Александр Чернобровкин - Наезд
Я вернулся к ребятам из нашей фирмы. Они были с большого бодуна, кубометрами выдыхали перегар. Грузчик Женя трясущейся рукой потер красный нос и спросил у меня:
— Шефу позвонил?
— Не успел. Поеду к нему, когда отпустят.
— Не будет нам житья в этом доме, — сделал грустный вывод грузчик. — Повадились мусора, теперь не отстанут, пока не перебьешь их. А попробуй тронь! Это тебе не воры в законе, а узаконенные воры.
Раньше я считал Женю глуповатым малым. Теперь не удивлюсь, если окажется, что образование у него не хуже моего. В России такие варианты не редкость.
Чуть в стороне от нас стоял белобрысый паренек, чем-то напоминающий мне киллера-неудачника, которого я ранил. Была в нем зажатость, будто живот прихватил, а никак не найдет туалет.
— Тоже наш? — спросил я грузчика, кивнув на белобрысого.
— Нет, из банды, следователь.
Я подошел к следователю, спросил:
— Что, стыдно невинных людей забирать, не привык еще?
— Кто-то же должен, — ответил он с вызовом.
— Кто-то должен бандитов ловить, а не взятки собирать с невиновных, — усмехнулся я ему в лицо. — Учись, сынок, наглей, а то не станешь начальником!
Он ничего не ответил, отошел в сторону, чтобы его не было видно из окон фирмы, расположенной в соседнем доме. Почти все служащие фирмы стояли у окон, пялились на нас и, наверное, пытались угадать, кто мы — явка наркоманов или подпольный бордель. Склонились, видимо, к последнему, потому что из подъезда участковый и старшина вытащили непричесанную и небрежно одетую девушку. Она плакала и долдонила:
— Грех, грех, грех!.. Сегодня Великая суббота!.. Грех!..
— Все в машину! — рявкнул подполковник.
Мне досталось место в обезьяннике. Пришлось стоять полусогнутым между двумя сидящими. Рядом со мной точно в такой же позе ехал Женя-грузчик. Если кто-нибудь из нас шевелился, то делал больно соседям. Матюки не смолкали, потому что машина ехала лихо.
Высадили нас во дворе отделения милиции, где около ворот стоял большой кузов для мусора. Если милиционеры поставили его сами, то не лишены юмора, не совсем пропащие.
— Всех в ленинскую комнату, — приказал подполковник.
Комната, действительно, была ленинская: с портретом вождя мирового бандитизма и лозунгами времен строительства социализма, смести с них пыль — и середина восьмидесятых, а не девяностых. Такое впечатление, что коммунисты уже выиграли президентские выборы и начали репетировать девяносто седьмой год. Я по старой памяти занял место в последнем ряду и приготовился кемарить под бормотание номенклатурщика.
Участковый ушел и вскоре вернулся с пачкой бланков протоколов и тем самым лейтенантом с идеально горизонтальными усами. Сев за застеленный красной скатертью стол, лейтенант наклонился очень низко. У меня сложилось впечатление, что он с помощью усов проверяет ровность стола. Проверка удовлетворила его, поэтому он взял из пачки бланк и принялся заполнять. Участковый кивком позвал меня за собой и вышел из ленинской комнаты.
В конце коридора, у окна, стоял подполковник и распекал белобрысого следователя. Наверное, объяснял, что чистоплюям и нехапугам нет места в доблестных рядах милиции. Следак что-то пробурчал и прошлепал мимо меня набыченный.
— Мне сказали, что ты шофер хозяина дома, — произнес подполковник.
— Да.
— Едь к нему и скажи, что обещания надо выполнять. Если до вечера не позвонит, завтра опять наведаемся и заодно обыск произведем, что-нибудь «случайно» сломаем. Все понял?
— Да.
— Свободен, — отпустил меня райотделовский наполеон.
Хотел я объяснить ему, что всегда свободен, что могу в себе убить любое желание, а человека, который ничего не хочет, рабом не сделаешь. Не стал, потому что не поймут: в мусора идут те, у кого желаний через край, а возможности удовлетворить или справиться с ними почти нет.
Я вернулся в ленинскую комнату с участковым. Он выбрал из стопки мой паспорт, принялся заполнять протокол.
Усатый лейтенант уже заполнил и принялся поглаживать свою горизонтальную гордость, ожидая червонец от режиссерши. Она положила деньги на стол, произнесла устало:
— Жду вас завтра.
— Завтра праздник, — насмешливо сказал лейтенант, — Пасха!
— Ну вот, посидим, разговеемся, а потом заберете, — произнесла она серьезно, забрала паспорт и вышла из комнаты.
Мне показалось, что мусора смутились. Или только показалось?
