Ксавье Монтепен - Лучше умереть!

— Это не он! — прошептала девушка, возвращаясь назад; лицо у нее омрачилось.

Жанна заметила внезапную грусть.

— Вы кого-то ждете, госпожа Люси?

— Да, мамаша Лизон… и вы его знаете… Я жду господина Люсьена.

— А! Того молодого человека, что живет напротив вас…

— Да… Он мой жених, и вы легко поймете мое беспокойство, если узнаете, что сегодня утром он пошел узнать насчет работы, от которой зависит все наше будущее. Если его возьмут, через год мы поженимся… он мне так обещал.

На лестнице снова послышался гул шагов.

— Ах! На этот раз я не ошибаюсь! — побледнев от волнения, воскликнула девушка. — Он!

Едва Люси успела сказать это, как дверь распахнулась. Сын Жюля Лабру вихрем влетел в комнату; лицо его сияло.

— Победа, дорогая Люси!… — вскричал он. — Победа!…

— У вас все получилось? — пролепетала девушка; на глазах у нее выступили слезинки.

— Получилось, и лучше некуда… Я тотчас же был назначен на ту должность, о которой мечтал. После завтрака мы вместе ездили на стройку в Курбвуа. Вернувшись в Париж, я сразу же побежал к Жоржу Дарье доложить, какое счастье мне принесло его рекомендательное письмо, и теперь я наконец здесь, дорогая Люси; я очень счастлив и хочу поделиться своим счастьем с вами, ибо очень скоро у нас все будет общее.

Люсьен взял руки невесты, поочередно поднес их к губам и, улыбаясь, продолжил:

— Я получил должность главного инженера с годовым окладом в двенадцать тысяч франков.

— Двенадцать тысяч франков! — не веря своим ушам, повторила Люси. — Но это же целое состояние!

— Если и не состояние, то совсем неплохое начало для того, чтобы со временем его заработать. С завтрашнего дня я приступаю к исполнению своих обязанностей. Через год моя маленькая Люси станет моей женой, а через пять-шесть лет, если мы будем жить достаточно экономно, у нас накопится тысяч тридцать, и можно будет встать на собственные ноги и заново отстроить часть отцовских цехов на землях в Альфорвилле, которые мне удалось сберечь.

Услышав эти слова, Жанна вздрогнула точно так же, как лже-Арман утром.

— Ваш отец жил в Альфорвилле? — изменившимся голосом спросила она.

— Да, мамаша Лизон.

— А как его звали?

— Жюль Лабру; двадцать один год назад его убили, а принадлежавший ему завод сожгли.

Жанна почувствовала, что у нее подгибаются ноги. Душу ее охватил леденящий ужас. Она — невиновная, но всеми признанная виновной в поджоге, краже и убийстве, она, сбежавшая из клермонской тюрьмы, стояла перед сыном Жюля Лабру, который, по мнению правосудия, был сыном ее жертвы.

— Смерть моего отца в свое время наделала много шума, — продолжал Люсьен, обращаясь к Жанне. — Вы, наверное, тоже что-то слышали?

— Да… — ответила разносчица хлеба.

— Тогда во всем виновной признали одну женщину… Вы помните?

— Помню…

— Суд присяжных вынес ей приговор, но в самом ли деле эта несчастная была преступницей? Или стала жертвой рокового стечения обстоятельств и ужасной судебной ошибки? Хотел бы я это знать!

— Вы верите в невиновность приговоренной? — жадно спросила Жанна.

— Не то чтобы верю… я сомневаюсь в том, что она была виновна… и буду сомневаться до тех пор, пока не встречу человека, который якобы пал жертвой своей преданности: по-моему, он самым подлым образом разыграл комедию, чтобы незаметно сбежать и спокойно воспользоваться украденным состоянием.

Жанна едва не выдала себя. Имя Жака Гаро так и вертелось у нее на языке, но она все же сдержалась и промолчала. Разумнее было бы хранить тайну, ибо мало объявить себя невиновной — нужно как-то это доказать. А доказательств, как и во время суда, у нее не было. Тем не менее она испытала огромную неожиданную радость, ведь на такое она и надеяться не смела: сын якобы ею убитого человека не верит, что преступление совершено ею.

Минуты две все молчали, потом Жанна спросила:

— Значит, вы полагаете, что этот человек жив. А что вы сделаете, когда отыщите его?

— Удостоверюсь, что он действительно убийца моего отца, а потом отплачу ему злом за зло и потребую оправдания несчастной женщины, на долю которой выпали такие страдания.

— Может быть, ее уже нет в живых… — прошептала Жанна.

— Может быть и так, но это я скоро выясню… Один из моих друзей — адвокат, фигура во Дворце правосудия весьма уважаемая; он намерен навести справки, в какой тюрьме содержат Жанну Фортье. Если она жива, я обязательно встречусь с нею… Она не солжет… Я пообещаю ей сделать все возможное и невозможное для того, чтобы добиться ее освобождения, и сдержу свое слово, ибо какое-то предчувствие подсказывает мне, что рано или поздно я найду убийцу отца.

