Владимир Рыбин - Убить перевертыша
— Привыкай, отныне это твой аусвайс.
— Зачем?
— Так безопасней.
Сергей сначала удивился, потом испугался и лишь затем возмутился.
— Тут на фото дебил какой-то. Совсем не похож.
— Похож, похож, приглядись.
— У него же усы.
Кондратьев сунул руку в боковой карман своей необъятной куртки, вынул маленький мягкий конвертик.
— Примерь.
В конверте были накладные черные с легкой рыжинкой усы, в точности такие, как на фото.
— Все-то у вас предусмотрено.
— На том стоим.
Сергей засмеялся.
— Этак вы мне новую жену достанете из кармана.
— Хватит с тебя одной. Да еще Эмка. С ними-то разберись.
Опять нахлынуло сожаление об упущенной возможности пообщаться с Эмкой. Помогала же, рисковала, и с ней так поступить? Сергей обиженно замолчал, но Кондратьев не дал ему предаться печали.
— Теперь о твоей Эмке. Ты сейчас молишься на ее гениальные способности: сумела уговорить упрямца Фогеля. Не хотелось бы тебя разочаровывать, но дело в другом. Фогель отдал архив после того, как узнал об убийстве Клауса.
Сергей дернулся так, что если бы не ремень безопасности, то, наверное, ударился бы головой о лобовое стекло. В первый момент ему показалось, что Кондратьев резко затормозил.
— Как?! — наконец, выговорил он.
— Что «как»? Как я узнал? Ну это, брат, мое дело.
— А может…
— Не может, — прервал его Кондратьев. — Догадки оставим на потом. Уйдешь на пенсию, будешь гадать, что было бы, если бы. Впрочем, похоже, расслабиться даже и на пенсии тебе не дадут…
— Кто?
Кондратьев внимательно посмотрел на него, нервно мотнул головой.
— Я думал, ты грамотный.
Сергей не нашелся что сказать. Стало почему-то холодно в машине, и было жаль Кондратьева, сжигавшего себя эмоциями.
— Ну, как, успокоился? — через некоторое время спросил Кондратьев, и Сергей удивленно посмотрел на него:
— Я-то что…
— Тогда давай о наших баранах. Слушай внимательно. Итак, усы ты приклеишь прямо сейчас. Зеркало к твоим услугам, поворачивай его к себе. Свой паспорт спрячь так, чтобы никто не нашел. Приедешь в Москву, оба паспорта отдашь Мурзину. Остальное — не твоя забота. Позвони ему из Минска или из Смоленска. А поедешь ты на этой самой машине, только номера будут другие. Поведет ее перегонщик. Ты — пассажир, воспользовался попутным транспортом. Понял? Только так, и не иначе. Через полчаса мы будем во Франкфурте, подъедем к железнодорожному вокзалу, и ты позвонишь по телефону, который я тебе дам. Спросишь Колю Каляева, скажешь, что обещанную машину пригнал. Это и есть перегонщик. Приезжает сюда, покупает подержанные машины, перегоняет в Россию, сбывает перекупщикам. Тем и живет. Это его бизнес.
— А документы на машину?
— Документы в порядке. — Кондратьев тем же небрежным жестом достал из внутреннего кармана конверт. — Вот, отдашь. Остальное он знает.
— А если начнет расспрашивать?
— Не начнет. Самое большее — сдерет с тебя сотню-другую за транзит. А может, и не сдерет. Все-таки с пассажиром ехать спокойнее. На дорогах-то шалят, слыхал?
— А вы? — спросил Сергей.
— А я исчезну. С чемоданом, разумеется.
— В Росток?
— Мы и так подзадержались. «Неринга» вот-вот уйдет.
— Какая «Неринга»?
— Судно, на котором будут товары Костика… А ну покажись? повернулся он к Сергею. Оглядел, хмыкнул удовлетворенно: — А говорил — не похож. Не забудь, что ты теперь Павел. Пока светло, изучи паспорт.
Сергей еще посмотрел на фото, взглянул в зеркало и согласился: что-то общее есть.
Что он за человек, Кондратьев, если наперед все знает?..
И тут же Сергей подумал о другом: если они, призванные блюсти безопасность, все были такие предусмотрительные, то почему не предвидели развала государства? А если предвидели, то почему не предотвратили… Не-ет, не предвидеть не могли. Значит, не предотвращали. Значит, выполняли приказ. А подчинялись они только высокосидящим номенклатурщикам. А поскольку эти номенклатурщики как были, так и остались наверху, только перевернулись — перевертыши, то и предателей надо искать среди тех, кто сейчас у власти…
Не-ет, не уйти нормальному человеку от этих суждений, а значит, и от осуждений, и от участия в деяниях, какие в недавние времена назывались антиправительственными, то есть преступными…
Вот так уголовно наказуемое становится законоодобряемым, а безнравственное — нравственным и наоборот. Вот так сбиваются с толку люди, уверовавшие в неизменность простых человеческих истин, считая, что они — от Бога… Вот так слуги Сатаны улавливают растерявшиеся, заблудившиеся в исканиях души людские…
26
Коля Каляев оказался подвижным шустрым мужичком того же, что и Сергей, возраста и, как предсказывал Кондратьев, совершенно не любопытным. Он ни о чем не спрашивал, зато сам говорил непрерывно и был весьма доволен тем, что пассажир не перебивает, слушает.
