Морис Ренар - Таинственное превращение
Мадам де Праз сдерживалась, но была, несомненно, скандализована и, лакомясь пирожным, осматривала все кругом будто бы равнодушным взглядом.
— У вас есть папиросы? — спросила Жильберта.
— Пожалуйста, — поспешно ответил Жан Морейль.
* * *Он прошел в смежную курительную комнату, куда за ним последовала Жильберта, послав поднявшейся было тетке самую отчаянную и самую насмешливую гримасу.
— Что с вами? — нежно спросил Жан Морейль.
— Она меня изводит…
— Однако… — сказал он снисходительно.
— Поймите же, что она меня изводит! Изводит потому, что пришла сюда за мной по пятам. Пришла все обнюхать, все разглядеть… Я не могу от нее отвязаться. Меня тошнит от нее.
— Но, Жильберта, ведь она права. Поставьте себя на ее место… Дорогой мой друг, будьте же сами собой. Я вас гораздо больше люблю без этого жаргона!
Она взглянула на него, и ее опечаленные глаза внезапно наполнились слезами. Она схватила его за руки.
— Ах! — прошептала она. — Любите меня, Жан! Если вам это не нравится, я больше не буду. Скажите мне, вы любите меня, да? Никогда не разлюбите? Никогда?
Он посмотрел на нее серьезно и нежно, и она почувствовала, как растворяется ее сердце в волне счастья и радости. Все, что минуту тому назад заставляло ее огрызаться и вставать на дыбы, все разом улеглось.
— Не думайте, Жан, что я не люблю тетку… Я к ней очень привязана…
— Правда ли?
— Правда! Правда!
— Нехорошо, что мы оставили ее одну. Я не имею права, как хозяин… А папиросу? Выбирайте.
— Мерси, не хочу… Вам ведь хочется, чтобы я не курила? Да, да, Жан? Скажите, что вам хочется! Мне так приятно доставить вам удовольствие!..
Он рассмеялся необыкновенно счастливым смехом, очаровавшим Жильберту.
— Да, это верно, я не люблю, когда вы курите.
— Какой вы милый! Какой милый!
— Я вас люблю, — сказал он совершенно серьезно и вместе с тем радостно.
Она хотела ответить, но в горле что-то задрожало.
— Пойдемте! — сказал он мягко.
* * *Мадам де Праз, приложив руку к глазам, рассматривала прелестные картины на стенах гостиной.
— Хотите посмотреть остальные? — спросил Жан Морейль. — Мне хочется показать вам мое последнее приобретение. Если вы любите Коро…
Их глазам открылась огромная коллекция бесценных полотен и красивейших скульптур. Жан Морейль принялся объяснять. Он обладал большой эрудицией и глубоким художественным вкусом. Мадам де Праз узнала об искусстве такие вещи, мысль о которых ей никогда не приходила в голову; для Жильберты, упоенной тонкостью его рассуждений и его знаниями, голос жениха звучал, точно музыка.
— А что здесь под стеклом? — спросила она.
— А, это мой личный музей, — сказал Жан Морейль. — У каждого своя мания.
— Ключи, старые ключи… — констатировала графиня.
— Старинные лампы… — пробормотала Жильберта.
— Да, совершенно верно, — ответил Морейль, как бы извиняясь. — Ключи и лампы. Я начал их коллекционировать с самого детства. Эти две вещи всегда притягивали меня. Странно, не правда ли?
— Символично, — заметила мадам де Праз. — Вы любите открывать, освещать?
— Возможно, — возразил он довольно небрежно.
— Мне кажется, — вставила Жильберта, — что за такое время должно бы накопиться гораздо больше ламп и ключей… Может быть, это уже вас теперь не интересует?
— Нет, интересует. Но, представьте, между мною и этими витринами есть маленькая тайна…
— Признавайтесь!
Мадам де Праз была олицетворением любезности и вежливости: она слушала по-светски внимательно.
— Ну вот: я покупаю лампу или ключ только при определенных обстоятельствах: или для того чтобы поощрить себя, или чтобы вознаградить за что-нибудь. Лампы — поощряют, ключи — вознаграждают.
— Ничего не понимаю! Можно узнать… — смеясь, спросила Жильберта.
— На что мне поощрение? За что награды? Но это легко отгадать. Каждая из этих ламп и каждый ключ соответствуют какому-нибудь труду или изысканию… Ребячество, конечно. Не говорите никому, надо мной будут смеяться!
— Ах! Какая чудная лампа, зеленая, с желтой подставкой! Что за изящество!
— Итальянская работа. Золото с бронзой, — ответил Жан Морейль. — Она вам нравится? Возьмите ее. Доставьте мне удовольствие подарить ее вам.
Сконфуженная Жильберта взяла в руки лампу, подняла ее на свет, чтобы получше разглядеть, и поспешно поставила назад, на столик.
