Екатерина Лесина - Бабочка маркизы Помпадур
Его Величество пожелал открыть школу, где обучались бы сыновья ветеранов и обедневших дворян, те, кто станут надежной опорой трону его и трону его сына. Осталось лишь найти деньги.
И удержать его интерес…
Не знаю, как надолго меня хватит».
И не дожидаясь, когда высохнут чернила, Жанна-Антуанетта, маркиза де Помпадур, отправила письмо в огонь.
Тот разговор в парке закончился ничем. Ланселот признался, что ни о каком маньяке не слышал. И вообще не отдает себе отчета в том, какие сложности встречаются в работе женщин первой древнейшей профессии. Кара, усмехнувшись, обозвала его чистоплюем.
Он оскорбился.
Она извинилась.
Новая игра, отличная от всех предыдущих, где Ланселоту отводилась роль молчаливого рыцаря у ног своей королевы, захватила его. Теперь все было взаимно. Кара зависела от него настолько же, насколько он сам зависел от Кары.
– Я еще приду? – спросила Кара, втаптывая в асфальт очередной окурок.
– Приходи, – Ланселот разрешил, зная, что молчание его никоим образом не скажется на Кариных намерениях. Она все равно придет, а у него не хватит сил прогнать ее.
– Тогда до встречи.
Она поцеловала Ланселота в щеку. И погладила по шее небрежно, но он долго еще ощущал это прикосновение. Он сел на лавку, вытянул ноги и закрыл глаза, представляя себе, что Кара рядом. Вот она прижимается к нему, кладет голову на плечо, доверчивая и тихая. Рассказывает о чем-то хорошем… замечательном даже… Силой воображения Ланселот вычеркнул все неприятные годы. Не было дороги, мамочки и шлюх. Кара просто уезжала. Далеко. А теперь вернулась к нему, потому что любит его так же сильно, как он любит ее. Им суждено быть вместе.
Конечно, часть его голосом Чистильщика перечисляла все те мерзости, которые Кара делала добровольно или почти добровольно, что этого не стереть и не изменить самой сути. Шлюхи остаются шлюхами. Это как бабочка. Она уже выбралась из кокона именно такой, и никакая высшая сила не изменит рисунка на ее крыльях.
Следующая встреча состоялась через неделю. Ланселот был почти уверен, что Кара придет на следующий же день или через день. И выходя из университета, останавливался, высматривая ее в толпе.
Не было.
Придет. А если нет? Вдруг она передумала? Поняла, что не готова принять его помощь, которая уже совсем не от чистого сердца? Дразнит… Попала в беду и отчаянно нуждается в спасении… тысяча вариантов.
И бабочки, извлеченные с антресолей. Коллекция изрядно пострадала от неправильного хранения. Придется создавать новую…
– Лучше бы ты с девушкой познакомился хорошей, – сказала мама и нахмурилась. Кажется, ей не по вкусу пришлось, что Ланселот вернулся к прежнему своему увлечению. – Вряд ли твоей жене понравится…
– У меня нет жены.
– Будет.
Мама вязала. Длинные тонкие спицы работали быстро, как жвалы диковинного насекомого, подбирая крученую нить, выплетая из нее что-то бесформенное и неприятное.
– Милый, ты скоро заканчиваешь учебу. Тебе не о бабочках думать надо… мы с папой не вечные. И не сможем всегда тебя содержать.
– Конечно, мама.
Он унес рамки в свою комнату.
– Не вздумай портить стену! – донеслось из зала. И спицы наверняка замерли. – Только ремонт закончили…
Ремонт закончился два года тому. Занималась им мама, которая была твердо уверена, что обладает тонким вкусом и точно знает, что именно нужно Ланселоту для счастья. Темно-зеленые обои в золотую полоску. Раскладная тахта болотного цвета. К ней прилагалось желтое покрывало с бахромой. Шторы на окне – коричневые, с абстрактными пятнами. Мебель – тяжелая.
Ланселоту, признаться, было все равно, где жить. И маме он сказал спасибо: ему несложно, а ей приятно. Однако теперь вся эта зелень действовала на нервы. Тесно. Душно. И на стене не хватает рамок. Впрочем, искать гвозди и молоток Ланселоту было лень.
А Кара все-таки появилась. Она ждала на прежнем месте, и Ланселот едва сдержался, чтобы не броситься к ней, обнять, потребовать номер телефона, адрес и вообще… На этот раз оделась приличней: джинсы и мешковатая рубашка с длинными рукавами. На лице – темные очки.
– Привет, – сказала она, подымаясь как-то неуклюже. – Пошли. Погуляем. Если хочешь.
– Хочу. Привет.
Она уже знала дорогу к парку и шла молча. Слегка прихрамывала, но не жаловалась. А Ланселот не спрашивал.
– Я присяду, – Кара устроилась на лавке и сняла очки.
Левый глаз заплыл. Правый уже отошел. И цвет синяков был зеленым, несвежим.
– Красавица, да?
