Сергей Е. ДИНОВ - Выползина. Портал 55. Дневники 90-х. Роман
Они условились созвониться через неделю, после возвращения Федора из командировки. С первого взгляда, показалось, – капитан вполне приличное звание в ГАИ. Можно было порадоваться карьере бывшего одноклассника. В отличие от звания капитана запаса самого Федора, которое он получил три года назад на военных сборах, и которое ничего не значило и таило в себе опасность быть призванным в Чечню или в следующий ограниченный контингент, скажем, куда-нибудь в Сомали или Зимбабве для оказания дружеской помощи развивающимся странам.
– Простите – извините, товарищ, – в щель приоткрытой двери притихшего купе сунулась краснощекая мордочка хомячка. Упитанный, потный мужчинка со смущенной улыбочкой скромного научного работника, что находился в зарубежной командировке, и которому до жути захотелось посмотреть эротическое кинцо в видеосалоне, но он страшно стеснялся этого своего грязного желания. Мужчинка являл собой эдакую неумелую карикатурку на замечательного актера Евгения Леонова, только без лысины и с тухлым обаянием заурядного чинуши. Толстячок обратился к Федору, пытаясь не замечать раскинутых на полке прелестей жгучей брюнетки.
– Извините, проходил мимо к проводникам, уловил отдельные реплики вашего разговора, с нотками раздражения, и, знаете ли, мог бы поменяться местами… – смущаясь, предложил толстяк.
– С удовольствием! – в благородном порыве воскликнул Федор. – Но предупреждаю, что у мисс прямо-таки сексуальное недержание!
– Простите, – толстяк обратился теперь к брюнетке. – Если позволите, хочу предложить именно вам пройти на мое место. Там, знаете ли, расположилась тоже ммм… одна дама, – промямлил научный работник. – Двум дамам, думаю, будет значительно удобнее расположиться на ночь в одном купе.
Брюнетка бешено сверкнула глазами, будто швырнула Федору в лицо мокрые, тухлые сливы, фыркнула от злости и возмущения, что не произвела шикарными формами никакого впечатления на двух придурков мужеского полу. И не заставила себя долго уговаривать. Так, в расстегнутых одеждах, и прошествовала со своим клетчатым баулом для «челноков» в конец вагона. Благодарный толстячок потащил следом брюнеткин объемный пластиковый чемодан на колесиках. Федор выглянул в коридор, полюбовался на прощание стройными ножками брюнетки в облегающих лаковых сапожках. Вздохнул, удрученный своим же опрометчивым решением.
Что ж, если Фортуна, по вашей собственной глупости, повернулась, извините, задом, – полюбуйтесь хотя бы ее фигурой. На прощание.
Федор спохватился, приподнялся, приподнял купейный лежак, убедился, что в багажном отделении осталась его собственная, стандартная клетчатая сумка, точно такая же, как и у брюнетки, со скромными подарками для родни и мамы с папой.
Огромной пустой люлькой, из которой давно выпал ребенок, коридор спального вагона мягко и мерно раскачивался. Поезд набирал ход. Двери всех купе были задвинуты, образуя единую стенку с красными тревожными ручками стоп-кранов. Пассажиры торопились урвать короткий, дорожный сон, чтобы ранним утром в северной столице выглядеть пристойно, и успеть за рабочий день еще что-нибудь сделать полезного: купить, достать, встретиться с партнерами или приятелями, просто обежать быстроногим туристом примечательности северной столицы. А быть может, как и Федор, вернуться в унылое бытие серых рабочих будней и забыться до следующего случая приятных командировочных ожиданий.
Свою клетчатую сумку, традиционную, как у нынешних «челноков», брюнетка забрала сама. Федор это ненароком отметил. Видимо, она хранила там более ценный груз. Толстячок научный работник перетащил чужой чемодан в последнее купе перед тамбуром, вернулся с коричневым дерматиновым дипломатом и туго набитым портфелем профессионального командированного, поблагодарил судьбу и попутчика, тут же разделся до лиловых кальсон, забрался под одеяло и с блаженством прикрыл глаза.
– Доброй вам ночи, товарищ, – устало улыбнулся он и широко зевнул до хруста в челюсти, – вы спасли мое целомудрие. За семнадцать лет семейной жизни ни разу не изменял жене и, кажется, не смогу этого сделать никогда. При любом соблазне! Да и вам, похоже, не по душе пришлось такое бурное соседство. Так что пусть эти две милые дамы составят друг другу компанию.
