Сергей Романов - Парламент
— Больше на политической.
— Вот как?
Майор опустил голову и потрогал мочку уха.
— Все Марфино нынче напоминает период гражданской войны. Одни за белых, другие за красных. Случается, что даже в семьях близкие родственники стоят по разные стороны баррикад. Одним нравитесь вы, другие поддерживают вашего противника — господина Сердюкова. Пока трезвые — только хмурятся да лениво переругиваются. А по пьяной лавочке в ход идут кулаки.
— А зачинщики кто? Мои избиратели или сердюковцы?
— В вытрезвителе только ваши. Вот мне и хотелось вас попросить, Михаил Петрович, чтобы вы поговорили со своими почитателями по душам. Ведь синяки и зуботычины — не главный метод решения избирательного вопроса.
— Конечно, конечно, — согласился Пантов, понимая, что майор перекладывает всю вину за пьянство и дебоширство в городке на его плечи. Ему захотелось отомстить за намек и он с хитрым прищуром вождя мировой революции, как бы невзначай поинтересовался, — А вы сами-то за кого будете?
Начальник отделения опешил и несколько секунд пристально смотрел в глаза Пантова, словно призывая на помощь свой милицейский опыт и стараясь угадать, шутит ли депутат или спрашивает вполне серьезно. Наконец он улыбнулся и постарался уйти от конкретного вопроса.
— Я за порядок и полный интернационал, Михаил Петрович.
— Ладно, с драчунами и пьяницами разберемся, — уже совсем сухо пообещал Пантов, — Выборы пройдут и драк не станет. А вот сможете ли вы уменьшить количество краж и грабежей, этот вопрос для меня важнее.
— Да какие там грабежи и кражи! Можно было вообще не указывать эти цифры. Народ так обнищал, что и красть-то нечего друг у друга. Продавцы в промтоварном магазине жаловались мне как-то, что за последний квартал не продали ни одного телевизора, ни одной стиральной машинки. А когда-то эти товары пользовались широким спросом.
— А что же тогда воруют?
— В основном картофель да кукурузу с совхозных полей. — Махнул рукой в сторону предполагаемых угодий начальник отделения, — Правда, был недавно один случай грабежа. Двое лихих людей забрались к дом к бабке Агрофене, попугали её ножом, сняли со стены икону, да медный самовар прихватили.
— Раскрыли преступление? — без особого интереса спросил Пантов.
— Нет, к сожалению. Видать, преступники залетными людьми оказались, но действовали по чьей-то наводке. В Марфино почти в каждом доме иконки имеются, но они грабителей не заинтересовали. А забрались к Агрофене, у которой был довольно-таки старинный образ, который перешел к ней по наследству ещё от прабабки.
Пантов, как показалось милиционеру, неожиданно оживился.
— Чей образ?
— Она упоминала какую-то Матерь Божию.
— А вы сами-то икону видели?
— Я, Михаил Петрович, в этом деле полный профан. Сам не верующий и иконы меня не интересовали. А вы, я так понимаю, разбираетесь в иконной живописи?
Пантов небрежно бросил взгляд на майора. Ему даже показалось, что этот сыщик что-то знает о его былом прошлом. По крайней мере, Пантов решил не изображать из себя такого же профана с головой для того, чтобы носить фуражку, понимая, что если даже милиционер и слышал карем уха о его давних увлечениях, то было бы неразумно отрицать свои познания в антикварном деле.
— Когда-то увлекался с большим интересом, — как бы нехотя ответил он на вопрос майора и добавил, — Если удастся разыскать икону, могу оказать услуги консультанта. Я ведь так понимаю: чем древнее икона, тем больший срок получат преступники за её похищение…
— Конечно, — согласно кивнул начальник отделения, — Произведение искусства, национальное достояние. Пусть даже в частной коллекции. Да ещё грабеж с применением оружия. По полной программе получат. И грабители и наводчики.
— Ну, все, — встав с кресла, подвел итог Пантов, — Надо ещё пикетчиков навестить.
Милиционер взял фуражку со стола.
— Я с вами, Михаил Петрович, мало ли что?
— У вас что, других дел мало? Тем более, я своих избирателей не боюсь, — стараясь показать свою смелость и бесстрашие, отозвался на предложение Пантов.
— Всякое случается, — как бы самому себе ответил майор и направился к выходу.