— Что с вами? — удивился Морейль. — Что с вами?
Бледная, не в силах совладать с собой, Жильберта стояла несколько секунд не шевелясь, прикрыв глаза рукой. В это время мадам де Праз, внимательно рассматривая лампу, говорила:
— Держу пари, что там змея!.. Да, так и есть!.. Подставка! Подставка изображает змею!
— Как? Это золотое украшение?..
Но Жильберта, силясь улыбнуться, уже сознавалась:
— Да… Простите меня… Это нелепо.
— Это с ней случается с самой смерти моей бедной сестры, — сказала мадам де Праз. — Вы, наверное, знаете…
Жан Морейль кивнул головой и взял руку Жильберты в свою.
К ней постепенно возвращалась краска.
— Подумайте, как это глупо! А?
— Нет, нет, это не глупо! О нет! — говорил вдумчиво Жан Морейль. — Очевидно, вы когда-то испытали глубокое потрясение.
— Да, — сказала мадам де Праз. — Ужас, которому нет слов. Но ведь с тех пор прошло пять лет, и Жильберте уже пора отделаться от этой странности… Поговорим о другом, хорошо? Для нее будет лучше. Я и сама не могу думать без дрожи об этой трагедии.
— Тетя, надо, чтобы он узнал! После мы не будем об этом больше разговаривать. Я хочу, чтобы он… понимаете… чтобы он знал решительно все о моей маме…
Она растянулась в кресле, все еще взволнованная, и приложила свой висок к руке мадам де Праз.
— Расскажите, тетя, расскажите ему.
Мадам де Праз не решалась, она боялась прошлого…
— Не противоречьте ей, графиня, — умолял Жан Морейль.
Она ответила с грустной торжественностью, не ускользнувшей от слушателей;
— Мне придется воскресить ужасное воспоминание… Все это как будто вчера только произошло…
* * *— Случилось это в Люверси в августе. Мы приехали туда в начале июля: моя сестра, Жильберта, я и Лионель…
— …который тогда провалился на экзамене на бакалавра! — прервала ее Жильберта.
— …Мой родственник Гюи Лаваль, несколько месяцев бывший в отъезде, известил нас, что вернется к 10 августа. Мы ждали дня его приезда, как праздника, и хотели все отправиться в Париж встречать его на вокзале. К несчастью, накануне этого необычайного дня моя сестра вдруг слегла. Простуда, которую она запустила, осложнилась бронхитом. Когда Гюи Лаваль прибыл в Люверси, он нашел свою жену вне опасности, правда, но серьезно больной…
— Тетя, не забудьте про змей…
— Да… Гюи Лаваль привез из Центральной Африки всевозможные редкости, из которых многие были живыми. Он привез весь свой багаж в Люверси и, не желая покинуть замок до выздоровления жены, он долее, чем это ему было желательно, продержал у себя десятка полтора змей, предназначавшихся для зоологического сада.
Среди этих рептилий была одна змея черная с белыми пятнами, длиной в метр. Она представляла собой бесценную редкость, так как никто никогда не встречал этого вида змей, водившихся в самой глубине Африки. Гюи Лаваль бесконечно гордился своей находкой. В оранжерее, где временно приютили этих отвратительных животных, черная с белыми пятнами змея занимала отдельный ящик, спереди снабженный решеткой. Гюи Лаваль охотно показывал свой зверинец и, бесстрашно играя с огнем, любил демонстрировать ядовитые, острые и тонкие зубы змеи…
— Я помню это! — воскликнула Жильберта. — Я и Лионель непременно присутствовали при этом каждый раз. Папа употреблял для этого нечто вроде небольшой вилы, с помощью которой он делал змею неподвижной. И для того, чтобы показать механизм выделения яда, он надавливал на один из зубов. Тогда можно было видеть, как клык нажимал на похожий на нарыв ядовитый мешочек и ужасная жидкость стекала по зубу, как по трубочке…
— Таким образом твой отец обломал один из зубов этой змеи, — подхватила мадам де Праз. — После этого случая он ужасно сердился на самого себя и перестал демонстрировать свои чудовища.
Мы знали, с какой невероятной быстротой действует змеиный яд. Мы знали, что приобретение этой змеи стоило жизни негру, которого она укусила. Ученые должны были анализировать ее яд, как только змея поступит в их распоряжение. Вы увидите, как им пришлось разочароваться, на наше несчастье!
— Тетя, надо раньше объяснить устройство комнат…
— Да, комната моей сестры была расположена в нижнем этаже, впрочем, довольно высоко над землей. Рядом находился просторный будуар с дверью, выходившей в комнату Жильберты. Гюи Лаваль и Лионель жили наверху в первом этаже, где обычно была также и моя комната. Прислуга жила на самом верху, в мансардах.