Он появился у железнодорожного вокзала через час, когда совсем стемнело. Не глядя, сунул конверт с документами в карман, не осматривая машину, сел за руль и сразу с воодушевлением принялся рассказывать о том, какая замечательная машина «БМВ» — не чета всяким там «Жигулям» и «Волгам».
— А вообще-то, если будете покупать машину, берите «Жигули», с иномаркой намаетесь, — противореча сам себе, посоветовал Коля.
Скоро они въехали в небольшой, тускло освещенный дворик позади двухэтажного дома. Коля и здесь не стал ничего осматривать, захлопнул дверцы и пошел к невысокому крыльцу, по пути рассказывая о хозяине дома, помогавшем ему за скромный процент покупать в Германии подержанные иномарки.
— Грегор — свой мужик, российский, хоть и немец. В Казахстане жил. За ночлег берет по-божески — пятнадцать марок. Отдохнем, а завтра я с утречка все утрясу — новые номера на машину, страховка, все такое, и можем ехать. Устраивает? Или хотите погулять тут, город поглядеть?
Сергей ответил, что на города немецкие он нагляделся и хотел бы поскорей домой.
Грегор — худощавый, улыбчивый — показался только на миг, чтобы поздороваться и сказать, что Коля все знает, и ушел к себе, на второй этаж. А Коля по-хозяйски провел Сергея в небольшую комнату, где стояли две узкие кровати.
— Ты, я гляжу, свой мужик. Давай на «ты», что мы выкаем, как коровы, сказал он, усаживаясь на кровать. Ногой вытолкнул из-под кровати коробку, извлек из нее бутылку обычной «Столичной». — Давай на посошок, потом-то нельзя будет.
"Ну, все, — подумал Сергей, — выпьет, замучает разговорами". После пережитого в этот день ему хотелось только одного — поскорей уснуть, чтобы забыть о подлом Пауле, оказавшемся каким-то Маковецким — одним из российских подонков, о хитром Майке, о Бутнере с его змеиной мудростью. И в то же время он боялся, что уснуть не дадут мысли об Эмке, о Федоре Кондратьеве, о Клаусе, погибшем, ясно же, из-за его, Сергея, неосторожности.
Но Коля, видно, и сам был здорово вымотан, после первой же рюмки начал зевать.
— Тебя когда завтра будить? — спросил он. — Мне-то рано…
— Перед самым отъездом, — сказал Сергей и принялся раздеваться.
— Германский автобан — это песня без слов, симфония без музыки, это картина, хотя цвет у нее один — цвет бетона. Ни перекрестков, ни светофоров, ни баранов-пешеходов. Автобан — это вечное движение, кровеносный сосуд без тромбов. Ехать по нему — радовать сердце. И, стало быть, у автобана есть еще одно благодатное свойство — оздоровляющее. Российскому шоферу, кто хоть иногда попадает на автобан, не нужны поликлиники…
Коля Каляев расписывал прелести немецких дорог до самого Касселя, первого крупного города на их пути, и, наверное, делал бы это до самого Берлина, если бы нарисованную им идиллическую картину не испортил лишний мазок — полосатая машина шупо — шуцполиции, «шустриков», как называл их Коля. Некоторое время шупо спокойно ехали сзади, не отставая и не приближаясь, и Коля рассуждал о том, что вот, дескать, лафа в Германии — не останавливают, не дергают шоферов по пустякам. Если надо, шупо нажимает кнопку, и центральный компьютер сразу выдает ему все о машине и ее хозяине.
— Главное — страховка. Если страховка уплачена, кати без проблем.
Но тут полосатая машина подошла к «БМВ» поближе, замигала правым фонарем и для убедительности вякнула сиреной, — дескать, пожалте на боковую полосу.
— Нам?! — ахнул Коля и чуть было по российской привычке не даванул на газ. Но тут же сбросил скорость. — Никогда не останавливали. Чего им надо?
Сергей подумал о себе, и ему стало страшно: неужто ищут? Если так, то каким же провидцем был Кондратьев, готовя для него другой паспорт!
Шупо подошел неспешно, помахивая, как сперва показалось Сергею, ракеткой для пинг-понга. Потом рассмотрел: это у него такой жезл. По кругу ракетки надписи — «Halt», «Polizei». Блестящая темно-зеленая куртка с серыми погончиками, белая рубашка с черным галстуком, фуражка с белым верхом и многолучевой звездой на тулье. Серьезный представитель официальной власти, а не какой-то там подкидыш-агент.
