Антон Леонтьев - Шоу в жанре триллера
Юлиана была великолепна, никто бы не мог сказать, что всего несколько дней назад она лежала в больнице и была готова умереть. До моего чуткого уха донеслись сплетни о том, сколько стоит новое бриллиантовое колье, украшающее тонкую шею супруги режиссера. Это подарок Марка…
Затем состоялся небольшой фейерверк, в темное небо взмыли разноцветные ракеты. Все были обескуражены роскошью и размахом. Наверное, панночка убедила мужа не жалеть денег. Юлиана перецеловалась со всей труппой (я благоразумно скрылась на время лобызаний в дамской комнате) и приняла поздравления от отцов городка.
Действо плавно переместилось в особняк, который стал похож на небольшой дворец. В большой гостиной были накрыты столы, закуска, как оценила я, была превосходная, а вот напитки подкачали. Марк предпочитал водку, поэтому всем приглашенным пришлось пить именно ее.
Местная элита была обескуражена фуршетом: привыкшие к долгим и шумным застольям, они смущались оттого, что негде присесть, и приходилось в руках держать тарелку с массой кушаний.
Михасевич провозгласил тост:
– Дамы и господа, предлагаю выпить за Юлиану Понятовскую – наилучшую актрису из тех, что мне известны!
Так продолжалось не особенно долго, последовали другие тосты, затем режиссер поднял на руки Настю и сказал:
– А теперь за Анастасию Михасевич – наилучшего ребенка!
Я снова заметила сына режиссера. Тот сумрачно и с непонятным блеском в глазах смотрел на отца. Ах, Марк так и не внял моим советам и не заботится об отпрыске!
Первый час праздника был скучноват, затем под действием водки все перезнакомились, я с умилением отметила, как известный актер обсуждает с мэром Варжовцов то, где лучше париться – в финской сауне или герцословацкой баньке, а жена мэра сплетничает с молодыми актрисами о том, как лучше стимулировать сексуальную энергию мужа.
Все это мне наскучило. В компании профессора кислых щей я прогулялась по особняку. Мы пытались пройти в оранжерею, но та оказалась заперта изнутри. Наверняка Марк приказал запереть помещения, дабы любопытные гости не разбрелись по его дому.
Было далеко за два ночи, когда веселье пошло на убыль и приглашенные начали расходиться. Михасевич, немного раскрасневшийся, но вполне крепко державшийся на ногах, самолично провожал гостей, находя для каждого пару добрых слов.
К трем часам прием был окончен. Великолепие фуршета потускнело, столы были опустошены, разноцветные огоньки гирлянд призрачно мерцали в темноте.
– Ну вот, а ты говорил, что какой-то там убийца бродит рядом с нами, – сказал Марк Казимирович, обращаясь к подвыпившему профессору кислых щей. – Все было как нельзя лучше. А тебе, Фима, понравилось?
Не дожидаясь моего ответа (Марк не мог и предположить, что его прием был скучен до невозможности), он обратился к актерской братии, которая продолжала праздновать возвращение Понятовской домой:
– Дамы и господа, всех предупреждаю, завтра съемка! В связи с тем, что сегодня хорошо посидели, начнем в десять. Никаких извинений за опоздание и плохой вид не принимаю.
– Он всегда так, – шепнула я профессору кислых щей. – Марк умеет пить и не пьянеть, а что делать тем, кто пьянеет?
Актеры не спешили расходиться, уже в который раз нестройными голосами поздравляя Юлиану. Марк был доволен.
Профессор задремал на диванчике, я прошла на кухню и попыталась отыскать что-нибудь съедобное. Кто бы мог подумать, что здесь всего несколько дней назад гнездился страх. Теперь же от страха не осталось и следа.
Дверь в зимний сад приоткрылась, оттуда показался Кирилл. Увидев меня, он несколько смутился и, ничего не сказав, побежал к себе наверх. Я зевнула. Завтра у меня поезд в половине десятого. Точнее, уже сегодня. Всего через каких-то пять-шесть часов я окажусь в уютном купе и с чистой совестью забуду о Варжовцах, режиссере Марке Михасевиче и его супруге Юлиане Понятовской. Пусть дальше живет как хочет. Если Марк и причастен к смерти секретарши, то не мне выводить его на чистую воду. Баста!
Поглощая бутерброды с копченой колбасой, я уселась на диван рядом со спящим профессором. Бедняга перебрал спиртного: во сне Эрик походил на старого, потрепанного воробья. С ним прощаться не буду, скроюсь по-английски, не хочу, чтобы он приплелся на вокзал, всучил мне букет увядших гвоздик, слюнявил мою щеку и совал карточку со своим телефоном.
Тем временем Михасевич старался выпроводить последних, наиболее упорных гостей. Наконец это ему удалось. Остался профессор кислых щей, мирно храпевший на диване, и еще несколько человек, которые жаждали в этот поздний час обсудить с режиссером процесс предстоящих съемок.
