Боб Гарсиа - Завещание Шерлока Холмса
– А как у Дьюэна оказался нож?
– Пока у меня нет ни малейшего представления об этом. Но я непременно задам этот вопрос Дьюэну, как только встречусь с ним.
Мой вопрос был на редкость глупым, и Холмс дал мне это понять.
Мы проехали еще четверть часа. Новый вопрос не давал мне покоя:
– А как вы узнали, что тело сторожа зарыто под кроватью, Холмс?
– Это самое незаметное место во всей камере и самое подходящее. Быстрый осмотр пола показал, что примерно на одном квадратном метре плитки были сняты и вновь уложены. Я знал, что тело расчленено, еще до того, как нашел его. Но я не видел необходимости упоминать эту деталь.
Деталь! Холмс умел иногда выразиться! Он свел ужасное убийство к обычной математической задачке.
Экипаж остановился у дома 22lb. Мы рассчитались с кучером и спустя несколько мгновений очутились в нашей гостиной, окутавшей нас живительным теплом. Холмс закурил трубку и опустился в свое кресло так спокойно, будто не выходил из этой комнаты и ничего не произошло. У меня же было еще много вопросов, требующих разъяснения.
– Мне все же кажется невероятным, что никто так и не заметил подмены.
– Вы правы, Ватсон, это невероятно. Но факты говорят сами за себя.
Холмс откинул голову, закрыл глаза и продолжил объяснение в форме монолога, будто мысленно воссоздавая картину преступления.
– Дьюэн надел форму смотрителя и занял место на посту охраны. Несколько минут он общался со сторожем соседнего блока. Затем он уселся читать при свете свечи, ожидая конца смены, чтобы исчезнуть.
– И за все это время он ни у кого не вызвал подозрений?
– В тюрьме в шесть часов утра еще темно. День занимается не раньше восьми. Да и после этого тюрьму вряд ли заливает ослепительный свет, – вы ведь видели, какие там окна.
Я никак не мог взять в толк, как эта оригинальная подмена могла остаться незамеченной для всех служащих тюрьмы, самых надежных в Англии.
Мы долго молчали, погруженные в свои мысли.
– Но каким образом ваш брат замешан во всей этой истории? И как ему удалось назначить журналиста на пост тюремного сторожа? – наконец спросил я.
– Должно быть, такого рода дела входят в его обязанности.
– Его… обязанности? Ваш брат всегда был для меня загадкой.
– Однако вам удалось нарисовать его вполне правдивый портрет в «Случае с переводчиком» и «Чертежах Брюса Партингтона».
– Да, но там ничего не говорилось о его профессии.
– Напротив. Вы сказали об этом больше, чем вам кажется.
Холмс вдруг поднялся, схватил деревянную линейку и ударил ею по раскрытой ладони, будто возвещая о начале урока.
– Разве вы не писали, что Майкрофт – домосед и не слишком словоохотлив? Что он практически не выходит из клуба «Диоген», где проводит целые дни в почти монастырской тишине?
– Да, разумеется, но…
– Вы также упомянули о том, что Майкрофт близок к правительству, где прислушиваются к его авторитетному мнению.
– Конечно.
– А что вам известно о его интеллекте?
– Вы же сами уже сказали, Холмс: рискуя обидеть вас, следует все же заметить, что он превосходит вас в присущих вам талантах рассудительности и размышления, что позволило ему достичь уровня, о котором я даже не осмелюсь заговорить.
Холмс вовсе не казался оскорбленным.
– Вот видите, Ватсон, вы и сами все знаете. Теперь вам нетрудно будет разгадать эту милую загадку, назвав точную должность Майкрофта и место, где он ее исполняет.
Холмс бросил линейку на письменный стол и вернулся в свое кресло. Он курил трубку и наблюдал за кольцами дыма, поднимающимися к потолку. Прошло несколько минут. Поняв, что мой товарищ не собирается ничего добавлять к вышесказанному, я попытался сам разгадать эту «милую загадку».
Балтимор Компостел сказал: «Фостер вел секретный опрос»…
В течение нескольких минут я ломал голову.
Разгадка вдруг пришла сама собой: Майкрофт Холмс принадлежал секретной службе Ее Величества королевы Англии. А клуб «Диоген» – место, где он нес службу!
Удивленный внезапной очевидностью моей дедукции, я не мог сдержать эмоций:
– Так вот оно что!
– Четыре минуты, – объявил Холмс, сверившись с карманными часами.
– Что вы сказали?
– Вам потребовалось ровно четыре минуты, чтобы найти решение, мой дорогой Ватсон.
– Да, да, разумеется, Холмс. Это ведь на самом деле достаточно очевидно. Думаю, вам придется попросить объяснений у вашего брата.
