Морис Ренар - Таинственное превращение
Это была правда. Лионель часто преклонялся перед прорицательностью матери.
— Я знаю, — сказал он, — у вас есть чутье. Боюсь только, что вы теперь свои желания принимаете за предчувствия, Черт возьми! Мне хочется, чтобы Жильберта стала моей женой, ведь у этой девчонки туго набитая мошна!
— Надо, чтобы ты на ней женился! — сказала мадам де Праз.
Лионель поглядел на нее довольно непочтительно.
— Да что с вами такое? «Надо, надо!»… Надо было бы, да! Но раз мы не можем убедить Жильберту в том, что Жан Морейль ее недостоин, нам придется придумать что-нибудь другое для того, чтобы она не вышла ни за него, ни за кого-нибудь другого! Я придумаю, будьте покойны!
— Нет! Нет! Это глупо! — воскликнула графиня.
— Честное слово! Вы меня смутили. Неужели я вас пугаю? Ведь я ничего не сказал!..
— Боже! Лионель, что ты такое подумал? Нет, нет! Я тебя ни в чем не подозреваю, дитя мое!
— Неправда!.. Я видел испуг в ваших глазах.
— Нет! Нет! Нет! Не верь этому, мой мальчик!
Она бросилась обнимать его, умоляя о прощении. Но он не менял своего каменного лица и не спускал с нее жесткого взгляда.
Она обвила руками шею сына и подняла на него полные любви бесцветные глаза.
— Не надо сердиться! — сказала она. — Тебе ничего не надо придумывать, мой мальчик! Уверяю тебя…
Слышишь, уверяю тебя, что у Морейля что-то есть, что-то, что он от нас скрывает! А раз он что-то скрывает, то это скверно для него и превосходно для тебя!..
Чувствуя, что он сдается, она нежно и настойчиво продолжала:
— Хочешь, я тебе помогу? Да? Не правда ли? Я сама повидаюсь с Обри и разберу хорошенько, в чем там дело…
— Как хотите! — промычал Лионель.
* * *В тот же вечер возле дома № 47 на улице Турнон остановился автомобиль. Из него вышли графиня де Праз с сыном. Оба вошли в квартиру привратника.
Обри уже поджидал их. Он кланялся не переставая.
Отвратительная физиономия. Седоватый человечек с лживыми глазками. Голова, втянутая в плечи. Длинные руки гориллы. Вкрадчивая походка… Благодаря своей профессии Обри сохранил умение делаться незаметным, стушевываться, бесшумно двигаться и действовать втихомолку.
Метрдотель никогда не должен привлекать к себе внимания. Он должен как-то витать над столом, за которым прислуживает, мягко прикасаться к серебру, стараясь заглушить его звон, передвигать посуду, не издавая бряцания. Это — человек-невидимка. Самые опытные из них добиваются того, что создают впечатление, будто все делается само собой, по какому-то волшебству, каким-то призраком, который, разливая вино, шепчет вам на ухо: «Барзак», «Шамбертэн», «Амонтилледо».
Таков был и Обри, который, несмотря на столь редкие таланты, не сумел скрыть от Жильберты Лаваль своего обезьяньего уродства, состоявшего не столько из физических недостатков, сколько из морального убожества. Ничто так не выводило из себя Жильберту, как вечная двусмысленная улыбка, кривившая бритые губы этого изворотливого и коварного антропоида. Вот почему она упросила тетку освободиться от него. Этого и не мог простить ей Обри.
Мадам де Праз, устроившая его привратником одного из домов, принадлежавших племяннице, время от времени доверяла ему различные поручения. Он выполнял их ловко, вкрадчиво, как услужливая тень.
* * *— Дорогой Обри, — начала мадам де Праз, — дела не подвигаются. Скажите, что вы успели сделать до сих пор? Садитесь, Обри, садитесь!
— Графиня очень добры, — сказал он, усаживаясь с почтительной неловкостью. — В поведении господина Морейля нет ничего предосудительного. Господин граф велел за ним следить, я следил добросовестно.
— Беспрепятственно?
— Без малейшего препятствия. Большую часть времени этот господин витает в облаках. Во всяком случае, он никогда не сидит без дела; видно, что он работает, что голова его чем-то занята…
— Верно! — сказала мадам де Праз. — О чем же он думает?
Лионель авторитетно заявил:
— Вам хорошо известно, что Жан Морейль — ищущий, усидчивый художник…
Мадам де Праз остановила его досадливым жестом.
— Как у него распределено время, Обри?
— Господин Морейль встает очень рано. Отправляется верхом в Буа…
— Всегда в Буа? Вы уверены?
— Я в этом вполне уверен, — отрезал Лионель. — Я уже несколько раз ездил туда вместе с ним и обследовал это.