Ланселот осторожно коснулся края гематомы. Потом опустился на колени и поднял рубашку, Кара не сопротивлялась. Синяки покрывали ее живот, бока и шею. Были на руках и, кажется, на ногах тоже.
– Кто?
– Известно кто… хозяин наш. Пронюхал, что я сбежать собираюсь. Бегать от него нельзя. Найдет и живьем похоронит, – сказано это было отрешенным равнодушным тоном. – Если найдет… я не смогу дальше! Я… не выдержу.
Она всхлипнула и закусила губу, чтобы не разреветься.
– Он еще штраф считает, что я выйти не могу… Я знаю девчонку, у нее есть деньги. Много. Она над ними трясется, думает, что никто и не догадывается. Старшая наша. Сволочь еще та… она на меня настучала. Думает, что ее подсидеть хочу. И жизни теперь не даст, пока не сдохну.
Кара закрыла лицо руками. Такой Ланселот ее не видел.
– Помоги, – прошептала она. – Пожалуйста.
– Хочешь, увезу тебя?
– Куда?
– Не знаю. Куда-нибудь.
– А делать мы что будем? Жить за что?
– Не знаю.
– Хороший ты… рыцарь. Но беспомощный. Некуда нам бежать. Без денег. И найдут… этот – упрямый. С подвязками… у меня клиент есть, из постоянных, он документы бы сделал. Чистые. Без приводов и вообще… с деньгами отсиделись бы. Год-два… три. Я бы отсиделась, а ты – доучился. Работу нашел бы. Жизнь устроил.
То, о чем она говорила, было не лишено здравого смысла. Более того, чем больше Ланселот думал, тем сильнее уверялся, что Кара права. Пока он – иждивенец. Стипендия копеечная, и родители вынуждены его содержать. Но содержать еще и Кару откажутся.
Мама ее узнает. Возненавидит.
А если сделать так, как говорит Кара, то… Ланселот знает, как убивал Чистильщик. И сумеет представить дело так, будто это – его вина.
– Ты должна умереть, – он закрыл глаза, обдумывая план. Страха не было. Ланселот давно готовил себя к убийству. Избавить мир от грязи, есть миссия более благородная? – Для всех. У него много жертв…
– Нет.
– Мертвых не будут искать.
– Знаешь, я ведь видела вас. Его и… тогда на трассе. Скажи, каково это – человека убить? Тебе понравилось?
Жадный взгляд. И губы сжаты упрямо.
– Не знаю. Не пробовал. Пока.
У нее тонкая шея. Сжать покрепче… или затянуть бечевку, продавливая тонкую кожу. Сколько раз он представлял себе это…
– Если ты меня убьешь, тебе конец, – больше не осталось слабости.
И Ланселот рассмеялся. До чего удивительная женщина! Сама стоя на краю гибели, она берется ему угрожать.
– Завтра поговорим, – ответил он и, наклонившись, провел ладонью по щеке, по шее, вдохнул сладковатый запах ее тела и отступил.
Завтра. Он придумает новый план.
Ночью Алине снились бабочки. Много-много бабочек: белых, желтых, красных, вырезанных из бумаги, но при этом живых. Бабочки сбивались в стаи и преследовали Алину. А потом и вовсе вылепили такое знакомое лицо.
– Ты заняла мое место, – сказала бумажная Кара. – Так нечестно! Нельзя брать чужое. Слышишь?
– Я не нарочно!
– Нарочно! – И стая бумажных бабочек кинулась на Алину, облепляя крыльями так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Алина пробовала вырваться из плена, но бабочек было так много…
– Алька, проснись… проснись… – ее держали не бумажные крылья, а Леха. Крепко, нежно и так, что Алина как-то сразу успокоилась.
Какие бабочки, когда Леха здесь?
– Кошмар приснился, – она прижалась к Лехиной груди, понимая, что вся промокла. – Пройдет.
– Какой?
– С бабочками…
– Аль, давай уедем? – Леха гладил ее по голове, как ребенка, и Алине нравилось быть ребенком. Обида же, оставшаяся с вечера, ушла.
– Куда?
– А куда ты хочешь? Хочешь в Индию? Там чай и слоны. И еще женщины кружки на лбах малюют. Я тебе такой поставлю. И серьгу в нос.
– Не хочу серьгу в нос. Леша, просто расскажи, что происходит. Я ведь имею право знать. Этот человек не случайно появился. Ты не думай, я не такая дура, как думает твой друг. И понимаю, что ты на мне женился из-за сходства с Карой.
Он зарычал и руки разжал, отпуская. Стало холодно и неуютно.
– Не потому, чтобы ей насолить, а… не знаю. Но это связано с бабочками. И с теми звонками. И мне просто страшно. Я как будто слепая. Леша, если ты мне не расскажешь, я уеду. Мне не нужны деньги, я… хочу тебе верить.
– Если я тебе расскажу, ты меня возненавидишь. Я сам себя уже…
Кошка, взобравшись на комод, следила за людьми. Вернее, присматривала по старой кошачьей привычке.
