензия не будет действовать в штате Мэн.

— Вести частное расследование можно лишь до тех пор, пока вы не начинаете наступать людям на ноги.

— Однако вам, возможно, придется делать и это, разве не так?

— Может быть. Но я и не обещал, что не буду этого делать.

— Мне нравится ваша манера поведения. Драм. Я полагаю, что вы разыщете Сиверинга без лишнего шума. И перед тем, как вы уйдете, я хотел бы пожать вашу руку.

Я подошел к изголовью кровати. Рука Саймона Коффина была сухой и горячей. На ощупь она напоминала нечто неживое, очень долго пролежавшее под жарким солнцем. Он подал мне руку, я пожат ее и пошел разыскивать Бадди Лидса, даже не сказав «до свидания» этой тени великого человека в малиновых лучах солнца. Я подумал, что это совпало бы и с его желанием.

— Я скажу коротко и ясно, — отрубил Бадди Лидс. — У вас, наверное, чертовски крепкие нервы, если вы пытаетесь присосаться к старику, к тому же порядком выжившему из ума. Я не желаю, чтобы вы здесь околачивались, да еще и попрошайничали. Вы мне не нужны с вашей чертовой помощью. И не вздумайте путаться у нас под ногами. Я вообще считаю последней низостью то, что вам позволили встретиться со стариком. Короче, мистер Драм, убирайтесь отсюда к чертовой матери.

Бадди Лидс был крупным седоволосым человеком с выцветшими глазами, напоминавшими по цвету термостойкие оконные стекла в особняке Саймона Коффина. Несмотря на седину, он выглядел ненамного старше меня, а по габаритам мы были почти одинаковы. Он сидел за широким письменным столом, положив гневно сжатые в кулаки крупные руки на его обитую кожей поверхность. Сесть он мне не предложил. Своим сердитым вступлением он не добился ничего. Я просто продолжал стоять и смотреть на него до тех пор, пока его щеки не пошли злыми красными пятнами так, что неожиданно костлявые скулы, приобретя цвет слоновой кости, проступили на фоне одутловатого лица.

— Каким языком тебе еще повторить? — он подался вперед. — Выметайся отсюда, подонок! Уматывай, чтобы и духу твоего здесь не было!

— Саймон Коффин сказал мне о Сиверинге. Что он пропал.

— О, господи Иисусе, — со злобой прошипел Лидс. — И угораздило же его это сказать! Да еще какому-то частному сыщику, которого мы даже и толком-то не знаем.

— Но он мне это сказал, — продолжал настаивать я.

— Ладно. Хорошо, дайте мне подумать.

— Я не знал, что вы согласитесь.

— Это что, шутка?

— Да, разумеется. Вы начинаете меня отчитывать прямо с порога, а я здесь всего лишь потому, что меня позвал умирающий.

— Я мог бы вас уговорить по-хорошему, — помолчав, признался Лидс. — Я мог бы сказать: вот тебе, ищейка, пятьсот баксов только за то, чтобы ты пулей вылетел отсюда и больше никогда не возвращался. И не говорите, что вы бы их не взяли.

— Раз вы не хотите, чтобы я говорил, я и не скажу.

— Но я не стал этого делать. Я никогда никого не уговариваю. Никогда в жизни я не выставлял и не выставлю свою кандидатуру на выборах. Поэтому помогите, чтобы мне не пришлось кого-то уговаривать. Слушайте, Драм, если я сейчас дам вам эти пять сотен, вам можно будет доверять?

— Безусловно, вы можете мне доверять, но пусть эти пять сотен будут авансом от Саймона Коффина. Я этот задаток не просил, но раз уж вы предлагаете, я возьму.

— Опять ваши паршивые шутки!

— Что вы уже сделали, чтобы разыскать Сиверинга?

— Вы, должно быть, спятили! Что, черт возьми, мы могли сделать? Да мы не можем и пальцем пошевелить. Мы здорово попотели, чтобы поднять Сиверинга до его нынешнего состояния, но если все это выплывет наружу, наши деньги пойдут облезлому коту под хвост.

— Облезлый кот — это Сиверинг?

— Не зубоскаль, ищейка! Что здесь смешного?

— Саймон Коффин и вы. Но он Сиверинга котом не называл.

— Да ну? Мы так тесно завязали партийную машину на этого сукина сына, что, прыгни Сиверинг завтра с Выдровой Скалы, он потянет за собой на дно Атлантики всю партию! Вот уже три недели, как его никто не видел, — уныло закончил Лидс. — Три недели, и даже жену на прощание не поцеловал.

— А инфаркт с Коффином случился тоже три недели назад?

Лидс пожал плечами с таким выражением, будто его это абсолютно не интересовало.

— Сердечный приступ случился у Коффина во сне на следующую ночь после того, как Ильзе Сиверинг сообщила нам, что ее муж исчез. Драм, Саймону Коффину восемьдесят три, и он вне политики. В течение сорока лет на Уолл-Стрит его называли Саймоном Легре. Потом он отошел от дел, а сейчас вернулся, но уже идеалистом. Я вовсе не жалуюсь, черт побери. Мы, безусловно, рады, что он с нами, но это примерно то же самое, как если бы герцог Шнайдер вдруг объявил, что он курит «Лаки Страйк». Однако, по крайней мере, он не пытался бы никого учить, как делать сигареты.

Лидс извлек из стоявшего на столе ящика тонкую сигару, длиннее которой я в жизни не видел, и при помощи золоченого перфоратора начал пробивать дыру в ее конце. Пока он возился с этим новым изобретением и раскочегаривал сигару, я успел выкурить половину сигареты.

— У Сиверинга была причина скрываться? — спросил я.

Вместо ответа Лидс заявил:

— Пока еще у меня есть для вас пятьсот баксов. Но это если вы попросите дворецкого Коффина провести вас к выходу.

Я с усилием вдавил сигарету в медную пепельницу размером не меньше тех, что ставят в кафетериях.

— Сколько причин вы знаете для того, чтобы человек ни с того, ни с сего взял и скрылся? Главная причина, по крайней мере, в том случае, когда обращаются к услугам сыщика, одна — что-то, связанное с его прошлым. Иногда шантаж. Или угрызения совести. Человек просто испытывает желание на некоторое время уединиться и побыть в четырех стенах какой-нибудь захолустной гостиницы, чтобы обдумать свои проблемы. Так что все-таки у Сиверинга — шантаж или совесть?

Лидс встал. В тот момент он, казалось, больше интересовался своей сигарой, чем мной. В этом была какая-то неблагоприятная для меня связь со сказанным, но я ее не уловил.

— Ладно, до свидания, — произнес он. — И не устраивай слишком много разводов, ищейка.

— Полагаю, что вы совершаете ошибку, — медленно проговорил я. — И я объясню, почему я так считаю. Я согласен работать совсем без гонорара.

— Если ты не уберешься отсюда через пару секунд, я тебя вышвырну.

— Сиверинг — ваше детище, так? — спросил я. — Если он не найдется, и шансы партии упадут до нуля, вам придется начинать все сначала, верно? Но вы не можете ничего предпринять, чтобы разыскать Сиверинга, так как…