Ирина Глебова - Дом окнами на луг и звёзды
Случилось это не так давно, и года не прошло. Время от времени к ним захаживал в гости Машин бывший однокурсник Миша Вакуленчук. В студенческие годы Миша был в Машу влюблён и, как подозревал Сергей, от этого чувства не избавился поныне. Худенький, невысокий Миша, с русой бородкой и мягкими, уже редеющими волосами, с высоким тембром голоса многим казался странным. К тому же говорил он обычно поэтически восторженными и философски запутанными фразами. Но Сергей и Маша знали, что он большой умница и эрудит, и просто хороший человек. Они были к нему привязаны. Миша, в свои за тридцать не женатый, единственный сын и внук обеспеченных предков, занимался чем хотел: вращался в кругу городской богемы, сам писал стихи и рисовал. А в тот раз он забежал к ним и предложил Сергею устроить выставку картин – картин именно Сергея.
– У меня появились заказчики, очень богатые люди! – как всегда на подъёме рассказывал Миша. – Они готовы спонсировать выставку. Я сказал им, что ты – ещё неоткрытый талант, но скоро твоё имя прогремит, и тогда к твоим работам будет не подступиться!
Миша всегда подчёркивал свои самые дружеские чувства к Сергею, и, похоже, немного преувеличивал. Но его восхищение творчеством Сергея было искренним с самого первого дня их знакомства. Миша был истинным знатоком живописи и не сомневался, что муж его однокурсницы настоящий талант.
Выставка открылась уже через месяц в одном из новых частных салонов. Причём, Сергей не платил за аренду, за доставку и установку картин, даже традиционный фуршет в день открытия организовывал не он – спонсоры. Он сам с ними познакомился на открытии выставки: Миша подвёл его к трём мужчинам и женщине. Сергей сразу уловил их разный социальный статус: один казался из старых интеллигентов, возможно, бывший научный сотрудник, двое других явно нувориши – помоложе, попроще, пооткормленнее. Женщина – стареющая дива с пышно взбитой причёской, мелированной в три цвета, – жена одного из этих. Впрочем, они тоже изо всех сил старались выглядеть культурно, хотя покровительственного тона не скрывали. Сергей не обижался. Он всё же был обязан этим людям: первая выставка, хорошая реклама в прессе и на телевидении, поток посетителей. Приходили на выставку люди не бедные – картины покупались. А ведь Сергей назначил цены просто заоблачные: так не хотелось ему расставаться со своими работами! И всё-таки покупатели находились, с десяток картин были проданы. Процент устроителям выставки шёл очень приличный, но и ему, автору, такие суммы до недавнего времени не снились… За полтора месяца он просто разбогател!
Каждый день, хотя бы часа на два, Сергей приходил в выставочный зал. В первые дни его сопровождали Маша и обе девочки. Для них это был праздник. И потому, что вокруг ходили люди, смотрели на картины, нарисованные их мужем и папой, восхищались, обсуждали, и потому, что в этом зале было так красиво! А ещё потом они всей семьёй шли в кафе-мороженое – теперь Сергей мог позволить себе угощать своих любимых «девочек»… Но вскоре Маша с дочерьми стала оставаться дома – у неё появился срочный заказ для одного журнала. Сергей же приходил, ему нравилось общаться с посетителями выставки, слушать, что говорят люди, отвечать на вопросы, вести диалоги-обсуждения. В один из таких дней к нему подошёл незнакомый мужчина.
– Мне очень нравится выставка, – сказал этот человек, – хочу кое-что приобрести. Но я к вам лично подошёл не поэтому… Сергей Александрович, может оказаться, что мы с вами родственники. У вас фамилия редкого звучания. У меня – тоже. Почти такая же. Лугренье.
Чуть склонив голову, он смотрел на Сергея вопросительно. Отчество он узнал, видимо, из вывешенного перед входом листка с биографическими данными автора. Ну а фамилия, естественно, красовалась на афишах крупными буквами – «Художник Сергей Лугреньев». Совпадение показалось Сергею удивительным. Радостно улыбнувшись, он воскликнул:
– Очень может быть, и даже скорее всего! Мне мать говорила, что именно так – Лугренье – звучит наша фамилия в оригинале, имеет французское происхождение. Во время войны деду выправляли документы после ранения, в госпитале, не поняли, видимо, и «обрусили» его. Он сразу не заметил, потом не до того было, чтоб исправлять, так и осталось…
Теперь он с интересом разглядывал своего собеседника. Среднего роста, коренастый и крепкий, приличные залысины, но волосы почти не седые, тёмные. Тоже тёмные и очень живые глаза, выглядит лет на пятьдесят, но, возможно, и больше. Симпатичный человек. А тот уже протягивал ему руку:
– Меня зовут Альберт. Альберт Александрович. Скажите, у вас фамилия отца?
– Матери, – ответил Сергей. Отца своего я никогда не знал, так получилось.
– А как же вашу маму зовут?
– Звали… Её, к сожалению, уже нет в живых. А звали её Татьяна Всеволодовна.
