Анна Владимирская - Шоу на крови
Стив молчал, придавленный обилием информации. Он совсем ничего не знал ни о каких кондотьерах и ни о каких дворцах. Меж тем Диоген задал вопрос:
— Для дожа ты маловато знаешь. Тебе известно о своем венчании с морем?
Брови Стива удивленно поползли вверх, и он смущенно сказал:
— Нет.
— Ну а о Венеции ты что знаешь? — спросил неугомонный грек.
Стив многое мог рассказать о Венеции. Он любил путешествовать и бывал в этом городе не один раз. Но его собеседнику явно нельзя было рассказывать о современной Венеции, он снова может подумать, что его обманывают… Американцу так не хотелось разочаровывать Диогена. Беседа с ним была необычной и удивительно интересной.
Мучительно вспоминая школьный урок истории, лжедож пролепетал:
— Кажется, Венеция была республикой? Турки совершали на нее набеги, если я не ошибаюсь.
— Не ошибаешься. Что-то в твоей голове все же осталось, кроме музыкальных ящиков, — тоном учителя, ругающего двоечника, с укоризной сказал Диоген. — Все эти люди, — он сделал широкий жест в сторону картин и скульптур, — не просто люди, жившие на земле. Они остались в Вечности. Вот посмотри.
Он показал Стиву на небольшой профильный рельеф молодой женщины.
— Знаешь, почему вначале художники изображали своих моделей лишь в профиль? Я рассмешу тебя. Дело в том, что первые портреты реальных людей делались на медалях, и медальеров было гораздо больше, чем живописцев. Профиль — своеобразное отрицание человеческой глубины. Профиль передает человека плоским, а таких, согласись, большинство.
Внезапно портрет молодой дамы проделал тот же трюк, что недавно рельефы полководцев на камине. Она развернулась и посмотрела прямо в глаза Стива своими странными каменными глазами без зрачков. Диоген сказал:
— Больше всего в женщинах того времени мне нравятся их высоко выбритые лбы. Они делают лицо женщины интеллектуальным, чего на самом деле никогда не бывает.
Каменная дама, оскорбленная таким заявлением Диогена, не придумала ничего лучше, чем с силой дунуть в сторону собеседников. Маленький вихрь заставил трепетать их одежду и волосы.
— Расскажи про эту, — попросил инженер, указывая на картину с прекрасной Симонеттой и двумя молодыми поклонниками.
Диоген понимающе хмыкнул.
— Симонетта деи Каттанеи. Что, хороша? Здесь, на картине, она изображена сразу после свадьбы. Прекрасная новобрачная!
— Кто ее муж?
— Флорентийский купец Марко деи Веспуччи, тот самый, чей брат, знаменитый Америго Веспуччи, впоследствии открыл Америку. Ты про него слышал?
— Да. Я знаю, кто открыл Америку. Я в ней живу. Диоген, не отвлекайся. Так что там про Симонетту?
— Вижу, и тебя она задела за живое! Молодожены появились в свете, и Симонетта очаровала всех своей прелестью и гармонией черт. Девушка была доброжелательна и приветлива с каждым, и у человека невольно складывалось впечатление, что именно к нему красавица расположена всем сердцем. Обаяние Симонетты было настолько велико, что даже у женщин она не вызывала ревности. А это вещь неслыханная!
— Да уж. А кто эти мужчины рядом с ней?
— Герцоги Лоренцо и Джулиано Медичи, властители Флоренции. В честь прекрасной Симонетты устраивались празднества, рыцарские турниры, карнавалы и театрализованные постановки. Видишь, как несхожи меж собой Лоренцо и Джулиано! А ведь кровные братья… Лоренцо не зря в двадцать лет стал правителем Флоренции и был украшен прозвищем Великолепный, несмотря на внешнюю неказистость. Он обладал огромной внутренней силой и умом. Только ранняя смерть помешала ему стать кардиналом. Едва лишь младшему, Джулиано, исполнилось шестнадцать лет, как он стал выезжать в свет. Он старался походить на брата и вел соответствующий образ жизни. Без него не обходилось ни одно празднество города. Флорентийцы до сих пор помнят его усыпанный рубинами и жемчугом наряд из серебряной парчи, когда Джулиано Медичи появился на празднике Джостры. Вот тогда-то он увидел Симонетту и полюбил. С тех пор об их любви рассказывают как о самой романтической истории во Флоренции.
Неожиданно персонажи, о которых повествовал Диоген, появились за столом. Симонетта села напротив гостя, приветливо улыбаясь. Ей явно хотелось пообщаться с незнакомцем, чего нельзя было сказать о братьях Медичи. Они сели с двух сторон от гостя. Их лица были одинаково мрачными: некрасивое тяжелое лицо Лоренцо и тонкое, совершенной лепки лицо Джулиано, на котором резко обозначились морщины гнева.
