Мария Павлович - Felix
— Немного. — Лицо Арнольда вновь осветила теплая, грустная улыбка.
Он весьма успешно изобразил глубокое смущение, зная, чем может обернуться подобный разговор. Сейчас Ройтер, впечатленный его красноречием и преданностью благому делу, предложит ему руководящую должность в одном из своих фондов. «Почему он не спрашивает про повязку?» — раздраженно размышлял Арнольд, отчаянно пытаясь нащупать лучик надежды в беспросветной тьме человеческой скупости.
— Зачем вы это делаете? — не отставал Марк Аркадьевич.
Он был человеком богатым, и этот факт оказывал определенное воздействие на его восприятие других людей. Многие казались ему странными я непоследовательными. Арнольд был знаком с подобным проявлением у миллионеров, такт часто изменял им, прямолинейность граничила с грубостью, а желание навязчиво покровительствовать они ошибочно считали снисходительностью к другим. Но нужно было отдать Ройтеру должное, он почти умел слушать. Когда ему казалось, что он вытерпел достаточно, чтобы развить свою мысль или оспорить чужую, он просто начинал говорить сам. В остальном Арнольд нашел его личность обаятельной, у него было прекрасное чувство юмора, и он еще не окончательно оторвался от действительности, взмыв в воздух, как космическая ракета.
Тем временем Игорь потягивал пугающе разноцветный коктейль и разглядывал господина Ройтера на расстоянии, пытаясь угадать, как развивается их с Арнольдом беседа. Не пора ли подойти и продемонстрировать цветной буклет фонда, или попросить заполнить анкету «друга», или вручить значок сторонника? Его интуиция и опыт подсказывали, что надо подождать, и он продолжал наслаждаться цветным напитком, изучая выразительное лицо клиента.
У Марка Аркадьевича было приятное лицо ученого, перешедшего в бизнес. Он был невысокого роста, поджарый, юркий. Он не носил очков, хотя постоянно трогал переносицу, и это говорило о том, что он недавно перешел на линзы. Его прозрачно-голубые, слегка навыкате глаза внимательно изучали мир из-под густых, почти сросшихся бровей, борода, как продолжение трехдневной небритости, равномерно распределялась по лицу, начиная со щек и заканчивая подбородком.
— Вы знаете, те, кто занимаются благотворительностью, идут туда не ради денег. — Арнольд продолжал добродушно смотреть на собеседника. — Все, что я зарабатываю, я стараюсь вкладывать в наши проекты. У нас все время есть вопросы, которые требуют безотлагательного решения, и, если не удается найти поддержку со стороны, приходится действовать самому.
В глазах Ройтера сквозила беззлобная насмешка, густо сдобренная воспоминаниями о былом героизме собственной юности.
— На что же вы живете?
— Родители помогают. — Саша невозмутимо пожал плечами.
— Значит, сидите на шее у бедных родителей? Сколько вам лет?
— Ну, не такие уж они и бедные.
Марк Аркадьевич рассмеялся:
— Легко совершать подвиги на сытый желудок.
— Гораздо приятнее, чем на пустой. Я пробовал. — Саша позволил себе широко улыбнуться.
Марк Аркадьевич невольно заулыбался в ответ. Арнольд уже был уверен, что нравится ему.
— Почему они вас поддерживают? — Ройтер непонимающе покачал головой.
— У них нет выбора.
Они снова весело рассмеялись, продолжая с удовольствием разглядывать друг друга. В эти секунды их разговор пересек невидимую черту, шагнув от светской беседы в зону беседы душевной. Но Марк Аркадьевич этого не осознавал, он с нетерпением ждал ответа, готовый поторопить собеседника резким словом.
— Как это?
Его, как и многих, раздражали герои сегодняшнего дня: во-первых, он давно перестал верить в их искренность, а во-вторых, на их фоне все остальные выглядели недостаточно человечно, а ощущать себя хуже других Ройтер не привык.
— Ну, а какие у них были варианты? Бросить меня на произвол судьбы? Не поддержали бы они меня, и что бы произошло? — Он поднял на Ройтера темно-синие глаза. — Лишиться общения с единственным сыном, страдать от чувства вины? И все из-за того, что он не захотел делать карьеру, предпочитая идти другим путем? Я не наркоман, не пьяница, не транжира, им не в чем меня упрекнуть. — Арнольд глубокомысленно изрек эти прописные истины с лицом человека, вдохновленного собственным прозрением.
— У них был выбор общаться, но не давать вам деньги, — задумчиво предположил Ройтер.
— Могли бы. — Саша с готовностью кивнул. — Но какой тогда смысл для меня в общении с ними?
