Барбара Гордон - Польский детектив
Майору снова пришлось встать, поцеловать руку хозяйки кафе, а потом пожимать многочисленные руки, тянувшиеся к нему со всех сторон. Столик быстро окружила небольшая толпа.
— Выпьем за здоровье пана майора и за его успехи в работе, — предложила Ковальская.
Бокалов с вином, принесенных пани Марией, хватило только на тех, кто первым подошел к столику. Официантка принесла еще один поднос. Неваровный без конца чокался с совершенно незнакомыми людьми. Жаловаться не приходилось, его желание познакомиться с жителями Подлешной исполнилось почти мгновенно. Кто-то предложил сдвинуть два стола, потом к ним приставили третий, и вскоре через оба зала тянулся длинный стол, во главе которого усадили майора. Тост, предложенный хозяйкой кафе, вылился в целый банкет в честь нового стража порядка в Подлешной.
Неваровный уже много лет не участвовал в таких сборищах, и приходилось делать вид, что ему это нравится. Майор не сомневался, что среди всех этих мило улыбающихся ему людей найдется немало таких, кто от души желал бы, чтобы милиция не совала носа в их дела и документы.
Зато сержант Михаляк веселился от души. Панна Эля присела возле него и явно позволяла за собой ухаживать. Майор поискал глазами инженера Белковского. Химик, как и все, подошел, чтобы представиться офицеру милиции, но не участвовал в общем веселье. Он сидел с женой за своим столиком, и, кажется, собирался уходить.
— Вы нас покидаете? — хозяйка кафе пыталась удержать супружескую пару. — Так рано?
— К сожалению, у меня завтра много работы. — Инженер поклонился всем и вышел, пропустив вперед жену.
— Что это он сегодня не в настроении? — спросил тихонько доктор Воркуцкий пани Ковальскую.
— Разве вам не ясно? — та многозначительно глянула в сторону своей помощницы и красивого милиционера.
Воркуцкий рассмеялся.
— В Подлетной назревает новое преступление.
— Надеюсь, до этого не дойдет.
Офицер милиции сделал вид, что ничего не слышит, но про себя отметил: не исключен и такой мотив убийства — чья-то ревность. Маловероятно, но возможно.
— Я вижу, что вам не очень-то весело. — Женщина, сидевшая недалеко от Неваровного, улыбнулась ему через стол. Это была красивая особа лет тридцати пяти, с большими светло-голубыми глазами и темными, гладко зачесанными назад волосами. Майор припомнил, что раньше она сидела за столиком с председателем поселкового Совета Адамом Рембовским.
— Ну что вы! Совсем напротив. — Неваровный старался быть любезным. — Просто я немного устал, а надо еще вернуться в Варшаву.
В этот момент кто-то отозвал пани Ковальскую, сидевшую рядом с майором. Освободилось место.
— Единственная возможность сесть рядом с героем сегодняшнего вечера, — сказала синеглазая и пересела к Неваровному.
Тот разозлился. Женщина не понравилась ему с первого взгляда. Он признавал, что она красива и одета со вкусом, но тем не менее чувствовал к ней необъяснимую антипатию. Может быть, дело в холодном, проницательном взгляде?
Между тем элегантная соседка придвинула тарелочку с тортом, свой бокал вина и, окинув майора внимательным взглядом, заметила:
— Вы, очевидно, удовлетворены?
— Чем? — майор перестал играть в любезность.
— Ох, конечно, не тем, что я села рядом, — рассмеялась она, — это скорее раздражает вас, вижу по лицу. Зато вы сразу добились цели. Познакомились почти со всеми, кто «имеет вес» в Подлешной. Интересно, есть ли среди них «он»?
— Кто — «он»?
— Убийца.
— А почему не «она»?
— Коменданта ударили по голове молотком, ломом или обухом топора. Череп был пробит.
— А вы неплохо информированы.
— Вам придется привыкнуть к тому, что в Подлетной не бывает тайн. Вам даже и не снилось, какой интерес вызывает ваша персона у местных жителей, особенно у прекрасного пола.
— Вы слишком любезны, — ответил Неваровный и мысленно добавил: «Вот проклятая баба!..»
— Но вернемся к убийству, — продолжала незнакомка. — Поскольку рана на голове Квасковяка свидетельствует, что убийцей был мужчина, то кто же из них? — и женщина обвела взглядом сидевших в кафе.
— А почему не сильная, тренированная женщина? — майор с вызовом посмотрел на нее.
— Отпадает.
— Вы уверены?
— Я слишком далеко живу.
— Не понимаю.
