Точка невозврата - Евгения Ветрова
* * *
На предполетный осмотр Жанна всегда ходила последней, пропуская вперед всех остальных. Никто не удивлялся, возможно, считали, что это своего рода ритуал. А как в авиации без ритуалов? Никак. Кругом запреты и суеверия. Не фотографироваться перед полетами, например. Помимо общепринятых, каждый обрастал за время работы еще и собственными. В ожидании своей очереди она стояла, прижавшись лопатками к холодной стене, выравнивая дыхание. Где-то там, в глубинах сознания, трусливый суслик храбро шел по лесу… Она сделала последний глубокий вдох и шагнула к дверям медкабинета.
Для встречи с врачом полагалась одна из трех фирменных улыбок. Эта называлась «очень рада вас видеть».
– Жалобы есть? Когда были в рейсе последний раз? Как самочувствие?
Манжета туго обхватила плечо, сдавила мышцы, пережав сосуды. Через несколько секунд освобожденная кровь с силой хлынет по венам, выдав на дисплее показатели систолического и диастолического давления. У нее с детства пониженное. Но сейчас прибор показал норму, классические сто двадцать на восемьдесят.
«Жалобы есть, да. Знаете, доктор, я смертельно, до судорог, боюсь летать. Такая вот смешная шутка. Когда самолет начинает разбег, мое сердце разрывается на миллионы осколков, а когда шасси отрываются от земли, я готова прокусить себе руку. В момент посадки у меня холодеют пальцы так, что я не могу удержать трубку интеркома, чтобы сообщить пассажирам о прибытии в аэропорт назначения. А в остальном – все хорошо. Просто отлично».
Вслух же она сказала, конечно, другое:
– Жалоб нет. Последний рейс был два дня назад. Чувствую себя хорошо.
* * *
Брифинг закончился.
– Пора, – Камаев посмотрел на ручные часы. Они с Лаврушиным переглянулись. Командовать должен командир. Камаев и не оспаривал. Хотя один бог знает, как ему это тяжело давалось.
Лаврушин кивнул и подал знак. Дружно и давно заведенным порядком – впереди пилоты, за ними попарно бортпроводники – экипаж направился к пункту досмотра.
Оживший динамик набатом прохрипел какое-то объявление. Жанна вздрогнула: сообщение дошло до ее ушей с еле заметной задержкой. Идущие впереди двое мужчин в синей форме печатали шаг по керамзитовой плитке зала. И эхо их шагов, словно зависая, тоже не сразу фиксировалось сознанием. «Шел суслик по лесу, шел суслик по лесу», – фраза заметалась в голове, пытаясь пробить вязкую пуховую подушку. Она посмотрела в огромные окна на летное поле. Где-то там, на поле, их ждал самолет, уже заправленный, прошедший предполетный досмотр, нашпигованный всем необходимым. Як-42, небольшой, компактный, надежный. Очень похожий на тот, что падал носом вниз на странном детском рисунке, брошенном в ее почтовый ящик.
Глава 3
Шумели все. Если честно, ор стоял как на стадионе. Для Геннадия Павловича Мухина такой фон был привычен и даже радостен. Ничего, пусть пошумят, пар выпустят. За долгий путь от игрока до тренера он заматерел, покрылся коростой здорового скептицизма. Привык ничему не удивляться и сохранять спокойствие в непростых ситуациях. Победили – молодцы, проиграли – тренер виноват. Неблагодарная работа, но другой у него не было. Юбилей справил в прошлом году, теперь уж поздно коней менять на переправе, да и стоит ли. Он хрустнул шеей, размял кисти рук. Возраст давал себя знать. Давление, сосуды и прочее, но в принципе ничего серьезного, слава богу. Мы еще покажем, что «Буревестник» не какой-то там заштатный клуб, а серьезная команда. Мухин прикрыл глаза, тряхнул все еще густыми волосами.
Игра в этот раз предстоит серьезная. От победы в этом матче зависело многое и, конечно, главное – деньги. Спонсоры, дотации и прочее. Зарплата. Менеджер команды уже намекал на грядущие изменения. Организационные вопросы пусть руководство решает. Его дело дать ребятам установку на победу. И не дать совершить глупостей. А они наделать могут. Глупостей-то. Даром что не дети давно. Вон Борисову двадцать пять уже, но как отмочит чего, хоть стой, хоть падай. Зато игрок от бога. Лучший форвард команды, капитан. Хотя не без недостатков, да. Мухин поискал глазами, углядел фигурно выбритый висок: Борисов спокойно сидел в углу возле дерева в кадке, ковырялся в смартфоне и, казалось, единственный не принимал участие в веселье.
– Серега, расскажи, как ты вчера в клубе отжигал! – кричал кто-то. – Твой видос уже пять тысяч просмотров набрал. Видели, нет? Смотрите…
Раздался дружный гогот. Виновник веселья махал руками, в красках живописуя вчерашний вечер. Эта часть зала ожидания, плотно оккупированная членами хоккейной команды, сейчас напоминала раздевалку на стадионе после матча. Двадцать пять парней, от двадцати до тридцати лет, расположились в произвольном порядке и переговаривались друг с другом громкими и чуть охрипшими голосами.
Мухин подсел к сухощавому мужчине с костлявым лицом. Спортивный врач команды Усов посмотрел на него больными глазами.
– О чем ты вечно горюешь, Костя? – недовольно буркнул Мухин. – Баржа с сеном потонула?
– Извини, – скривился Усов, – не знал, что мой вид вызывает у тебя негативные ассоциации.
– Вот сколько тебя знаю, вечно у тебя на лице вся мировая скорбь.
– А что, есть повод радоваться?
– А ну тебя, – добродушно отмахнулся Мухин. Они работали вместе не первый год, привыкли друг к другу и прекрасно ладили.
Усов рыскал глазами по залу. Ищет жену, догадался Мухин. Виктория, вторая жена доктора, почти на пятнадцать лет моложе мужа, – его вечная головная боль. «Божественно красива», – вздыхал Усов, совершенно искренне любуясь точеной фигурой и безупречно гладкой кожей цвета топленых сливок. Возможно, в роду Виктории имелась испанская кровь, в любом случае он так и называл ее: «Моя Кармен». Геннадий Андреевич ткнул приятеля в бок, Усов облегченно вздохнул, увидев супругу в компании Алены Порошиной.
Кирилл Порошин, второй нападающий двадцати девяти лет, молчаливый, покладистый, безотказный, напоминал спящего медвежонка, которого не стоило дразнить лишний раз. А вот жена его, Алена, у всех вызывала одно и то же чувство – обнять и защищать. Худенькая (в чем душа держится), светленькая, даже не просто светленькая, а какая-то словно специально выбеленная, с большими влажными оленьими глазами, она всегда была готова прийти на помощь: утешить, обнять, накормить или просто молча пожалеть. Ее не трогал даже Борисов, от злого языка которого доставалось всем.
Алена копалась в сумке и что-то рассказывала Виктории. Виктория, похоже, не слушала, но изредка кивала, показывая заинтересованность. Не переставая быстро-быстро набирать сообщения. Иногда на ее губах мелькала улыбка. Видимо, то, что писал ей невидимый собеседник, забавляло ее.
– Еще я взяла пирожки, – говорила Алена. Ее глубокий и без всякой писклявости