— Что делает здесь этот чужеземец? — с открытой угрозой спросил Лоренцо у Диогена, так, словно Стива за столом не было.
— Он говорит, будто он механик и будто бы умеет делать музыкальные ящики без музыкантов! — язвительно сообщил братьям Диоген и добавил, скривив губы: — Но я ему не верю.
Братья плотнее уселись возле инженера. Он всей кожей чувствовал исходящую от них угрозу.
— Так он механик? — криво усмехнулся красивым ртом Джулиано.
— А может, он римлянин? Может, он шпион этих заговорщиков Пацци? Римляне при каждом удобном случае пускают в ход кинжалы. Нужно его обыскать! — грозно прорычал Лоренцо.
— Погодите подозревать в любом шпиона! — вступилась за Стива девушка. — Каждый вправе доказать, кто он есть на самом деле.
— Пусть докажет, что он не заговорщик! А по-моему, так явный предатель! Вон как вырядился венецианцем, а сам говорит, будто приплыл из Америки! Лжец! — бросил обвинение в лицо гостю Лоренцо и крикнул: — Охрана!
Внезапно явились вооруженные воины и, ухватив несчастного инженера, потащили его к многокрасочному витражному окну. Там они быстро проверили его одежду. Несмотря на то что у него не было никакого кинжала, они перебросили толстую веревку с петлей на конце через балку потолка.
Стив в ужасе вспомнил про труп в итальянском сундуке. «Они нарочно подложили туда труп, чтобы повесить меня! Но при чем труп современного милиционера к итальянцам эпохи Возрождения? Что за нелепость!» Мысли игрока окончательно запутались. Раз это игра, то в ней допустимы любые повороты… Может, они намеренно играют в двух, а вернее, в трех временных пластах… Диоген, он же древний грек, эти два брата-герцога из Италии шестнадцатого века, а труп милиционера — сегодняшний. Значит, они как-то все это объединят в игре?
Откуда-то появился палач в кожаной маске. Он ухватил инженера за плечи и вытряхнул его из подбитой мехом белки парчовой одежды дожа. Приговоренный остался в каких-то нелепых полотняных штанах, босой. Палач поставил его на резную табуретку.
— Повесить негодяя! — скомандовал Лоренцо Великолепный.
Абсолютно реальная веревка обвила шею бедного Стива. Если до этого момента какой-то частью своего сознания он иронично наблюдал за происходящим, в глубине души восхищаясь тем, как затейливо закручена игра, то теперь перепугался до судорог, до дрожи во всем теле.
Потому что, судя по всему, его собирались повесить по-настоящему.
2
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Такой нежно-бархатной осенней ночью кажется странным, что скоро должна наступить зима. Какая может быть зима, когда так тепло? Однако осень, как опытный анестезиолог, старается, чтобы ты не почувствовал приближения холода. Она ласкает тебя ночной прохладой, и тогда хочется упасть в нагретую листву, закурить и посмотреть осени в рыжее лисье лицо…
Андрей докурил сигарету, выбросил с крыльца в темноту окурок и вернулся в клинику. Этой ночью он не спал, у него была война. Не настоящая, конечно, а тихая война — за спальное место на кушетке. Место оспаривал пес, давным-давно прихромавший в ветклинику, вылеченный и оставшийся навсегда. За ум, лукавый взгляд и ярко выраженное мужское начало пса нарекли Арменом, в честь артиста Джигарханяна. Он снисходительно относился ко всем ушастым и хвостатым пациентам. На него, как на няньку, можно было оставить больное животное. И вообще, немецкая овчарка Армен старался быть полезным. Одно плохо: любил поспать на месте дежурного и при этом храпел.
«Тяжелая, но честная профессия», как называл ее сам ветеринарный врач Андрей Двинятин, заставляла его иногда дежурить по ночам. В последнее время он ночевал в своей собственной клинике редко. Но сегодня у Зои, второго ветврача, заболела мать. Пришлось подменить. Вызовов не случилось, ночка выдалась спокойной, и на том спасибо. Если не считать борьбы за кушетку. Андрей разными хитростями пытался отвлечь Армена от спального места — то сухариком, то косточкой. Армен, понимающе вздыхая, шел в другой конец кабинета и брал угощение. Двинятин торопливо устраивался поспать, но не тут-то было! Пес вначале укладывал свою черную морду на край кушетки, затем одну лапу, другую, потом тихо и ненавязчиво вползал всей тушей, при этом вдавливая сонного врача в кафельную стенку. И под конец военной операции начинал довольно храпеть.
