Инна Бачинская - Тринадцать ведьм
— Я не изменяю жене, — сухо сказал Добродеев. — И что из этого следует?
— А вот что. Шепель по прозвищу Кинг-Конг толстокожий и жестокий тип, умеющий делать деньги. Не лишен романтических порывов: в свое время женился по любви на бедной учительнице музыки. С тех пор утекло много воды. Учительница превратилась в светскую даму, меняющую любовников, а Шепель ударился в бизнес и очень преуспел. До жены, как я понимаю, ему особого дела не было. Иногда ему везло, иногда нет. Два раза он терял все, затем поднимался. Играет на грани фола, любит риск, не колеблясь, бьет врага промеж глаз, причем нападает с открытым забралом. Это вкратце о нем. Согласен?
— Допустим. Что дальше?
— Идем дальше. Он врет, что провел ночь в Зареченске, а сам был в собственном доме в ночь убийства жены. Засветился на фотографии, не пофартило. Значит, есть человек, который застукал Шепеля в доме и сделал снимок. Кому выгодна смерть жены? Мужу в первую очередь. Это классика.
Через полгода начинаются убийства. Первая жертва — актер. Замысел убийцы выдает в нем человека с фантазией, незаурядного, творческого, не чуждого романтики. Ох, уж эти мне романтики со знаками! К тому же эрудированного и, я бы сказал, эстета с вывертами. Ему мало убить, ему нужно устроить зрелище.
Убийство второе. Ясновидящая. Те же фантазия, творчество, романтика, витиеватость.
Убийство третье. Стриптизерша. Красивая мертвая женщина в красном платье среди растерзанных растений.
А теперь ответь мне, друг мой Добродеев, как, по-твоему: Шепель, прямой как рельса, способен на такое буйство красок и фантазии или нет?
Я знаю, что ты мне ответишь, Леша. Нет, скажешь ты, Кинг-Конг на такое буйство красок и фантазии не тянет. Делать деньги или броситься на беззащитного человека и дать ему по морде, — Монах потрогал синяк под глазом, — это мы запросто, а устроить феерическое зрелище — извини-подвинься, кишка тонка.
— Факты вещь упрямая, — сказал Добродеев.
— Верно. Но умные люди говорят, если факты противоречат теории, к черту факты. У нас есть некто, подозреваемый в убийстве; есть мотив, есть возможность, есть оружие… в смысле, шнур от портьеры. Его шантажируют, он убивает всех, кто был в доме в ту роковую ночь. Безупречная логика.
Тут главное, доказать, что Шепель был в доме. Все, Леша. Есть доказательство, следовательно, предполагается убийство, а далее шантаж. Свидетели показали, что супруги жили плохо, что у жены были любовники, что накануне они крупно поскандалили, и муж уехал, хлопнув дверью. Кви продест? Кому выгодно убийство жены? Мужу. Кому выгодно убийство шантажиста? Ему же.
Его изобличают с помощью вещдока, опрокидывают его алиби… с нашей помощью, и машина правосудия начинает набирать обороты. Дальше начинаются следственные действия: тягомотина с алиби в случае каждого убийства, опрос соседей жертв с демонстрацией фотографии убийцы, и многое другое. Отмазывать Шепеля возьмется наш виртуоз от права, на котором клейма негде ставить, мэтр Рыдаев. И так далее.
А если представить себе на минуту, что Шепель ни при чем? Жену он не убивал, и предполагаемых шантажистов он тоже не убивал. В таком случае, кто затеял весь этот театр? Подумай, Леша, и скажи, кто он, этот виртуоз.
— Не Шепель? — изумился Добродеев. — Как это не Шепель? А кто?
— А ты подумай, Леша.
— Откуда я…
— Леша, я сказал, подумай, — перебил его Монах. — У тебя все карты на руках. Ответ лежит на поверхности. Дважды два всегда четыре. Ну?
Добродеев сосредоточенно думал.
— Даю наводку. Отбрось всех, кто ничего не знал.
— В смысле не знал, что Шепель был в доме? — Добродеев задумался. — Ну тогда остается один Крамер… Это Крамер?
— Бинго! Это Крамер, Леша. Затеять все мог только один человек — тот, кто мог доказать, что Шепель был дома в роковую ночь, а значит, мог убить жену.
— Ты хочешь сказать, что Шепель не убивал жену?
— Именно это я хочу сказать. Увидев Шепеля, тайно появившегося в доме и не лезущего на глаза публике, Крамер понял, что у него появился шанс с ним сквитаться. Сквитаться с успешным, жестоким, прущим напролом Шепелем, из-за которого он потерял деньги, который не взял его в бизнес, по сравнению с кем он чувствовал себя ничтожеством. Возможно, было что-то еще. Он убил Викторию, понимая, что в убийстве обвинят Шепеля, и свидетелем обвинения будет он сам. Главное — Шепель был в доме, и алиби у него нет. Убийства Виктории ему показалось мало: а вдруг Шепелю удастся сорваться с крючка, адвокаты докажут убийство в состоянии невменяемости, отмажут, и он придумал схему с мнимым шантажом…
— Что значит мнимым?
