Тени в холодных ивах - Анна Васильевна Дубчак
Он позвонил судмедэксперту.
– Саш, привет. Ну что у тебя там?
Он понимал, что рановато звонит, но хотя бы что-то узнать, чтобы двигаться дальше.
Он выяснил, что жертве примерно тридцать – тридцать пять лет, что она не была изнасилована. Что не беременна. Накануне смерти она поела тушеную капусту с колбасой и съела яблоко. Алкоголя в крови не обнаружено. Что была здорова и что даже все зубы целые, ни единой пломбы! И это пока все.
Кто же ты такая?
Он полистал в телефоне снимки, которые ему прислал Саша. Увеличивая их, он всматривался в лицо жертвы, как если бы по каким-то приметам, деталям мог узнать о ней больше.
Кошелек! Ни одна женщина не смогла бы отправиться на свидание без денег. Где он? А что, если недостаточно тщательно осмотрели место преступления? Искали нож, орудие этого самого преступления. Но ведь после того, как женщину убили и швырнули или оттащили к камышам, чтобы сбросить в воду, на месте могли побывать другие люди и забрать то, что плохо лежит.
Сергей собрал все документы, сложил в папку, сунул в сейф, который потом закрыл. После чего его взгляд упал на лейку. В ней еще оставалась вода. Он полил единственный цветок, названия которого он не знал, после чего вышел из кабинета, запер его и спустился к машине.
– У тебя как со временем? Очень занята?
– А что? – Она сощурила дивные синие глаза, улыбнулась тонкими розовыми губами. Какое счастье, подумал Сергей, что она не приклеила или там не нарастила длиннющие ресницы и не надула какой-нибудь гадостью свои губки.
– Приглашаю тебя на деловой пикник. Место «У трех дубов» называется. Была там когда-нибудь?
4
Мне было ужасно стыдно, что я за весь день, что молчал телефон моей сестры, ни разу ей не позвонила. Решила, что, раз она устраивает свою личную жизнь, не буду ей мешать. И тот факт, что она мне не звонила, нисколько не огорчил меня, больше того, я почувствовала даже какую-то свободу, вернее, хотя бы временное отсутствие контроля.
Никому не нравится, когда контролируют, когда взрослого человека заставляют докладывать, а то и отчитываться, где находится и чем занимается. Это бесит меня, однако все это делается моей сестрой якобы из-за любви. Но что такое ее любовь? Думаю, что она до сих пор считает меня маленькой девочкой, которую нужно опекать, наставлять и направлять. Счастье, что она в какой-то момент перестала заплетать мне косы и повязывать банты. Так туго заплетать косы, стягивая волосы с таким остервенением, что глаза чуть ли не съезжали к ушам, а скальп едва ли не отрывался, могла только моя сестра. Причем у нее по поводу этого была своя теория, что якобы таким образом волосы будут быстрее расти и, соответственно, будут здоровее и гуще. Сама же она практически с самого детства ходила к нашей соседке-парикмахерше Вере, которая делала ей фирменную стрижку, из-за чего волосы моей сестры всегда держали объем, симпатичную форму и выглядели очень аккуратно и стильно.
Думаю, после таких вот экзекуций, повзрослев и отвоевав себе право самой заниматься своими волосами, я вообще перестала их хотя бы как-то забирать, заплетать или даже укладывать. Уже давно мои волосы спокойно струятся по плечам, и единственный мой уход за ними (не считая, разумеется, использования дорогих шампуней, масок и масел) – это аккуратное подравнивание кончиков ровно на пять сантиметров. Такое обращение со своими волосами является своеобразным извинением перед ними за долгие годы пыток тугими косами.
В тот день я несколько часов провозилась в своем кабинете в лицее, развешивая шторы, прибираясь в шкафах и заполняя документы, после чего поехала к Кристине, купив по дороге эклеры. Домой приносить пирожные мне было строго-настрого запрещено – по мнению моей сестры, они были вредны, как самый настоящий яд. Принести домой эклеры и поедать их, давясь кремом под грозные речи моей сестры, удовольствие ниже среднего. Поэтому я наслаждалась ими либо в кондитерских, либо в ресторанах, где бывала с подружками, или же у Кристины.
Кристина… Я познакомилась с ней примерно год тому назад при удивительных обстоятельствах. После крупного скандала, вызванного моим желанием купить машину, я, получив от сестры пощечину за то, что якобы грубо с ней разговаривала, выбежала из дома и пришла в себя уже в парке, на скамейке. Опухшая от слез, икая и то и дело промокая льющиеся без конца слезы со щек, я мысленно готовила побег из дома, рисуя самые нереальные, фантастические поездки в никуда или (почему-то) в Карелию. О Карелии я тогда мало что знала. Она представлялась мне каким-то невероятно чистым и хрустальным краем, крепко пахнущим лесами и озерами, где можно затеряться, найти себе приют и пустить там корни. Предполагалось, что я поселюсь в каком-нибудь живописном месте, где есть школа, и начну там преподавать. Больше того, я мысленно уже отправлялась с моими несуществующими пока учениками на природу, мы пекли там на костре картошку, пили кофе из термоса и читали стихи.
– Можно? – Я подняла глаза и встретилась взглядом с высокой молодой женщиной в джинсах и длинной батистовой мужской рубашке молочного оттенка. Одна рука ее чуть пониже локтя была перепачкана зеленой краской, которую она, видимо, не заметила, а потому не стерла.
– В смысле? – не поняла я.
– Я могу присесть рядом с вами?
– Да пожалуйста… – Я успела оглянуться, чтобы убедиться в том, что две скамьи по обе стороны от меня свободны.
– Я могу вам чем-то помочь?
Длинный разрез ее карих глаз делал их похожими на оленьи. Густо подведенные черным, они, казалось, занимали половину лица. Черные вьющиеся волосы, лицо бледное, губы накрашены бледно-розовой помадой. От женщины пахло лимонами. Вот говорят же, что от некоторых людей исходят невидимые токсичные волны, это как от моей сестры, которая постоянно травит меня своей нехорошей энергией. От этой женщины шла такая мощная и какая-то радостная энергия, что я, словно хорошо политый чистой водой цветок, перестала вдруг плакать и даже улыбнулась.
– Да нет, спасибо. Все в порядке, – в подтверждение своих слов я как-то вся подобралась на скамейке, сдвинув колени, выпрямив спину и привычным движением заправив волосы за уши.
– Меня зовут Кристина. Я художник. Увидела вас,