– Понял, – обрадовался Альберт Александрович. – Ваш дед – Всеволод Лугренье, которого переделали в Лугреньева. Всеволод Евграфович?
– Кажется… – Сергей смутился, ему было неловко, что он не помнил отчество деда, а этот незнакомец знал. Но тут же добавил более уверенно: – Точно, припоминаю, мама так и называла своего отца. Простите, я ведь его никогда и не видел.
– Значит я не ошибся, мы родственники! – Альберт крепко пожал Сергею руку. – А вы имеете семью? Детей?
– Обязательно! Пойдёмте, покажу…
Выставка занимала два зала, Сергей повёл родственника во второй.
– О, сюда я ещё не добрался, – проговорил тот на ходу. – Прекрасные работы! Вот это, «Серебряное озеро», обязательно куплю…
Но тут Сергей остановился у картины. Всего один раз он нарисовал своих дочерей – те не любили позировать, не выдерживали и десяти минут. Но эта единственная картина ему удалась: девочки сидели на диване, рассматривая картинки в книге, Ариша увлечённо тыкала в страницу пальчиком, Даша посматривала на неё снисходительно, как взрослая на маленькую…
– Вот, это мои дочери.
– Две девочки, – пробормотал Альберт. – Как живые…
У него было странное выражение лица. А потом он проговорил тоже нечто странное:
– Но не близнецы…
И такое разочарование прозвучало в его голосе, что Сергей удивился. Ну да, Дашу и Аришу на картине на первый взгляд можно было принять за близняшек: темноглазые, с одинаковыми причёсками, но потом становится видно – нет. Что же тут такого? Но, видя, что новоявленный родственник и в самом деле огорчён, он сказал:
– Да, они не близнецы. Но, тем не менее, они родились в один день!
– В один день?
Альберт поднял на него взгляд, и Сергею стало немного не по себе.
– Ну да, – повторил он, словно и сам удивляясь. – В один день, только с разницей в три года. – Засмеялся: – Они вообще у меня необыкновенные девчонки. Представляете, по всем законам природы они просто не должны были родиться! А вот же – смотрите какие!
Но Альберт смотрел уже не на картину – на него. Странно смотрел, молча. Вдруг у него искривились губы, задёргалась щека, руками, на груди, он с силой сжал полы пиджака, словно хотел запахнуть его.
– Простите, мне нехорошо…
И быстро пошёл к выходу, да что там пошёл – почти побежал. В широкое окно Сергей увидел, как на улице он, уже не сдерживаясь, бегом бросился в сторону заднего двора выставочного зала. Подумал недоумённо: «Там гаражи, подсобные строения…» Прождал ещё час, ведь явно человеку стало плохо, может что-то с желудком?.. Но родственник не вернулся.
Дома он рассказал Маше об этом неожиданном знакомстве с радостью. Надо же, родственник! У него их никогда не было. Как он и сказал Альберту, отца своего Сергей не знал. Мама родила его, не выходя замуж.
Татьяна Всеволодовна была женщиной сдержанной и даже строгой, ещё бы – учительница математики, директор школы! Серёжа, ученик той же школы, никогда поблажками не пользовался, с него был спрос даже больше, чем с остальных ребят. Мальчишкой он, конечно, интересовался, кто его папа, но мать однажды резко оборвала эти его вопросы – да так, что никогда больше он её не расспрашивал. Он даже думал, что отчество мама дала ему просто из головы, так, чтоб звучало как у Сергея Есенина – Сергей Александрович. Потому что мама очень любила этого поэта. Но как-то раз, уже подростком, он случайно слышал обрывок разговора матери с тётей Ольгой, из которого понял: мама, ещё девушкой, сильно полюбила женатого мужчину, знала, что семью он не бросит, и решилась иметь от него ребёнка. А чтобы этот мужчина даже не знал о том, до рождения сына уехала из своего города совсем в другое место, устроилась работать в школу небольшого райцентра…Узнав эту историю, Сергей поверил, что носит отчество своего настоящего отца.
Остальное он уже додумал, представил сам. То ли для того, чтобы оградить любимого человека от ненужных хлопот, то ли оттого, что родители не приняли её беременность, но мама не поддерживала отношений со своими родными. Вот Сергей и не знал дедушку и бабушку, никогда их не видел. А, может, они умерли рано… Помнил он только свою тётю, сестру матери Ольгу. Она изредка навещала их, он знал, что она одинока, не замужем. А когда ему было лет четырнадцать, она стала монахиней какого-то женского монастыря и тоже исчезла с горизонта. Мама – Татьяна Всеволодовна, – была женщиной красивой, молодо выглядевшей: стройная, голубоглазая, с густой копной светло-русых волос. Серёжа очень любил её, всегда любовался, а когда стал художником, написал по памяти и по фотографиям прекрасный портрет… Она нравилась мужчинам, за ней ухаживали, несколько раз звали замуж, но мама как-то сказала Серёже: «Я, когда ждала твоего рождения, дала слово посвятить свою жизнь тебе»… Свои слова Татьяна Всеволодовна всегда держала крепко.
