Наталья Борохова - Адвокат инкогнито
Ректор указал ей на кресло, поинтересовался привычно:
– Чай? Кофе? Воды?
Соболева отрицательно покачала головой. Ей следовало бы, наверное, попросить водки. Без сомнения, в баре ректора есть и крепкие напитки.
– Виктория Павловна, мне известно, что в вашей семье неприятности, – произнес руководитель вуза короткое вступление.
Профессор кивнула.
– Теперь я, кажется, догадываюсь, для чего вам нужна была характеристика. В суд. Аркадия Александровича судят… Все это очень неприятно для университета. Безусловно, мы ценим ваши заслуги. Вы относились к элите нашего учебного заведения, но в сложившейся ситуации… боюсь…
– Не волнуйтесь, пожалуйста, – перебила Виктория.
Сейчас она была совершенно спокойна в отличие от ректора, лицо которого пошло пятнами. Он не знал, как вести неприятный разговор. Ничего подобного в его практике никогда не было. Конечно, их университет был огромен, и за годы его работы случалось всякое. Привлекали к уголовной ответственности проштрафившихся студентов, выгоняли с работы пьющих преподавателей, рассматривались административные дела за мелкое хулиганство и нарушение правил дорожного движения, а однажды был случай обвинения в получении взятки. Но никогда молодых и перспективных докторов наук не обвиняли в изнасиловании лаборанток. Это был абсурд!
– Я, пожалуй, хлебну чего-нибудь, – сказал ректор, наливая себе в чашку… виски. Посмотрел на Викторию: – Вы уверены, что ничего не хотите?
– Абсолютно, – четко произнесла та. – Не стоит вам волноваться. Если посчитаете нужным, заявления на наше увольнение будут сегодня же на вашем столе. Я все понимаю.
Ректор поперхнулся. Виски попало не в то горло.
– Виктория Павловна, голубушка! Пока об этом никто не просит. Вы, я понимаю, здесь вообще ни при чем. Мы не хотим терять вас.
– Я как раз при чем, – жестко возразила Соболева. – Я – жена. Стало быть, на мне лежит часть ответственности за то, что произошло. Я пока, правда, не уяснила, в чем именно виновата, но готова последовать за мужем. – Она осеклась. – Конечно, не в тюрьму. Однако уволиться по собственному желанию – пожалуйста. Мне нелегко быть центром всеобщего внимания. Я уже успела это ощутить.
– Но куда же вы пойдете? – участливо поинтересовался ректор.
– Пока не знаю. Может быть, в другой университет.
Мужчина покачал головой.
– Ничего не выйдет. Молва несется за вами следом. Вы ведь знаете, как узок научный мир…
Она, конечно, знала. Ученые большого города знали друг о друге все, даже если и работали в разных вузах. Научные конференции, защита диссертаций предполагали тесную связь между специалистами разных учебных заведений. Куда бы ни вздумала пойти Виктория, дурная слава покатилась бы за ней. Соболева была публичной фигурой, и теперь эта ее известность губила ее, делала уязвимой.
– Если вы, конечно, решите поменять сферу деятельности…
Профессор усмехнулась. Поменять сферу деятельности? Получить диплом врача в сорок с лишним лет? Стать профессиональной певицей? Там слухи, говорят, только на пользу. А может, ей пойти в лаборантки? Кислова обучит ее всему, что умеет сама. Полный бред…
– Это бред, – поддержал ее мысли ректор. – Лично вас мы никуда не отпустим. Я предлагаю вам взять отпуск. Вы завершите все свои дела, немного отдохнете. Пройдет время, и страсти улягутся. Люди устанут говорить о вас. Новые события вытеснят старые, и вы заживете, как прежде. Конечно, короткий всплеск интереса к вашей персоне будет иметь место, но скоро все придет в норму.
– А что будет с Аркадием Александровичем? – спросила она. – Я имею в виду в случае, если его условно осудят?
– С ним, конечно, сложнее. Я еще ничего не решил, но терять доктора наук – непростительная глупость. Быть может, он возьмет творческий отпуск и поработает над новой книгой. Или почитает лекции в наших филиалах на периферии. Я не знаю. Во всяком случае, впечатление от его проступка должно покрыться пылью. Люди должны потерять к нему интерес.
– Конечно. Я понимаю.
– Было бы неплохо, если бы вы нашли в себе силы дать интервью в университетской газете. Тут я с вашей матерью полностью согласен, – сказал он вдруг.
– Простите? – Виктории показалось, что она ослышалась.
– Госпожа Андриевская была у меня. Она очень волнуется, чтобы семейная драма не повредила вашей карьере.
– И что я должна сделать, чтобы не повредить карьере? Публично отказаться от мужа? – В голосе Виктории послышался вызов.