– Кажется, все прошло на уровне, – заметил режиссер, прижимая к себе Юлиану. – Мэр явно не ожидал такой помпы. Но нелишне им напомнить еще раз, кто я такой.
– Марк, твой подарок просто чудо! – сказала Понятовская, касаясь сверкающего колье с непомерными камнями. – Если ты будешь дарить мне подобные вещи каждый раз, когда я попаду в больницу, то готова оттуда месяцами не вылазить!
Я едва не поперхнулась булочкой. Вот она, вся любовь между Марком и панночкой Юлианочкой – определяется стоимостью и количеством каратов.
– Я рад, что тебе понравилась эта безделушка, – произнес довольный Михасевич. Я злобно подумала, что такая безделушка стоит не меньше ста пятидесяти тысяч долларов.
Я постаралась разбудить профессора кислых щей. Безрезультатно. Что же, пусть дрыхнет на диване, ночь была довольно теплой, хотя чувствовалось еще ледяное дыхание уходящей зимы.
– Ты не видела Настю? – спросил Михасевич, обращаясь ко мне. – Несносная девчонка! Сколько раз ей говорил, чтобы ложилась не позже десяти. Все носится где-нибудь, еще подхватит простуду!
– Наверняка уже спит, – сказала томным голосом Понятовская. – Марк, не волнуйся ты так, я сейчас ее проведаю…
Я доела булочку и подумала, что настал момент удалиться к себе в будуар, немного сна перед поездкой в родные пенаты мне не повредит. Вдруг я услышала встревоженный голос Юлианы. Панночка стояла на верхнем лестничном пролете и в испуге сообщала мужу:
– Марк, ее нет в спальне! Постель не смята! Марк, где Настя?
Михасевич несколькими прыжками преодолел ступеньки и оказался на втором этаже. Тоже мне родители, ребенка потеряли! Во время праздника ни Марк, ни Юлиана не заботились о дочери, стараясь в первую очередь поразить местный бомонд своим величием и богатством.
Профессор кислых щей, почмокав губами во сне, сполз с дивана. Я, кряхтя, уложила его горизонтально. Надо бы найти одеяльце и накрыть ученого. Я отправилась наверх.
В этот момент до меня донеслись громкие голоса. Режиссер, со странным выражением лица, спускался по лестнице. Заметив меня, он нетерпеливо махнул рукой.
– Ее нет, ты понимаешь, ее нет! – сказал режиссер возбужденно.
– Кого нет? – спросила я, не понимая до конца, в чем дело.
– Серафима, до чего же ты тупая, сил моих нет! Моей дочери, Насти, нет в спальне! Уже три, а ее нигде нет! – закричал Михасевич.
Я подумала, что на Марка вновь накатывает приступ знаменитого михасевичевского безумия. В прошлом мне приходилось несколько раз сталкиваться с таким припадком: один раз это едва не закончилось для меня трагически, и я сразу же подала на развод.
– Я думаю, что нам нужно внимательно осмотреть дом, – посоветовала я. – Девочка могла просто уснуть в библиотеке или еще где-то…
Эти слова, казалось, мгновенно успокоили режиссера. Он первым зашел в библиотеку, включил свет. Никого. Пустые кожаные кресла, стол, полки с золочеными переплетами. Затем мы прошли в зимний сад. Также никого. Мерное журчание небольшого фонтанчика, под ногами скрипела земля. Тяжелый запах отцветающих орхидей.
– Где она, Марк? – произнесла Юлиана, спускаясь в шелковом халате с драконами по лестнице. Белокурые волосы Понятовской были собраны в пучок, на лице блестела болотисто-зеленая косметическая маска.
– Где-то в доме, – раздраженно проговорил Михасевич. – Эй, чего вы стоите, как бараны, помогите мне найти Настю! – он обратился к нескольким артистам и сценаристам, которые сидели в малой гостиной. Те были озадачены резким тоном и непонятной сменой настроения Марка Михасевича.
– Никакой паники, – произнесла я, чувствуя, что в душе у меня нарастает тревога. Часы в большой гостиной зашипели и пробили половину четвертого.
Режиссер вздрогнул, как будто заслышал шаги смерти. Понятовская, заломив руки, стояла в картинной позе. Но по глазам было видно, что Юлиана на самом деле очень напугана.
– Все ищем Настю, – провозгласила я. – Она может быть только в доме, никуда деться не могла. Поэтому давайте разделимся и методично обыщем все закоулки.
Так и поступили. Вначале были осмотрены все жилые помещения. Настю звали по имени, но девочка не откликалась. Режиссер заглянул в комнату Кирилла. Тот спал, повернувшись к стенке. Отец бесцеремонно включил свет, подошел к подростку, растормошил его. Кирилл, близоруко щурясь на свет, спросил, в чем дело. Да, мой бывший муж не отличался тактом и хорошими манерами.
