Владимир Рыбин - Убить перевертыша
Шупо и повел себя официально. Окинул их каменным взглядом и, ни слова не говоря, протянул руку. Коля поспешно подал ему документы, все, какие имелись. Полицейский переложил их в левую руку, а правую просунул глубже в открытое окошко в направлении Сергея, скомандовал отрывисто, как собаке:
— Пас!..
Обижаться было — себе дороже. Тем более что ничего обидного не произошло. Так полицейские всегда требуют паспорт.
Затем шупо неспешно пошел к своей машине, стоявшей позади в десятке метров, сел в нее. Через стекло было видно, как он и его напарник перелистывают документы, говорят о чем-то меж собой.
— Ты сиди, ты пассажир, — сказал Коля. — А мне положено осмотреть машину, раз уж стоим.
Едва он вылез, как те двое тоже вылезли, подошли. О чем они с Колей говорили, Сергей не слышал, но видел, как Коля открыл багажник. Покопавшись в нем, шупо полезли в салон с обеих сторон, принялись трогать и перекладывать коробки да свертки Колиного торгово-челночного бизнеса. И наконец отвалили. Отдали документы, козырнули, бросили традиционное "Чус!" — «Привет», дескать, и умчались с запредельной скоростью. А Коля, усевшись на свое место, все не заводил машину, вскрикивал, хлопая обеими руками по рулю:
— Никогда не останавливали. Может, ты чего натворил?
— Аки агнец! — засмеялся Сергей, подняв руки.
— Тогда садись-ка за руль, агнец, отдохну маленько.
— А если они опять?
— Бомбы в одно место дважды не падают.
Автобан для Сергея был в новинку. Столько ездил по нему, но всегда пассажиром. А за рулем, оказывается, совсем другое дело. Высокая скорость только в начале заставляет напрягаться, а потом ее вовсе перестаешь замечать, и приходит шоферский восторг, и хочется еще жать на педаль, особенно когда тебя обходят и обходят слева.
— Ты одного себя везешь, а у меня — бизнес, — добродушно намекнул Коля. — А бизнес — дело святое.
Остудил. Пришлось сбросить скорость до рекомендованных 130.
Долго молчали, что было на Колю совсем не похоже. Временами он взглядывал на своего пассажира с каким-то особым вниманием, и у Сергея возникло подозрение: а не в курсе ли Коля его секретной миссии? Может, весь этот спектакль разыгран не иначе как по сценарию Кондратьева? Значит, Коля — один из них? Или он такой же лох-курьер? Гадать было бессмысленно, спрашивать тем более.
27
Чемодан Кондратьев не прятал. Небольшой, невзрачный и мягкий, похожий на дорожную сумку, он лежал на верхней багажной полке, не привлекая внимания. Обычно-то немцы в дороге чемоданами себя не обременяют, сдают их в багажный вагон. Но он не мог сдать, поскольку не знал, где придется пересаживаться. При малейшем подозрении на слежку вышел бы на первой же станции, чтобы сесть в другой поезд, идущий, может быть, даже и в обратную сторону.
По документам он был сейчас благопристойным немцем-пенсионером, вознамерившимся на старости лет поглядеть на недавно обретенные фатерляндом восточные земли. Чтобы не привлекать к себе внимание, ехал не скоростным поездом, в вагоне третьего класса без купе, похожем на подмосковную электричку. Здесь было больше вероятности нарваться на болтливых соседей: поезд останавливался на всех станциях, и пассажиры менялись часто. Но были и свои преимущества: чаще остановки — больше возможностей сойти, когда понадобится. Назойливость соседей не пугала, поскольку была ночь и все спали. А спешить ему было некуда. В Росток надо прибыть не слишком рано, чтобы не торчать на пустом вокзале белой вороной. Да и нужный ему офис, где решались дела Костика, раньше девяти не открывался.
Пока что никто ему не досаждал и ничто не настораживало. Лишь на последних перед Ростоком километрах началась подозрительно частая проверка билетов. Только что приходили контролеры и — опять. Последние даже прицепились к нему.
— Почему вы свой чемодан не сдали в багаж?
— У меня не чемодан, а все равно, что дорожная сумка, — бестактно зевнув, ответил Кондратьев, присматриваясь к контролеру. Не новый, а все тот же, который приходил раньше и не придирался.
— Нет, это тяжелый чемодан.
— Какой же он тяжелый? Пустой почти. Только что поесть да личные дорожные принадлежности.
— Все равно снимите с полки, может упасть.
— Пожалуйста.
Он неторопливо встал, потянулся, по-стариковски потер поясницу, колени, дождался, когда контролер отойдет и отвернется. Пришлось напрячься и довольно тяжелый чемодан снимать с багажной полки так, будто он ничего не весит. При этом старая артритная боль, словно шилом, проткнула плечо.