Ройтер опешил. Он часто заморгал, не в силах скрыть замешательства. Его густые брови еще больше сдвинулись, образовав одну длинную мохнатую полосу над удивленными глазами. Арнольд наблюдал за ним, стараясь не рассмеяться. В его зрачках весело плясали дьявольские огоньки. Игорь не терпел таких приемов: опасно, на грани, только для тех, кто обладает чувством юмора.
— Шучу, Марк Аркадьевич, — не выдержал Арнольд. Он с непосредственностью великовозрастного ребенка позволил себе дружески потрепать миллионера по плечу.
— Ха-ха. Вы меня развеселили. — Ройтер рассмеялся.
— Ну, вам же наверняка скучно, когда люди просто подходят и просят у вас деньги.
Они снова расхохотались.
— Вам нужно съездить с нами на Байкал, — предложил Арнольд. — Вы там были?
— Нет, слава богу.
Когда приступ веселья постепенно угас, Марк Аркадьевич ненавязчиво, как ему казалось, поинтересовался:
— Вы любите лошадей?
Арнольд насторожился. Собеседник постоянно уводил его в сторону от дикой природы. Он был бы рад соврать, но плохо сделал домашнее задание. Лошадей в этот раз любил Игорь. Он общался с тренерами, спортсменами и владельцами конюшен. Он собирал информацию, запоминал названия пород, имена победителей, пытаясь нащупать что-нибудь интересное.
— Честно говоря, меня сюда пригласил друг. Он интересуется всем. — Заметив вопрос в глазах Ройтера, Арнольд поспешил пояснить роль Игоря в своей жизни: — Мы вместе сотрудничаем на нескольких проектах, дружим с детства, влюбляемся в одних и тех же девушек.
Он еще не был уверен, как в конечном итоге представит напарника главному герою, но гомосексуальность и раздачу бесплатных буклетов интуитивно исключил. Если бы Игорь мог прикинуться лошадью, это было бы идеально.
«Почему он не спрашивает про руку?»
Арнольд незаметно подал знак через плечо собеседника. Игорь кивнул и не спеша, не выпуская из рук высокого стакана, направился в сторону туалета, чтобы слегка привести себя в порядок.
Тем временем Александр Добролюбов пошел в атаку:
— Не буду врать, что не слышал про вашу конюшню.
— Я уверен, что все, что бы вы ни читали обо мне…
«Оплачено», — подумал Арнольд, но вслух произнес:
— Не имеет ничего общего с тем, что есть на самом деле.
Ройтер задумчиво потер переносицу.
— Понимаете, у нас нет специалистов, которые могут написать хорошую, профессиональную статью так, чтобы читатель не уснул. А те, кто неплохо пишет, не разбираются в теме, их дилетантство раздражает профессионалов, конезаводчиков, коневладельцов. Поэтому приходится читать либо то, что у него две черные лошади и одна коричневая, либо что жеребец совершил великолепный курбет из позиции левада.
— А что бы вы хотели? — спросил Арнольд с заинтересованным видом.
— Мне бы хотелось, чтобы журналист был способен донести до остальных не только внешние параметры жеребца, его экстерьер, родословную и список побед, но и внутренний мир. У скаковых лошадей особый менталитет победителя. Они необычные животные, психологически устойчивые, преданные, умные. Это надо уметь почувствовать и передать.
Во всем мире поход на ипподром — популярное времяпрепровождение. Скачки — это королевский вид спорта, к которому может быть причастен и обычный, не очень богатый человек. Надо всего лишь купить билет на трибуны, можно сделать ставку и пощекотать нервы, можно взять с собой детей.
В Европе это так же важно, как футбол, понимаете? Я хочу, чтобы Россия вернулась к своим истокам великой конной державы. Я хочу, чтобы на наш, кстати, старейший в мире ипподром вернулись люди, чтобы он расцвел. Вы знаете, что французы полностью скопировали наш центральный ипподром, попросту срисовав его с натуры в тысяча девятьсот двадцатом году? А мы построили его в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом.
Мы были лучшими! Когда в Москву приезжают члены королевских семей, наследники самых громких аристократических фамилий в Европе, знаете, куда они просят отвезти их в первую очередь?
— На ипподром, — предположил Арнольд, безостановочно кивая головой.
— Правильно. Лошади — часть их культуры, воспитания и истории. А мы свою историю заживо похоронили, понимаете?!
Нельзя сказать, что Александр Добролюбов не вел разговоров о животных в силу специфики своей профессии. Но гон Ройтера заставил его другими глазами посмотреть на своего визави. Это была не игра, не дань престижу или моде, это была его жизнь.