— Потому что шантажа как такового не было. Крамер не шантажировал Шепеля, он попросту начал убивать всех, кто был на юбилее Виктории Шепель, рассчитав, что в убийствах обвинят Шепеля. Тот был в доме в ночь убийства, был кто-то, кто его видел и якобы стал шантажировать, вот он и стал убивать всех подряд.
— Почему ты думаешь, что Крамер его не шантажировал?
— А как, по-твоему, Леша, стал бы Шепель платить за преступление, которого не совершал? Не стал бы. Никто не стал бы, так как это не имеет смысла. Шепель не убивал жену и не стал бы платить. Если бы дошло до шантажа, он признался бы, что да, был в доме, так получилось, но не убивал! Узнав об убийстве, был потрясен, смалодушничал и не сообщил об этом следователю, о чем сейчас сожалеет. Нанял бы Рыдаева… и так далее. То есть соскочил бы с крючка, если коротко. Ему незачем было платить. И Крамер решил довести ситуацию до точки кипения, после которой вина Шепеля стала бы очевидной: убийство, шантаж и новые убийства. А потом он отправил бы следователю фотку Шепеля с датой. Якобы оставшийся в живых гость понял, что происходит, и испугался. Ну, допустим, шантажировал… что было, то было, о чем сожалеет. Как-то так.
— То есть ты хочешь сказать… — Добродеев задумался. — Невероятно! Крамер убийца? Черт его знает, Христофорыч… а ты уверен? — Он смотрел на Монаха, словно пытался определить, не дурачит ли тот его. Монах кивнул, что уверен. — Мнимый шантаж, интриги, коварство, ведьмовство… Знаки! Это же какие изобретательные мозги надо иметь! Прямо Средневековье! Даже не знаю… — Журналист все еще пребывал в состоянии обалдения.
— Меня тоже с самого начала занимал вопрос: зачем знаки? Допустим, некто хочет устранить парочку неугодных людей, которых никто никогда между собой не связал бы, если бы не знаки. Зачем, спрашивается? Ни я, ни ты, ни Шепель не стали бы оставлять знаки. Они просто не нужны! Жертва шантажа убирает шантажиста, схема простая, как прямая линия. А наш убийца нагнетает интригу, упивается сложными схемами, увлекается шарадами, что выдает в нем человека творческого, с огоньком. Правда, недопонятого и недооцененного, что опасно само по себе. Ида сказала, что Крамер историк по образованию, написал пару приключенческих пьес, которые не сумел никуда пристроить… даже нашему театру предлагал, но там не вняли; увлекался детективами. Похоже, Леша, что наш невостребованный гений написал третью пьесу и, собираясь покинуть город, хотел громко хлопнуть дверью. И начал с Пети Звягильского… тут смешались и банальная зависть, и желание отомстить всему театральному цеху. Вот он и придумал знаменитому актеру феерическую роль в своей пьесе. Это чисто гипотетически, как ты понимаешь, я ни на чем не настаиваю. Я человек скромный.
Добродеев иронически хмыкнул.
— И еще. Ида сказала, что муж остался равнодушен к смерти любовницы… во всяком случае, так ей показалось. Он не любил Викторию, и я допускаю, что для него связь с ней была возможностью вставить Шепелю фитиля. Жаль, что он погиб, я с удовольствием поговорил бы с ним. Светлана упомянула, что летом видела Крамера с Русланой. Амбал, которого видел бывший муж ясновидящей, возможно, тоже Крамер. Я думаю, это сумеют доказать.
— Крамер не амбал, Христофорыч.
— По сравнению с Мишей Сотником любая мужская особь выше ста шестидесяти уже амбал. Докажут, Леша. Все докажут и найдут свидетелей. Главное, заставить поменять ракурс и взглянуть на проблему сбоку, сверху… из-под шкафа, короче, как-нибудь по-другому. И мы это проделали.
— А что ты написал ему?
— Я написал, что знаю, кто убил его жену. Когда мы встретились, я изложил ему свою версию. Я почти угадал… были какие-то мелкие незначительные детали, до которых я не додумался. Он рассказал, что после скандала с женой помчался в Зареченск… просто так, был там пару раз в молодежном лагере, вспомнил местный дом культуры, танцы, девочек… и ностальгия скрутила его со страшной силой. На улице зацепил барышню, спросил, где гостиница, пригласил поужинать, так как не хотел оставаться один. Девица попалась смешная — подпила и читала стихи, а потом вырубилась. А он задумался о смысле жизни и понял, что живет не так. Ему стало стыдно, что оставил жену в такой день, и он помчался на попутке домой мириться. За руль сесть побоялся, так как был подшофе. Говорит, он даже не прятался. Правда, проник в дом с черного хода, не желая встречаться с гостями, которых не жаловал, и сидел около часа в своем кабинете, работал с бумагами. А потом пошел в спальню жены, думая дождаться ее там. Стоя под дверью, услышал внутри голоса жены и какого-то мужчины. Он плюнул и вернулся в Зареченск. А Крамер убил Викторию…