– Нет, ну что вы! – всплеснул руками ректор. – Сейчас совсем не те времена. Просто в вашем случае нужна некоторая хитрость. Гибкость, если хотите. Вы вроде бы как расскажете о себе и как-нибудь между строк упомянете, что давно воспитываете детей самостоятельно. Вроде как с супругом у вас несходство характеров… Такое сейчас часто случается. То есть вы живете одна. Тогда какие к вам могут быть вопросы? Это позволит отсечь вас от Аркадия Александровича. Изолировать от его проблем. Он – сам по себе. Вы – сами по себе. Увидите, что все наши самые отчаянные сплетники быстро хлопнут рты.
– Благодарю за беспокойство. Но Аркадий – мой муж, и я вижу в том, что вы мне предлагаете, нечто очень похожее на предательство, – твердо заявила Соболева.
– Ну какое тут предательство? – изумился ректор. – Просто житейская хитрость, не более того. Вы думали, как то, что случилось с вашим мужем, может сказаться на вашей собственной карьере? – Он вопросительно посмотрел на Викторию. – Работы вас, конечно, никто не лишит. Вы будете, как и прежде, писать статьи, читать лекции. Но если речь зайдет о выгодной зарубежной командировке, о какой-нибудь административной должности в университете, тут ваше родство с Соболевым окажет вам медвежью услугу. Вы же понимаете, что до конца жизни вам придется довольствоваться лишь тем, чего вы уже достигли. Ваша карьера застопорится.
– Значит, так тому и быть, – проговорила Виктория, удивляясь, что ее сердце продолжает биться ровно.
Если бы кто-нибудь предрек конец ее карьеры всего несколько месяцев назад, она бы всполошилась не на шутку и сделала бы все, чтобы такого не произошло. Но что можно было предпринять теперь? Изобрести машину времени и рвануть в прошлое, чтобы не допустить встречи мужа и Кисловой? Если бы она могла отменить тогда свою поездку в Прагу, они бы вдвоем вернулись в тот вечер домой… Если бы тогда была нелетная погода… Если бы у Аркадия в ресторане случился сердечный приступ, и его доставили в больницу… Бесконечные «если бы»!
– Прикиньте все «за» и «против», Виктория Павловна, – как змей-искуситель, соблазнял ее ректор. – Вы мне всегда импонировали. У вас такой потенциал! Вам еще есть куда расти и к чему стремиться. А вашему мужу уже ничем не поможешь. Подумайте над моим предложением, но не затягивайте решение. Сами понимаете, чем быстрее выйдет такое интервью, тем будет для вас лучше. Хотя я понимаю, это нужно было делать много раньше. Известие о вашем разводе должно было успеть быстрее, чем новости из зала суда. Ах, если бы вы доверились мне еще тогда…
– Что сделано, то сделано. После драки кулаками не машут, – с горькой улыбкой признала Соболева. – Но все равно спасибо за поддержку.
– Ступайте в отдел кадров и оформите отпуск, – кивнул ей головой ректор. – Очень надеюсь, что после Нового года и зимней сессии острота всей произошедшей истории потеряется и вы заживете относительно спокойной жизнью.
– Кстати, может статься, что Аркадия оправдают, – молвила Виктория. – Вы об этом не думали?
– А вы сами-то верите? – спросил ректор. Его взгляд был красноречивее миллиона слов.
Нет, она больше в это не верила. Абсолютно…
Судебное заседание в тот день так и не состоялось. Аркадий Александрович долго бродил по коридору в полном одиночестве. Ему казалось, что он вдруг потерял свою тень. Впервые за время процесса Виктория отказалась сопровождать его. Вернее, этот вопрос они с ней не обсуждали. Все получилось само собой. После той последней ссоры он ушел от нее в ночь и долго блуждал в лабиринтах запорошенных снегом улиц. Он был пьян, но декабрьская непогода быстро привела его в норму. Конечно, он забыл головной убор, и его волосы растрепало в разные стороны ветром. Щеки нещадно драл мороз, а хмельные мысли неслись вслед за стелющейся по тротуару поземкой. Он обнаружил в кармане скомканную сотню и зашел в кофейню выпить кофе. Вернее, ему не хотелось ни кофе, ни чая, ни даже коньяка. Просто идти было некуда. Он сел за самый дальний столик и погрузился в размышления.
Нет, он не жалел о том, что его вдруг так понесло на откровенность. Наконец-то сказал Виктории то, что давно должен был сказать, но в силу своей слабости произнести не мог. Она была поражена в самое сердце, и мысль об этом доставляла ему сейчас нездоровую радость. Его жена в своей жизни привыкла слышать лишь дифирамбы, пускай хоть теперь поймет, что она может вызывать у окружающих чувства совсем другого рода. Соболев на секунду задумался, не пытается ли сейчас взвалить на Викторию свои проблемы, но тут же сердито остановил себя. Он всю жизнь думал только о том, как соответствовать жене. Как себя вести, чтобы быть принятым ее родителями, их знакомыми. Но сейчас наступил предел. Аркадий чувствовал, что в нем что-то надломилось. Но в каком-то смысле ему стало даже проще. На него повесили ярлык насильника и негодяя. А кто будет ждать от пропащего человека выполнения всех незыблемых правил и соблюдения приличий, принятых в хорошем обществе?