Шеф был в приподнятом настроении. Кто-то уже сообщил ему об очередном налете милиции, и у меня закралось подозрение, что именно это известие и развеселило шефа. Промурлыкав себе под нос мелодию, которая была в моде лет пятнадцать назад, он подошел ко мне, похлопал по плечу, что делал очень редко, когда удавалась выгодная, но рискованная финансовая операция.
— Вовремя приехал, я собирался уже такси вызывать.
— Вы же знаете…
— Да-да, — он еще раз похлопал меня по плечу. — Но придется разговор с милицией отложить, я сегодня улетаю во Францию. Жена позвонила и… другие дела. Вообще-то, дела у прокурора, а у нас делишки — так говорят?
— Вроде бы, — ответил я без особого энтузиазма.
Значит, шеф бросает нас на расправу мусорам, выкручивайтесь, как хотите. И все эти ссылки на знакомого генерала — не более, чем трепня. Что ж, если сильно начнут наглеть мусора, переберусь в коттедж шефа, поживу в роскоши, пока он будет шляться по заграницам. А там посмотрим: может, подберу другое жилье, а может, другого хозяина: не люблю, когда меня сдают.
— И что тебе сказали милиционеры?
— Сказали, чтобы вы им кое-что сказали. А еще лучше — отслюнявили.
— А хари у них не треснут?! — шеф промурлыкал под нос ту же мелодию. — Значит, они взломали двери во все квартиры, даже в те, где живут москвичи?
— Да. И оставили открытыми. Думаю, одну из них грабанут, потому что никого нет дома, хозяева уехали вчера, как говорят ребята, дня на три.
— Оч-чень хорошо! А не слабо будет написать заявление прокурору?
— Нет.
— А остальным нашим?
— Конечно. Они боятся потерять работу.
— Правильно мыслишь, — похвалил шеф. — Вот и сообщи это милиции, пусть обмозгуют, пока меня не будет.
— Они ведь еще раз наедут на нас.
— А чтобы вас не трогали, пошлю к ним нашего юриста — даром, что ли такую зарплату ему отваливаю?!
— Не поможет, — уверенно заявил я.
— Если не получится, тогда придумаем что-нибудь другое. — Шеф достал записную книжку, где у него были телефоны наших сотрудников.
И тут разнообразные осколки подозрений, догадок, предчувствий в моей голове как бы притянулись в одну точку и с беззвучным щелчком сложились в мозаику-озарение.
— Лучше пусть юрист сегодня встретится с подполковником. В нашем ресторане. Сытый человек уступчивей.
Шеф быстро прикинул, что это ему ничего не будет стоить, и согласно кивнул.
— Хорошая мысль. И ему не так обидно будет: хоть что-то урвал. Сейчас я ему позвоню.
— Во сколько самолет? — поинтересовался я.
— В четыре с копейками.
— Скажите мусору, что я в шесть заеду за ним, мол, вы приглашаете его побеседовать в ресторане.
— Не много ли чести?! Пусть на своих канарейках добирается!
— Утрем нос!
К отделению милиции подъехал, так сказать, со стороны парадного входа — к зачуханной двери с кормушкой, выходящей на Долгоруковскую улицу. Подниматься на второй этаж в кабинет меня сломало, поэтому сказал дежурному капитану:
— Передай начальнику, машина ждет.
— Какая машина?
— Он знает.
Подполковник появился минут через пятнадцать. Я открыл ему заднюю дверцу и как бы согнулся, помогая сесть поудобнее, что жутко понравилось недомерку. Уши его порозовели, а во взгляде появилось столько высокомерия, что хватило бы на дивизию наполеонов. Я обошел автомобиль и сел за руль, улыбнувшись про себя. Не могу злиться на человека, который смешон. А с другой стороны, эта гнида из-за ста баксов столько крови из людей выпила. Пообещают ему тысячу — всех перестреляет.
Ехали молча. Подполковник завел было пластинку «страна в опасности», но быстро сообразил, что понапрасну мечет бисер, и заткнулся. Я же старался не смотреть на него. Пока не вижу, он как бы не живой человек, а фанерная поясная мишень.
На стоянку у ресторана я влетел на хорошей скорости и сразу выхватил синий «москвич», выпадающий из табуна иномарок. Я остановил машину так, чтобы задняя дверца была напротив задней дверцы «москвича», в которой быстро опускали стекло. И сразу вывалился из «вольво» в клумбу, на холодный, мокрый снег. Сверху на меня посыпались под свист пуль осколки стекла. Били из «калашникова», неумело, весь магазин за две очереди. Я прижался плечом к ребристой стенке и поднял пистолет, который непонятно когда выхватил из кобуры и приготовил к стрельбе. Пауза, которую, как я ожидал, потратят на смену магазина, оборвалась ревом «москвичевского» двигателя, удалившемся в сторону шоссе.
