Миюки Миябэ - Седьмой уровень
— Почему?
— Неприлично.
Он удивился:
— Неприлично?
— Не могу же я сказать врачу: напилась, заночевала в неизвестном месте, с неизвестным мужчиной, наутро ничего не помню. Он только посмеется надо мной.
Некоторое время он молчал, соображая.
— Ты хорошо помнишь, что напилась?
Если это так, появится хоть какой-то просвет в их нынешней непонятной ситуации. Если она помнит, что напилась, есть вероятность, что в конце концов все разрешится и после они будут со смехом рассказывать друзьям о своих приключениях.
Но она сказала:
— Я ничего не помню.
— Тогда почему ты говоришь — напилась?
— А как еще можно дойти до такого состояния? — и захныкала: — Мне так стыдно…
Опираясь о косяк двери, он посмотрел в сторону окна.
Стыдно? Что за рабская привязанность к условностям! Подумать только — одновременно забыли свои имена, на руках странные знаки, у нее раскалывается голова, а ей, видите ли, стыдно!
Вновь посмотрев на нее, он сказал как можно мягче:
— Вероятно, у нас обоих амнезия.
— Амнезия?
— Да. Похмелье тут явно ни при чем. Хуже того, у нас на руках какие-то странные надписи. Что ты обо всем этом думаешь? Мы не в том положении, чтобы стыдиться и отказываться от чьей-либо помощи.
Говоря это, он чувствовал, что, несмотря ни на что, старается уверить себя — стоит повнимательней разобраться в сложившихся обстоятельствах, и все образуется. Поэтому не надо шуметь, привлекать чужое любопытство. Для начала найти способ унять головную боль.
Но не исходит ли он сам безотчетно из того, что было бы «неприлично», поддавшись страху, просить помощи на стороне? В сущности, они думают одинаково. Только она говорит то, что думает.
— Прости, — сказал он. — Я тоже в полной растерянности. Как и ты. Но тебе действительно плохо, и, не исключено, станет еще хуже. Поэтому надо смириться с некоторыми неудобствами. Вызовем «скорую».
Все-таки это быстрее, чем искать врача.
На стене возле телевизора висел телефон. Он уже направился к нему, когда она тихо сказала:
— А ты знаешь здешний адрес? Если нет, каким образом вызовешь «скорую»?
Он хлопнул себя по лбу:
— Ты права.
— К тому же, телефон не работает, — пробормотала она.
Он уставился на нее:
— Ты уже пробовала звонить?
Она отрицательно покачала головой, и в тот же миг ее лицо исказилось, точно в нее воткнули иголку.
— Откуда же ты знаешь, что не работает?
— Так просто подумала…
Он снял трубку и приложил к уху. Послышались гудки — подключен.
Только он хотел сказать, что связь есть, как вдруг почувствовал легкое головокружение, и в его сознание ворвалась еще одна картина. Телефонная трубка падает на пол. Кто-то поднимает ее и говорит: «Провод перерезан».
— Телефон не работает, — повторила она.
Смотрит на него, но взгляд рассеянный.
Он повесил трубку назад.
— Ты в порядке?
Она по-прежнему безучастно смотрела в его сторону. Он подошел, оперся на край кровати и заглянул ей в глаза:
— Ты в порядке?
Звук его голоса привел ее в чувство, взор прояснился. От удивления она откинулась назад и тотчас скривилась от боли.
— Ты помнишь, что ты сейчас сказала?
— Я? Я что-то сказала?
Какие красивые у нее глаза! И взгляд такой ясный… Широко раскрытые, они смотрели прямо на него.
— Как все странно! И чем дальше, тем больше! Нам явно без врача не обойтись.
Он отошел от кровати.
— Но мне не настолько плохо, — сказала она, — я могу потерпеть.
— Что ты тогда предлагаешь?
— Для начала было бы неплохо убрать разбитую вазу, пока ты не наступил на осколки и не поранился.
— Согласен, — сказал он, взглянув через плечо на разбросанные по полу осколки. — В ванной, кажется, есть тряпка, так что после можно вытереть пол. Что дальше?
— Если собираешься выйти на улицу и просить помощи, надо хотя бы переодеться.
Он вспомнил, что все еще в пижаме.
— Принято.
Сколько, однако, в женщинах здравого смысла! — подумал он и принялся собирать осколки.
4
Через десять минут он, натянув футболку и надев полотняные штаны, занялся поиском обуви.
Одежда нашлась в шкафу. Выбор небольшой — майки да брюки. Слева висели аккуратно подобранные мужские вещи, справа — женские. Он просмотрел женские вещи — только блузки и юбки. Но на дне шкафа стояли две узкие коробки, открыв которые, он обнаружил нижнее белье и носки.