Контролер ушел. Кондратьев положил чемодан рядом с собой на сиденье, откинулся, всем своим видом показывая, что хочет спать. А сам сквозь прищур глаз присматривался к пассажирам, которых во всем вагоне было не больше двух десятков. Если кто вскочит и побежит вслед за контролерами, значит, наблюдал со стороны и они кого-то ищут. Но никто не встал, не вышел, и Кондратьев успокоился.
Было начало восьмого, когда поезд вполз под высокий шатер вокзала. Стараясь не отставать от возбужденной толпы пассажиров, Кондратьев огляделся, как оглядывались многие, ища встречающих, вошел в вокзал, не останавливаясь, чтобы не привлекать к себе внимание, одним взглядом разобрался в надписях-указателях, уверенно свернул в проход, ведущий к автоматическим камерам хранения, и через минуту вышел оттуда с тем же матерчатым чемоданом в руке. Лишь опытный наблюдатель мог бы заметить, что мягкие бока чемодана теперь не обвисают, как прежде. Но не было такого наблюдателя, в чем Кондратьев еще раз убедился, вновь смешиваясь с толпой, растекавшейся при выходе из здания вокзала на несколько ручейков — к стоянке автомобилей на площади, к остановкам трамваев…
Он прошел вдоль здания вокзала и оказался в узком переулке. Затем свернул в другой переулок и наконец нашел то, что искал, — контейнеры для мусора, затиснутые в неглубокую нишу между домами. Еще раз оглядевшись, он смял чемодан, сунул его в контейнер и осторожно, чтобы не хлопнуть громко, опустил пластмассовую крышку.
Улица, на которую он вышел через несколько минут, называлась Длинной, именно на ней находился нужный офис. Но до него, как оказалось, было довольно далеко, и Кондратьев направился в другую сторону, к вокзалу. Надо было привести себя в порядок, побриться, позавтракать, а заодно еще раз оглядеться.
В пустой парикмахерской он выбрал место ближе к окну, чтобы видеть привокзальную площадь. В кресле чуть не уснул. Когда после бритья мастер положил ему на лицо горячую салфетку, Кондратьев закрыл глаза и — как провалился. Очнулся от холодной струи одеколона. То ли от этого горячего компресса, то ли помогла минута забытья, но встал он из кресла вполне бодрым.
И в кафе, куда зашел позавтракать, тоже сел к окну. Ничего подозрительного не заметил. Насторожился только один раз, когда увидел двух вполне благопристойных бюргеров, один из которых показался ему знакомым. При каждом шаге немец приподнимался, будто пританцовывал. Прошли они близко от окна кафе, и он, хорошо рассмотрев их, твердо сказал себе: нет, никогда прежде его не видел. Однако ощущение, что чего-то недопонял, осталось.
Никогда еще Майка так не оставляли в дураках. Русского курьера упустил, помощника, считай, прямо на глазах убили… Помощник — черт с ним, хоть и спросится за него — для кого-то высокосидящего он что-то такое значил, — а вот курьер!..
И ведь как искали! Полиция, которую подняли на ноги, лесопарк по листику перебрала. На выездах из Штутгарта — тройной контроль. А он — будто сквозь землю…
Значит, был не один. Значит, кто-то все наперед просчитал, утер нос ему, Майку, слишком привыкшему, что противник всегда действует по его указке.
Майк сидел за столом в комнате, бывшей для курьера жильем Пауля, и ругал себя последними словами. Понимал, что эти же слова придется выслушивать от Инспектора. Впрочем, Инспектор может употребить слова помягче, но от этого легче не будет.
Где его теперь искать? В Бремене, у приятеля-переселенца? Но туда он, пожалуй, не сунется. Не дурак же, поймет, что об этом сразу же станет известно. В Ольденбург? Ведь курьер не знает о смерти Клауса. Но там тоже надежный контроль. И опять круглым дураком он будет, если кинется в Росток. Не может же не знать, что все бумаги, бывшие при нем, просмотрены?
На всякий случай Майк направил в Росток двух агентов, и те взяли под контроль офис, куда Новиков должен был явиться. Но того пока не было. Хотя пора бы…. Если сразу ехать в Росток…
"А если не сразу?" — спросил себя Майк. И помотал головой. Это опять же будет круглым дураком, если заляжет. Время работает не на него. День-два, и след отыщется. Остается для него одно — бежать к границе. С архивом или без архива. Но там-то его фамилия — у каждого контролера. Конечно, лучше бы еще и фото. Но с фото они дали маху. Слишком понадеялись на себя. И за эту оплошность с него тоже спросится…