Жанна опять едва не выдала себя. Губы у нее дрогнули, она чуть не крикнула Люсьену: «Та, которую вы хотите отыскать, жива… И стоит сейчас перед вами… Это я!…»

Но с губ не сорвалось ни звука. Ведь одно лишнее слово, и ее арестуют, вновь отправят в тюрьму, и — прощай все надежды: она никогда не увидит детей. И все-таки, пристально глядя на молодого человека, Жанна отважилась спросить:

— А ведь у той несчастной женщины были дети. Что с ними стало?

— Не знаю.

Больше вдова Пьера Фортье не могла говорить на эту тему. Она умолкла, опустив голову. Люсьен, обращаясь к невесте, сказал:

— Значит, малютка Люси, теперь вы счастливы?

— Да! Очень, очень счастлива!

— Только отныне, — добавил Люсьен, — нам придется реже видеться.

— Почему же?

— Господин Арман хочет, чтобы я всегда был у него под рукой, значит, мне придется переехать куда-нибудь поближе к нему.

— Понимаю, друг мой… — смиренно сказала Люси. — Ваше постоянное присутствие там и в самом деле необходимо. Меня это немножко огорчает, но ведь речь идет об исполнении возложенных на вас обязанностей, и мне придется смириться. Конечно, поначалу одиночество будет меня жестоко терзать, но ведь вы сможете время от времени заглядывать сюда хоть на пару минут, к тому же все воскресенья — наши…

— Конечно, я буду проводить их только с вами, и с превеликой радостью! — воскликнул Люсьен. — Ненаглядная моя, я очень счастлив, что вы так благоразумны. Надежда выручит нас в трудные минуты, недели побегут быстро… А переехать я должен завтра же.

— Как бы быстро время ни бежало, — вздохнув, прошептала девушка, — все равно мне будет очень одиноко!

— Господин Люсьен, — шагнула вперед Жанна Фортье, — а сколько вы платите за квартиру?

— Сто пятьдесят франков… и заплатил вперед. Теперь, если консьержка не найдет сразу же нового жильца, пропали мои деньги, а это больше чем три четверти от внесенной мной платы.

— Мне очень хотелось бы поселиться здесь вместо вас.

— Правда, мамаша Лизон? — воскликнула Люси.

— Да, Милая барышня! Я с удовольствием поселюсь рядом с вами. Вы и представить себе не можете, как я вас люблю, и господина Люсьена тоже. Для меня будет большой радостью сидеть с вами и говорить о нем.

— Вот и хорошо, мамаша Лизон, значит, мы оба с вами переезжаем, вы поселитесь здесь вместо меня, и я буду рад, что моя невеста не одна. Будете с ней болтать о том, кто ее так любит, что и жизни без нее себе не мыслит… А засим вынужден признаться, что голоден, как волк. И если моя малютка Люси проявит милость, она предложит нам поужинать.

Люси захлопала в ладоши.

— Я только о том и мечтаю! — радостно воскликнула она. — Сейчас накрою на стол, а наша милая подруга тем временем сходит за продуктами.

Жанна плакала от радости; она была счастлива. Странное у нее было счастье: лишь слезами она могла его выразить!

Как и было решено, Люсьен на следующий же день начал работать у Поля Армана. Вместе с Мэри, всегда находившей предлог, чтобы быть рядом с ним, он руководил переоборудованием большой комнаты рядом с библиотекой в чертежную мастерскую, затем принялся старательно подбирать штат из знакомых ему хороших чертежников.

Он нашел квартиру из трех небольших комнат на пятом этаже одного из домов на улице Миромесниль и сразу же переехал туда, а Жанна Фортье перебралась поближе к Люси, что вполне соответствовало ее инстинктивным стремлениям.

Люсьен, с тех пор как уехал с набережной Бурбонов, все время был очень занят и не мог выкроить ни минутки, чтобы повидаться с невестой. А та с нетерпением ждала воскресенья; долгожданное воскресенье стало для них обоих и для Жанны счастливейшим из дней.

С появлением Люсьена в доме миллионера жизнь Мэри утратила свое обычное однообразие. С тех пор как Люсьен стал постоянным гостем на улице Мурильо, даже здоровье больной девушки вроде бы несколько улучшилось.

Это, естественно, не укрылось от бдительного ока бывшего мастера. И дало ему основание сделать вывод, что он не ошибся, заподозрив в Мэри зарождающуюся любовь к сыну арфорвилльского инженера; эта любовь, а точнее — ее возможные последствия, — вызывала у него некоторый страх; он с тревогой ждал того момента, когда дочь — а ее характер был ему хорошо известен — придет рассказать ему о своих чувствах.