Ю Несбё - Полет летучей мыши
Клаудия смеялась вместе с ним.
– Я сам австралиец, – продолжал Джим. – Мой прапрапрадед приехал сюда из Ирландии. Он был вором и убийцей. Хе-хе-хе. Знаете, раньше здешние не особо любили признаваться, что их предками были каторжники, хотя прошло уже двести с лишним лет. Но я всегда этим гордился. Ведь именно каторжники – ну, вместе с матросами и солдатами – основали эту страну. And a fine country it is[91]. Мы зовем ее «the lucky country»[92]. Да, да, времена меняются. Теперь, говорят, стало хорошим тоном уметь проследить свою генеалогию до каторжников. Хе-хе-хе. Ужас что случилось с Эндрю, а?
Джим строчил как из пулемета. Харри и Биргитта едва успевали вставить пару слов, и он начинал снова. И чем быстрее он говорил, тем медленнее ехал. Как Дэвид Боуи на старом плеере Харри. В детстве Харри получил от отца в подарок кассетный плеер на батарейках, который играл тем медленнее, чем громче был звук.
– Мы с Эндрю вместе боксировали в команде Джима Чайверса. Знаете, Эндрю никогда не ломали нос. Нет, сэр, никому это не удавалось. У аборигенов вообще от природы плоские носы, а если еще и сломается… Но Эндрю всегда оставался цел и невредим. Здоровое сердце и целый нос. Ну да, сердце… Какое уж там сердце, когда младенцем власти отобрали тебя у мамки? Скажем так, его сердце никак не пострадало во время чемпионата Австралии в Мельбурне. Слышали о таком? Да, ребята, вы многое потеряли.
Скорость была уже ниже сорока.
– Эта девица, подружка Кемпбелла, чемпиона, на коленях за Эндрю ползала. Такая была красотка – не привыкла, чтобы ей отказывали. Лучше бы уж привыкла. А так, когда она в тот вечер постучалась к Эндрю в номер и он вежливо предложил ей сигарету и кое-что еще, она вернулась к своему парню и сказала, что Эндрю ее домогается. Ему позвонили в номер и попросили спуститься на кухню. Там до сих пор помнят тогдашнюю драку. После нее Эндрю сошел с дистанции. Но нос ему так и не разбили. Хе-хе-хе. Вы встречаетесь?
– Не совсем, – только и смог ответить Харри.
– А похоже, – Джим посмотрел на них в боковое зеркало. – Вы, может, сами того не знаете, но, хоть сейчас вам нелегко, вокруг вас какой-то ореол. Поправьте меня, если я неправ, но вы похожи на нас с Клаудией, когда мы только-только начали встречаться и с ума сходили от любви. Нам всего-то было двадцать-тридцать лет. Хе-хе-хе. А сейчас мы просто влюблены. Хе-хе-хе.
Клаудия блестящими глазами смотрела на мужа.
– Мы встретились на гастролях. Она была «женщина-змея». Она и сейчас может свернуться в клубок. Ума не приложу, на что мне такой большой «бьюик»? Хе-хе-хе. Целый год я приходил на ее выступления, пока не добился поцелуя. Потом она сказала, что влюбилась в меня с первого взгляда. Удивительное дело, ведь моему носу, в отличие от носа Эндрю, не поздоровилось. Мучается со мной всю жизнь. Иной раз женщины при виде меня вскрикивают. А, Харри?
– Да, – ответил Харри. – Я понимаю, о чем вы.
Он посмотрел на Биргитту, и та слабо улыбнулась.
Потратив сорок пять минут на дорогу, хотя можно было доехать и за двадцать, они остановились у здания городского совета, где Харри с Биргиттой поблагодарили Джима и сошли. В городе тоже дул ветер. Они стояли на ветру и не знали, что сказать.
– Очень необычная пара, – заговорил Харри.
– Да, – ответила Биргитта. – Счастливые.
Вихрь взъерошил крону дерева в парке, и Харри показалось, что он видел, как мохнатая тень спешит куда-то спрятаться.
– Куда теперь? – спросил он.
– Ко мне домой.
– Хорошо.
17
Дохлые мухи, вознаграждение и приманка
Биргитта сунула Харри в зубы сигарету и поднесла зажигалку:
– Заслужил.
Харри подумал, что все не так уж плохо. И натянул на себя простыню.
– Стесняешься? – рассмеялась Биргитта.
– Просто меня пугает твой похотливый взгляд, – парировал Харри. – Мне и самому не хочется в это верить, но все-таки я не машина.
– Нет? – Биргитта нежно укусила его в нижнюю губу. – Тебе удалось меня обмануть. Этот поршень…
– Ну-ну, любимая. Зачем быть вульгарной именно сейчас, когда жизнь так прекрасна?
Она обняла его и положила голову ему на грудь.
– Ты обещал досказать историю, – прошептала она.