Лишь одна странность. Вся одежда была совершенно новой.
Но он решил пока что не забивать себе этим голову и, выбрав подходящие вещи, переоделся, загородившись дверцей. Пижаму сложил и сунул в шкаф.
В прихожей имелся небольшой встроенный ящик для обуви. Открыв дверцу, он обнаружил пару опять же новеньких кроссовок и пару туфель из мягкой белой кожи на низком каблуке. Он вынул кроссовки и поставил у входа. Почувствовал запах новой резины.
Когда он возвратился в комнату, она, свернувшись, лежала под одеялом.
— Все еще мерзнешь?
— Ужасно.
Он чувствовал, что уже начал потеть, так стало жарко в квартире, а она дрожала от холода.
— Может быть, есть еще чем накрыться…
Окинул глазами комнату. Над шкафом виднелась еще одна дверца. Не там ли постельные принадлежности? Встав на цыпочки, можно дотянуться.
Открыв длинную узкую дверцу, он обнаружил одеяло, все еще запакованное в целлофан. Другого цвета, не того, которым она была сейчас накрыта.
Кроме того, справа лежал голубой плоский кейс. Он лежал плашмя, ручкой в его сторону.
Прежде всего он достал одеяло и разорвал целлофан. Накрыл ее.
— Спасибо, — прошептала она.
— Вряд ли это спасет от озноба, но все же, за неимением лучшего…
Скатав целлофан, швырнул под кровать. Поднял глаза и еще раз заглянул в ящик над шкафом.
Кейс…
Что это может быть?
— Ну как? Согрелась?
Она ответила из-под одеяла:
— Немного теплее.
— Не помнишь, был у тебя голубой кейс?
— Какой?
— Сейчас покажу.
Схватив кейс за ручку, потянул на себя. Неожиданно тяжелый. Вот это да! — удивился он и стал вынимать осторожно, но в результате чуть не уронил, опуская на пол.
— Тяжеленный. Интересно, что в нем?
Приподняв, поставил его так, чтобы ей было видно с кровати.
Ничем не примечательный гладкий кейс. Никаких наклеек, никаких бирок. Лишь марка изготовителя: «Самсонайт».
— Припоминаешь?
Она молча смотрела на него. Ответ отрицательный.
— Попробуем открыть?
— Думаешь, откроется?
— Ключа нет.
Нажал на застежки по обеим сторонам ручки, раздался щелчок и крышка открылась.
У него перехватило дыхание, он не поверил своим глазам.
— Что? Что там внутри?
Она приподнялась, и в тот же миг, вскрикнув от боли, крепко зажмурилась. В таком состоянии ей совершенно нельзя двигаться. Даже со стороны он видел, как сильно она страдает. Точно ударили по голове чулком, набитым дробью. Он обнял ее за плечи.
— Тебе лучше не двигаться.
Она медленно открыла глаза.
— Все в порядке. Боль возникает от резких движений. Я вполне могу встать с постели, не волнуйся.
Наконец и она заглянула в кейс.
Оба не могли вымолвить ни слова.
— Что это? — проговорила она дрожащим голосом.
— Забыла, как называется?
— Не шути, я другое имела в виду.
Ему тоже было не до шуток. Кейс был доверху набит деньгами.
— Как это понимать? — не отрывая глаз от кейса, она схватила его за руку. Так сильно, что впилась в нее ногтями. Но он был настолько ошеломлен, что ничего не чувствовал.
— Не знаю, — ответил он. Увы, сколько раз за последнее время он был вынужден повторять эти слова!
В кейсе были аккуратно сложенные купюры по десять тысяч иен. Три ряда вдоль, пять поперек. Деньги были в пачках, но не запечатаны, а стянуты резинкой.
— Сколько здесь?
— Хочешь посчитать? — он взглянул на нее. — Интересно?
— Интересно? Ты о чем?
— Ладно.
Он закрыл крышку кейса и распрямился. Взяв за ручку, приподнял.
— Что будешь делать?
— Не оставлять же его здесь. Положу в шкаф.
Спрятав кейс, он плотно закрыл дверцы.
— В любом случае, прежде всего надо решить с больницей. Нам обоим необходимо показаться врачу.
Она пристально посмотрела на него, сжимая в руках край одеяла.
— А это не опасно?
— Опасно?
— Такие деньжищи…
Некоторое время он думал, прикусив нижнюю губу. Затем подошел к ней и, присев, заглянул в глаза.
— Короче, ты хочешь сказать, не связано ли с этими деньгами какое-то преступление? Ограбление, похищение с требованием выкупа?
Она не ответила, но опустила глаза.