– Это я сделаю в последнюю очередь. Помните, что сказал нам начальник тюрьмы: «Майкрофт Холмс попросил меня не говорить об этом никому, особенно вам». Я хорошо знаю Майкрофта. У него наверняка были веские причины, чтобы не вовлекать меня в это дело. В лучшем случае он мне ничего не расскажет. В худшем – помешает моим запросам и не позволит добраться до его материалов.
Мой друг нахмурил брови и соединил кончики пальцев, как он делал каждый раз, когда погружался в решение сложной задачи.
– Главные вопросы еще впереди, Ватсон. И я не уверен, что Майкрофт знает на них ответы, иначе зачем ему подсылать лазутчика. Прежде всего следует выяснить мотив этого преступления.
– Если верить записке, оставленной Дьюэном, это убийство из мести.
Холмс закрыл глаза и прочел по памяти:
– «Моя месть будет соизмерима с моими страданиями. Мои мучители познают муки ада. Я разыграю перед ними кровавый до тошноты спектакль. Быть может, тогда они поймут, что мне пришлось пережить». «Мои мучители…» – этим он хотел сказать, что последуют новые убийства?
– Если это так, то мы скоро об этом узнаем.
5
На следующий день после этих страшных событий Холмс ушел из дому очень рано, оставив мне записку на столе в гостиной:
«Мой дорогой Ватсон, ухожу почти на весь день. Мне нужно собрать как можно больше сведений об этом Марке Дьюэне.
Вы говорили о вашем намерении остаться сегодня дома, чтобы, внести изменения в текст одного старого дела, которое вы очень мило окрестили как „Скандал в Богемии“. Хочу попросить вас о небольшом одолжении. Мой друг, нотариус, мэтр Уильям Олборн, зайдет к вам ненадолго во второй половине дня за сочинениями, которые я ему давно обещал. Не могли бы вы принять его? Мне кажется, ему не терпится познакомиться с вами.
Вы очень меня обяжете, уделив ему немного времени. Этот господин – мой старый знакомый и один из моих первых клиентов.
Заранее вам благодарен,
Шерлок Холмс».
Само собой разумеется, я не мог отказать в этой услуге моему другу. К тому же это был хороший повод развеяться.
На самом деле моя работа над «Скандалом в Богемии» была завершена. Моего издателя, Джорджа Ньюнса, неотступно преследовала идея издать многие старые рассказы отдельной книгой в связи с требованием огорченных читателей, не успевших прочесть их в журнале «Стрэнд». Ньюнс собирался воспользоваться сменой формата издания, для того чтобы позволить мне внести в текст дополнения, запрещенные в оригинальном издании. В данный момент я должен был составить сокращенный вариант рассказов, завладев которым Ньюнс заставил бы читателей мучиться тягостным ожиданием.
Мэтр Олборн переступил порог нашей квартиры во второй половине дня, как и было обещано. Я ожидал увидеть толстяка, разменявшего шестой десяток, плешивого и напыщенного. Каково же было мое удивление, когда я увидел стройного и элегантного мужчину в метр семьдесят ростом. На вид ему было не более тридцати пяти лет. Он производил неоднозначное, странное впечатление. Его лицо, честное и безукоризненное, хотя и слишком серьезное, немного портило выражение легкой грусти и задумчивости. Его глаза цвета темного каштана казались такими же черными, как и его густые волосы. Если бы Холмс не предупредил меня, я ни за что не догадался бы о профессии этого человека. Я принял бы его за актера, исполняющего романтические роли, или за светского обольстителя.
Мэтр Олборн прочел изумление в моих глазах.
– Я не вполне отвечаю вашим представлениям о среднем английском нотариусе, не правда ли, доктор Ватсон?
– Как вам сказать, если честно…
– Не смущайтесь, это обычная история. Мало кто может подумать, что я занимаюсь этим делом, я и сам иногда в этом сомневаюсь.
Нотариус сел в кресло, которое я ему предложил. Миссис Хадсон принесла нам чай.
– Видите ли, – продолжал он, будто в подтверждение сказанного, – я родом из старинной династии нотариусов. Будучи старшим, я перенял дело своего отца, как он в свое время продолжил дело его отца. Это одно из преимуществ, но и недостатков старших. Мой отец, видите ли, не позволил мне выбрать свою карьеру! А мне тем не менее… – Он сделал паузу, будто раздумывая, стоит ли продолжать.
– А вам?..
– А мне хотелось стать художником или писателем. Я даже ходил на курсы живописи и на театральные курсы… без ведома отца, разумеется. Преподаватели весьма положительно отзывались о моих способностях. Еще я мечтал быть авантюристом, искателем приключений, чтобы потом рассказывать о своих подвигах всему свету. Короче говоря, я хотел быть всем, кроме нотариуса. Вы понимаете?