– Да, конечно. – Харри глубоко вздохнул. – Сейчас. Значит, как все началось. Когда я учился в восьмом классе, в параллельный пришла новая девчонка. По имени Кристина. А через три недели они с Тярье, моим лучшим другом, гитаристом, самым белозубым парнем в классе, уже стали официальной, всеми признанной парой. Вот только беда: она была той девчонкой, которую я ждал всю свою жизнь.
Он замолчал.
– И что ты сделал? – спросила Биргитта.
– Ничего. Продолжал ждать. Ведь я оставался другом Тярье, и она думала, что может спокойно болтать со мной обо всем на свете. Доверять мне тайны, когда у них не все ладилось, не зная, что я про себя радуюсь и только и жду своего часа. – Он ухмыльнулся. – Господи, как же я себя ненавижу.
– Я шокирована, – пробормотала Биргитта и ласково провела рукой по его волосам.
– Один наш друг собрал у себя товарищей, когда предки уехали. В тот день, когда у Тярье и его группы было выступление. Мы выпили домашнего вина, и ночью мы с Кристиной сидели на диване и разговаривали. Потом мы решили получше осмотреть дом и полезли на чердак. Дверь была заперта, но Кристина нашла ключ на крючке, и мы ее открыли. На чердаке стояла низенькая кровать на ножках и под пологом. Мы легли рядышком на покрывало. Там были какие-то черные пятна. Когда я понял, что это дохлые мухи, меня передернуло. Тысячи дохлых мух. Я видел рядом ее лицо в белом ореоле подушки и черном – дохлых мух. При голубоватом свете круглой луны, которая висела прямо над окном, ее кожа казалась прозрачной.
– Эй! – Биргитта прыгнула на него.
Харри посмотрел на нее и продолжал:
– Мы разговаривали обо всем и ни о чем. Лежали, не двигаясь и ничего не слыша вокруг. Ночью мимо мчались машины, и по потолку проносился свет фар, наполняя комнату причудливыми тенями. Кристина рассталась с Тярье через два дня.
Он повернулся на бок, спиной к Биргитте. Она прижалась к нему.
– Что было дальше, Ромео?
– Мы с Кристиной тайком стали встречаться. Потом это перестало быть тайной.
– А что Тярье?
– Ну, иногда люди ведут себя прямо как в романах. Тярье предложил друзьям выбирать: либо он, либо я. Можно сказать, проголосовали единогласно. За самого белозубого парня в классе.
– Бедняга. Ты остался один?
– Не знаю, что было хуже всего. И кого в этом винить: Тярье или меня.
– Но ведь вы с Кристиной были вместе.
– Ну да. Но все-таки очарование прошло. Идеал исчез.
– Как это?
– Мне досталась девушка, которая бросила парня и ушла к его лучшему другу.
– А для нее ты стал беспринципным типом, который предал лучшего друга, лишь бы добиться своего.
– Вот именно. Это ощущение так и осталось. Конечно, не на поверхности, но где-то в глубине души у нас тлело невысказанное взаимное презрение. Как будто мы вместе совершили постыдное убийство.
– Ага, пришлось довольствоваться далеко не идеальными отношениями. Добро пожаловать в реальность!
– Постарайся меня понять. На самом деле, я думаю, общая вина связала нас еще теснее. И наверное, какое-то время мы действительно любили друг друга. Некоторые дни… были совершенными. Как капли дождя. Как красивая картинка.
Биргитта рассмеялась.
– Мне нравится тебя слушать, Харри. У тебя так блестят глаза, как будто ты переживаешь все снова. Хотелось бы тебе вернуться в прошлое?
– К Кристине? – Харри задумался. – Я хотел бы вернуться в то время, когда мы были вместе. Но Кристина… Люди меняются. Иногда хочешь вернуться к человеку, которого больше нет. В конце концов ты и сам меняешься. Время проходит безвозвратно. Больше ты его не проживешь. Печально, но факт.
– Как первая любовь? – тихо спросила Биргитта.
– Как… первая любовь, – сказал Харри и погладил ее по щеке. Потом снова вздохнул: – Биргитта, я хотел тебя кое о чем попросить. Об одной услуге.
От музыки можно было оглохнуть. Харри напрягал слух, чтобы понять, что говорит ему Тедди. У того был новый гвоздь программы – девятнадцатилетняя Мелисса, от которой все просто балдеют. Харри признал, что Тедди не преувеличивает.
– Слухи. Вот что главное, – говорил Тедди. – Сколько ни рекламируй и ни торгуй, в итоге единственный твой товар – это слухи.
И слухи сделали свое дело: впервые за долгое время клуб был почти полон. После того как Мелисса показала номер «ковбой и лассо», мужчины встали на стулья и даже женщины громко аплодировали.
– Гляди, – сказал Тедди. – Не так важно, что это новый номер. У нас, знаешь ли, его исполнит десяток девиц, только кому они нужны? Здесь все иначе: невинность и сопереживание.