Забастовочный лагерь, стихийно переместившийся из областного центра на центральную площадь Марфино, напоминал индейское стойбище. Несмотря на жару, в центре площади горел костер, к которому то и дело подходили распаренные люди в одних плавках и подкладывали бытовой мусор. В огонь летели полиэтиленовые бутылки, ботва от моркови и редиса, какое-то грязное тряпье. Но как ни старались пикетчики поддерживать около своих «вигвамов» и под которыми они прятались от дождя, чистоту, все-таки площадь была усеяна всяким хламом. На асфальте и на газонах валялись бутылочные осколки, разбитые вдребезги защитные каски, куски марли и бинтов, бумаги и картона, обрывки игральных карт, очистки от печеной картошки.
Одна группа пикетчиков, производившая впечатление умиротворенности, размещалась в самом центре. Люди вяло переговаривались между собой. Исцарапанные от частого стука об асфальт и наполненные водой каски лежали рядом. Некоторые пикетчики мочили в воде куски тряпья и прикладывали к голове. По их опухшим лицам Пантов понял, что это и есть его избиратели, которые, как успел ему подсказать сопровождающий майор, накануне перебрали лишнего и теперь сидели в ожидании новых подарков в пол-литровых бутылках.
Еще десятка три человек стояли в стороне и о чем-то живо дискутировали. По их свежим масляным пятнах на робах, можно было угадать, что они совсем недавно покинули рабочие места и пришли на площадь.
— Это сердюковцы, — кивнул в их сторону начальник отделения.
Увидав кандидата в депутаты, обе группы тут же окружили Пантова. Одни радостно приветствовали появление своего кумира, другие стояли молча и выжидающе разглядывали его парадную наружность.
— Приветствую вас, господа рабочие, — громко произнес Пантов и расплылся в улыбке. Далее из его уст последовала штампованная фраза, — Вот приехал к вам, чтобы поинтересоваться, как идут дела?
— Ура! — закричали опухшие и раздетые до плавок и на дежурную фразу ответили дежурным лозунгом, — Вместе мы — сила, поодиночке — могила! Даешь зарплату! Даешь человеческие условия для рабочей жизни!
Пантов поднял руку вверх.
— Я понимаю ваш протест, друзья. В таких условиях, действительно, стало жить невыносимо. Но я приехал к вам не с пустыми руками…
— Тогда наливай скорее, — раздался смелый выкрик, который сразу же был поддержан одобрительным гудением толпы.
Пантов не обратил на запрос наглеца внимания и повторил:
— …Но я приехал к вам не с пустыми руками. Я привез вам зарплату. Деньги уже поступили на счета ваших предприятий.
— Ура! — в один голос обрадовались пикетчики и проскандировали новый лозунг, — Мы не просим чужое, мы просим свое!
— Правда, мне удалось выбить для вас деньги пока только за один месяц. Но могу вас заверить, что лед тронулся. Если вы окажете мне доверие и я буду избран на новый срок, то обещаю, что зарплату впредь вы будете получать регулярно.
— Разрешите задать вопрос? — вдруг услышал он голос из стана тех, кто был в робах.
— Конечно! — ответил он и постарался отыскать глазами посмевшего перебить его.
Перед ним стоял пожилой рабочий.
— Моя фамилия Теляшин. И я являюсь председателем профсоюзного комитета водников.
— Самозванец он! — в разнобой закричала толпа раздетых, — Никто его не выбирал. И нет у нас никакого комитета. Комитет здесь, среди тех, кто днюет и ночует на площади!
— Тихо! — постарался успокоить разбушевавшихся рабочих Пантов, — Дайте сказать товарищу.
— К сожалению, я вам не товарищ, — с вызовом ответил Теляшин, — Мы из другого стана. Так сказать, вражеского. Из тех, кто отказывается пить дармовую водку, которую так регулярно привозят вместо зарплаты. А спросить я вас хотел вот о чем. Даже если, как вы заявляете, мы начнем получать свои деньги, то много ли мы на них разживемся? В то время как по стране средний заработок составляет уже больше тысячи рублей, мы, водники, не получаем и трехсот. Скажите, разве это зарплата?
Пантов сдержал гнев и постарался быть как можно спокойнее.
— Зарплата несомненно увеличится. Я и фракция моих единомышленников по думе давно выносим на заседаниях проект о приватизации водообъектов. Как только он будет утвержден, вы даже не предполагаете, насколько увеличится ваши оклады.
— И кто же будет владельцем водообъектов? Не тот ли самый француз, который на днях посещал Марфино?
— Отчасти он. А отчасти — область. Никто не собирается продавать вас в рабство. Наоборот, наша фракция мечтает, чтобы все водные производства были модернизированы. Поднимется производительность, а значит увеличится и заработок.
— А нельзя ли сделать так, чтобы сами рабочие стали владельцами водообъектов?