Попутчик подавил улыбку зевком, протянул спичечный коробок и попросил:
– Будьте любезны, перед тем как лечь спать, суньте, пожалуйста, под защелку. Грабят, знаете ли. Столько понарассказывали, хоть самолетом летай… Но боюсь… боюсь, знаете ли, замкнутого пространства и этой дикой высоты… Однажды летели с супругой в Адлер, по салону объявили: «Наш полет проходит на высоте десяти тысяч метров над уровнем земли!» Мне стало плохо с сердцем! Еле откачали нитроглицерином… Вы только представьте, какая это дичайшая высота?!.. Десять километров!.. Живу, знаете ли, рядышком, в Смольническом районе, на Старо-Невском, рядом с Александро-Невской лаврой. До Московского вокзала, сами понимаете, пешком минут десять – пятнадцать. До аэропорта же Пулково ехать час, плюс – минус… если нет заторов и ремонтов дорог… В общем, долго. Извините, вы сами москвич будете?
– Запорожец13, – неудачно пошутил Федор. – Горбатый… Я сказал: Горбатый! – уже шепотом вспомнил он знаменитую фразу Владимира Высоцкого в роли капитана Жеглова из телефильма «Место встречи изменить нельзя». Сосед устало прикрыл веки, засыпая, и только разочарованно и даже презрительно промычал: «ммм, из запорожец!»
Приторным, почти елейным своим тоном и нескрываемой гордостью в подробном описании, где он живет и проживает, «научный работник» показался Федору замшелым провинциалом, который по окончанию ленинградского ВУЗа получил в жены коренную петербурженку, скорее всего, старую деву с двумя образованиями. В нагрузку приобрел – тещу, домашнюю пианистку, и тестя, например, – профессора университета бывшего Жданова14. Не уважал Федор подобных заискивающих провинциалов. Почему надо стесняться своего происхождения? Тем более, своей малой родины? Почему нельзя с такой же гордостью поведать новому знакомому, что вышел родом, скажем, из великого города Устюг, Углич или Киржач и приплести долгую историю своего города с времен татаро-монгольского ига?
Сам Федор может о себе с гордостью заявить, что родился в Ленинграде, хотя родители его отца не учились в царскосельских лицеях и не знавали друзей Пушкина, а собирали сельхозпродукцию в соседней Гатчине.
Федор повертел в руке коробок спичек с этикеткой, где крупными буквами значилось: «ФСК. Реклама на спичках». Что бы это значило, ФСК? Федеральная Служба Контрразведки, что ли?!
«Запереть дверь на коробок». Такая мера безопасности против вскрытия ночью купейных дверей многим пассажирам беспокойных девяностых годов двадцатого столетия была знакома.
Во времена пресловутой «перестройки», перестрелок и грабежей, – в фирменных поездах проводники выдавали специальное устройство на пружинке для секретного блокирования двери изнутри. В нефирменных поездах, можно было сунуть спичечный коробок под защелку двери. Коробок по размерам как раз подходил в углубление. Тогда из коридора вагона ночные грабители не смогли бы без шума опустить металлический язычок защелки, скажем, стальной линейкой, чтобы проникнуть в купе с целью грабежа, когда усталые пассажиры глубоко спят.
Впрочем, в вентиляционные щели двери могут поднапустить газовой отравы. Никакой хрупкий спичечный коробочек не спасет. Взломают и выпотрошат всё купе, как это случилось год назад со знакомыми ювелирами. Главное, чтоб не лишили жизни, моральные уроды, остальное всё наживаемо. Ювелиры после грабежа в поезде и довольно тяжелых травм выжили и продолжили свой небезопасный бизнес, но уже в эмиграции, в Германии.
Федор тяжко вздохнул своим унылым, тягостным мыслям. По глубокому противоречию многогранной человеческой души он все же сожалел, что фигуристая брюнетка в благоухании дорогих духов не осталась рядом в купе. О любовных утехах Федор, разумеется, не помышлял. С брезгливостью вспомнил свой единственный неудачный опыт с сокурсницей в подобных вагонных обстоятельствах, при неожиданной совместной командировке. Судорожные, потные объятия скорее напоминали встречу и расставание при минутной остановке поезда на далеком полустанке, когда безнадежно влюбленный сельский механизатор встретил на минуточку свою давнюю школьную любовь, которая вынужденно вышла замуж за среднеазиатского военного и проживала нынче, скажем, в далекой южной Кушке.
Как там говаривали на военных сборах опытные «деды», отслужившие в армии перед поступлением в институт? Есть в Союзе три дыры: Эмба15, Кушка16 и Мары17.