— Я не принадлежу к местной аристократии, я всего лишь допущена в узкий круг местного общества… Не слишком, увы, молода. К тому же разведена… На руках пятнадцатилетняя дочь, Магда. Живу в восточной Подлешной, в двух километрах от Резедовой. Пожалуй, это исключает меня из списка подозреваемых?
Майор с трудом скрывал удивление и недовольство. Его тезис, что убийцей был мужчина, известен всей Подлешной. Соседку явно развлекала растерянность нового коменданта.
— Поживете в Подлешной подольше, — добавила она, — многое поймете. Да, да, майор, мы тут знаем все.
— Даже кто убил?
— Есть и такие. Прежде всего те, кто это сделал.
— Сразу во множественном числе?
— Вы прекрасно знаете, майор, если уж кто-нибудь планирует убийство милиционера, то почти никогда не действует в одиночку. Убивает банда, чтобы избавиться от человека, который слишком много знает. Квасковяк слишком много не знал, но был на верном пути.
— А вы?
— Я предпочитаю ничего не знать. Это удобнее и безопаснее. Надеюсь, никто не найдет меня в лесу с разбитой головой. Что касается вас, пан майор, — голубоглазая огляделась и, склонившись к нему, понизила голос, — советую заинтересоваться нашей «золотой молодежью».
— «Золотой молодежью»?
Еще один взгляд по сторонам.
— Например, доченькой пана доктора Воркуцкого. Или сыночков инженера Белковского. А возможно, двумя любимыми детками нашей милой хозяйки. Есть и другие. Михаляк расскажет вам о них больше, чем я. Впрочем, я могу и ошибаться.
— Как это понимать?
— Я и так уже сказала вам слишком много.
Майор взглянул на часы. Было девять.
— К сожалению, мне пора, — сказал он.
Соседка усмехнулась.
— Жаль. Мы так мило болтали. Надеюсь, мы скоро встретимся и продолжим наш интересный разговор.
— Вы уже уходите? — Марысенька Ковальская была тут как тут. — Ханночка, вы, наверное, плохо развлекали нашего дорогого гостя.
— Я делала все, что могла, но безрезультатно. Никаких шансов на успех.
— Не может быть, пани шутит. — Хозяйка кокетливо глянула на Неваровного. — Вы действительно уходите?
— Мне надо возвращаться в Варшаву, милая пани.
— Но вы можете переночевать у нас, — предложил доктор Воркуцкий, — в клубе Общества друзей Подлешной. Там стоит тахта и есть постельное белье. Часто случается, что кто-нибудь приедет и надо переночевать, мы к этому всегда готовы. Надеюсь, вы совсем переедете в Подлешную?
— Думаю устроить себе жилье в помещении отделения милиции. Сегодня я приехал просто осмотреться.
— Если хотите, — вступила в разговор пани Розмарович, — то в моем доме есть очень удобная комната с отдельным входом. Я с удовольствием предоставлю ее нашему защитнику.
— Большое спасибо. Но мне обязательно надо вернуться в Варшаву. Завтра я должен быть в воеводском управлении.
— Надеюсь, мы скоро увидимся, — пани Ковальская решила больше не удерживать майора и протянула ему на прощанье пухлую руку.
— Конечно, конечно, — майор поцеловал ее со всей возможной для него галантностью.
Сержант Михаляк с явным огорчением поднялся со стула по соседству с хорошенькой официанткой. Он бы с удовольствием остался еще, но чувствовал себя обязанным выйти с начальником.
— Если хотите, можете остаться. Провожать меня не обязательно. — Неваровному стало жаль парня.
— Нет, нет, я провожу вас до станции, — слабо запротестовал сержант.
— Сам доберусь.
— Но…
— За меня не беспокойтесь. Вы же сами говорили, — засмеялся майор, — что Подлешная стала самым спокойным местом во всем воеводстве.
— Но вас тут еще не знают. Вдруг кто-нибудь пристанет.
— Тогда и узнают, и пожалеют об этом. Оружие всегда при мне. — Майор многозначительно похлопал по карману, в котором, кроме сигарет и спичек, ничего не было.
Михаляк, довольный таким оборотом дела, снова уселся за столик. Майор поклонился всем и направился в гардероб. За ним вышли его соседка и пани Ковальская, считавшая своим долгом проводить гостя до дверей. В гардеробе уже одевался Адам Рембовский.
— А со мной вы не захотели попрощаться, — с обидой заметила пани Ханка, — поэтому я вас накажу — выйду вместе с вами.
— Я просто в восторге. — Неваровный сказал это тоном человека, страдающего страшной зубной болью.
— Я тоже ухожу, — сказал Рембовский. — Мы можем пойти вместе.
— Мне кажется, пан председатель, вам в другую сторону. На улицу Акаций?