— Затем, — продолжал Обри, — господин Морейль возвращается домой и очень скоро после этого выходит снова и занимается разного вида спортом до завтрака, ради которого часто остается в клубе. Иногда у него утро бывает занято каким-нибудь деловым свиданием или прогулкой пешком. А потом он живет так, как сказал господин граф: посещает концерты, картинные галереи и музеи; сидит в библиотеке; заходит к антикварам и в магазины случайных вещей… Словом, ничего подозрительного.
Вначале меня беспокоили его прогулки в автомобиле. Но я познакомился с шофером господина Морейля. Господин Морейль говорит ему с вечера, куда они поедут на следующий день. Я нанимал то такси, то мотоциклет, — чтобы замести следы, — и являлся на место всегда раньше Морейля. И здесь, графиня, я тоже не нашел ничего такого…
— Куда же он ездит?
— Осматривать старинные памятники или исторические усадьбы в предместьях. Бывает у антикваров. Шофер довольно разговорчив. Я от него узнаю все, что хочу.
— Правду ли говорит этот человек?
— Очевидно, графиня: я много раз проверял его.
— Да?.. Ну а по вечерам, после обеда?
— Для парижанина его круга господин Морейль выезжает довольно редко. В театр, в концерт. Иногда в мюзик-холл. Никогда не кутит Кажется, раньше он бывал на Монмартре, как все молодые люди, но теперь туда не заглядывает.
— Следовательно, господин Жан Морейль по вечерам регулярно возвращается к себе домой и по временам довольно рано. Что он делает дома? Работает?
— Да, графиня.
Лионель, стоя к ним спиной и глядя в окно, пояснил:
— Он автор ценного труда «Женщины в произведениях Эженя Делакруа». Теперь он кончает большую книгу: «Дендизм в Англии». Он сам денди или желает им быть, как д'Орсей или как д'Оревильи, он спортсмен и литератор. Когда же ему работать, как не ночью, maman?
— Вы уверены в этом, Обри?
— Ведь невозможно проникнуть в его дом, особенно ночью…
— Но… с чьей-нибудь помощью…
Обри хранил молчание и этим как бы говорил: «Это довольно опасно, графиня; можно скомпрометировать этим многих людей»…
— Да… — задумчиво проговорила мадам де Праз.
— Знаете, что? — сказал Лионель. — Я слышал, что У Жана Морейля есть прозвище, «человек, который не спит». Мне говорили, что он всю ночь до самой зари просиживает за столом. Он почти не отдыхает. Один из его друзей, врач, обратил мое внимание на его глаза, в которых что-то особенное, характерное для бодрствующих по ночам людей.
Но мадам де Праз пробормотала сквозь зубы:
— В общем, наше наблюдение, — и твое, и ваше, и мое, — производимое с утра до вечера, но не с вечера до утра, не дало никаких результатов… И все-таки мой инстинкт мне подсказывает…
— Что подсказывает? — прервал Лионель с ворчливым нетерпением.
— Когда на меня глядят чьи-нибудь глаза, — продолжала мадам де Праз, — я всегда вижу, таится в глубине их какая-нибудь тайна или нет… Обри, Лионель, надо узнать, действительно ли Жан Морейль проводит свои ночи за работой…
— Это не совсем удобно, графиня.
— Прежде всего узнайте, не проходит ли кто-нибудь по ночам в этот дом и не выходит ли из него перед рассветом.
— Женщина? — насмешливо спросил Лионель.
— Черт его знает! — пожала плечами мадам де Праз.
— Очень возможно, — сказал Обри с самой пошлой улыбкой.
V. «Странность» Жильберты
— Да нет же, дорогая Жильберта, я не нахожу ничего неприличного в том, что Жан Морейль пригласил тебя к себе, — говорила мадам де Праз. — В наше время покажется совершенно естественным то, что тебя просят посетить дом, который, может быть, будет твоим. Но так же естественно и то, что мне нужно пойти вместе с тобой. Надеюсь, это тебе не неприятно?
Жильберта, стараясь подавить свое недовольство, принужденно улыбнулась.
— Конечно, тетя, мне это не неприятно. Но как вы, однако, отстали от века!
И она отвернулась, когда мадам де Праз похлопала ее по щеке с выражением снисходительного негодования.
— Ах, Жильберта, как плохо я тебя воспитала!
* * *В маленькой модной гостиной Жана Морейля был сервирован чай для обеих посетительниц. Жильберта, силясь совладать со своим настроением, проявляла чрезвычайную экспансивность и отчаянно злоупотребляла вульгарными выражениями. Она ходила взад и вперед, покачивая бедрами, и смешно подражала ленивой походке очаровательного уличного мальчишки.
