Протест прокурора - Аркадий Иосифович Ваксберг
Духонин молчал. Он по-прежнему не желал вступать ни в какие отношения с ненавистными ему народными комиссарами. И надеялся, что, выиграв время, сумеет помочь объединиться всем врагам большевизма.
Разгадать маневр генерала было нетрудно. Весь командный состав армии находился в руках ставки. В Петрограде плелись сети новых заговоров. Керенский не отказался от мысли вернуться в Петроград на белом коне. Над завоеваниями революции нависла смертельная опасность. Терпеть дальше саботаж ставки было бы проявлением слабости.
Ленин принял решение…
Аппаратная главного штаба. Неумолчно стучит телеграфный ключ… Пауза… Вот поползла лента. Из Могилева отвечают: главковерх Духонин изволят почивать. И хотя у аппарата глава правительства, свита не осмеливается тревожить генерала. Пока что ясно одно: переговоры не начаты, хотя радиотелеграмма была послана почти сутки назад.
— Передавайте! — засунув руки в карманы пиджака, Ленин диктует: — Передавайте. Мы категорически заявляем, что ответственность за промедление в столь государственно важном деле возлагаем всецело на генерала Духонина и безусловно требуем: во-первых, немедленной посылки парламентеров, а во-вторых, личной явки генерала Духонина к проводу… — Ленин на мгновение задумался, подыскивая самые точные, самые нужные слова. — Передавайте. Если промедление приведет к голоду, развалу, или поражению, или анархическим бунтам, то вся вина ляжет на вас, о чем будет сообщено солдатам.
Аппарат смолк, и сразу наступила тревожная, гнетущая тишина. Ленин подошел к Крыленко:
— Как вы думаете, Николай Васильевич, этот ультиматум проймет его?
— Вряд ли, Владимир Ильич, — ответил Крыленко.
Он давно уже понял, что Духонин ведет нечестную игру, не считаясь с интересами солдат, ставя на карту судьбу народа.
— Я согласен с вами… Но дождемся ответа.
Снова застучал аппарат.
— Пошли будить Духонина, — сказал телеграфист, взглянув на ленту.
Наступила долгая пауза. Наверное, Духонин читал запись разговора, который велся, пока он спал. Потом лента опять поползла. Духонин снова стал задавать вопросы: как начинать переговоры, с кем, когда…
Крыленко потерял терпение.
— Владимир Ильич, он ведь просто издевается над нами. В посланной вчера телеграмме ясно сказано, как и с кем…
— Ультимативно требуем немедленного и безоговорочного приступа к переговорам о перемирии… Между всеми воюющими странами… Благоволите дать точный ответ, — диктовал Ленин.
В последний раз Духонин попробовал отвертеться:
«Только центральная правительственная власть, поддержанная армией и страной, может иметь достаточный вес и значение для противников…»
— Отказываетесь ли вы категорически дать нам точный ответ и исполнить нами данное предписание? — продиктовал Ленин, и по тону его, по краткости и решительности, с которой был поставлен вопрос, Крыленко понял, что затянувшийся на два с лишним часа мучительный и бесплодный разговор подходит к концу.
«Точный ответ я дал…»
Точного ответа он не дал, но увертки Духонина достаточно ясно говорили сами за себя.
Ленин уже не ходил по комнате, он почти приник к аппарату, и каждое слово его, когда он диктовал, дышало уверенностью и силой.
— Именем правительства Российской республики по поручению Совета Народных Комиссаров мы увольняем вас от занимаемой вами должности за неповиновение предписаниям правительства и за поведение, несущее неслыханные бедствия трудящимся массам всех стран…
Телеграфист не поспевал за быстрой ленинской речью. Ленин терпеливо ждал, пока он кончит стучать ключом.
Все уже было сказано. Выбор сделан.
Оставалось назвать преемника.
— Передавайте… — В усталом голосе Ильича послышались торжественные нотки: — Главнокомандующим назначается прапорщик Крыленко.
Это была историческая минута. Историческая для революции. Для страны. Для армии. В конце концов и для него самого. Ему было тридцать два года. Он всегда причислял себя к людям сугубо штатской профессии. Был учителем истории и литературы. Получил диплом юриста. Мечтал о научной работе. Стал профессиональным революционером — агитатором, пропагандистом, деятелем партийного, подполья. По чистой случайности, из-за провала и ареста, попал в армию. Офицер в самом младшем офицерском чине снискал себе всеармейскую популярность.
И все же никогда не мог он подумать, даже при самом богатом воображении, что станет главковерхом. В критический, переломный момент истории страны. И что на плечи его лягут неслыханной трудности задачи: вести армию не в бой, а на переговоры о мире; не допускать хаоса, но парализовать войну; защитить революцию от посягательств ее внутренних и внешних врагов.
Он всегда выполнял любое задание революции. Выполнит и это.
СЛОВО ДЛЯ ОБВИНЕНИЯ…
…Старой армии уже не существовало. Новая армия революции, получившая название Красной, отразила немецкое наступление и спасла завоевания Октября. У ее истоков тоже стоял Крыленко: вместе с Подвойским он возглавлял Всероссийскую коллегию, которая формировала красноармейские части.
Третьего марта восемнадцатого года был подписан Брестский мир, а еще через день приказом Высшего военного совета должность главкома была упразднена: в ней теперь не было нужды.
Седьмого марта Петроградский революционный трибунал начал рассмотрение очередных дел. Во дворце, который раньше принадлежал великому князю Николаю Николаевичу, с утра было многолюдно. В роскошных залах, отделанных мрамором и зеркалами, судьи из народа воздавали по заслугам врагам революции. Сотни людей, разместившись на простых дубовых скамейках, которые привезли сюда из каких-то «присутственных» мест, учились азбуке революционной справедливости: перед ними разворачивались драмы, о которых нельзя было прочитать ни в одном романе, открывались такие бездны человеческого падения, от которых захватывало дух.
Здесь судили заговорщиков, убийц, спекулянтов, саботажников, мародеров, провокаторов, доносчиков, клеветников — тех, кто пытался отнять у народа завоеванную им свободу, и тех, кто особенно рьяно и подло служил царизму.
Крыленко уже был здесь однажды — в начале января, когда приезжал из ставки на открытие Учредительного собрания. Раскрыл утром газету — в глаза бросилось сообщение: «Приговор по делу
