Ганс Шнайдер - Ночь без алиби
Пробормотав извинение, женщина оставила меня с чемоданами и пошла к кассе. Вернувшись, она сунула мне карман билет. На Восточном вокзале, где мы вышли, я поставил чемоданы на перрон. Она вложила мне в руку пятимарковую бумажку и еще раз извинилась.
- У меня есть сыновья, двое, - сказала она улыбаясь. - Если вдруг с ними случится такая же беда, их тоже кто-нибудь выручит.
Она кивнула мне на прощание. Я вошел в вагон электрички. Двери захлопнулись. Противный звук для слуха человека, побывавшего в тюрьме. Милая, добрая мамаша, если б ты знала…
Фридрихштрассе. Что же дальше? Не успеваю оглядеться, как немногочисленные пассажиры исчезают с перрона и я остаюсь на нем один. Нет, не совсем один. Здесь еще полицейские и таможенники. Ну почему я не сошел станцией раньше! Спасаясь от пытливых взглядов, спускаюсь в кассовый зал. Здесь полно народу, толкаются, спешат, просто околачиваются. Надо быстрее смыться и перейти на Запад.
Протиснувшись к выходу, я сворачиваю направо, затем еще раз направо и топаю по какой-то улице. На углу питаю табличку: «Фридрихштрассе». До границы отсюда недалеко. Если бы она была открыта… но ведь сейчас тысяча девятьсот шестьдесят пятый год!
Пересекаю широкую улицу: Унтер-ден-Линден. Ярко горят витрины. Прохожих мало. Обхожу освещенные места, однако назойливые фонари преследуют меня на каждом шагу. На следующем перекрестке сворачиваю с Фридрихштрассе. Тротуары тут еще пустыннее. Вокруг высокие здания, которые оживают лишь днем. Безлюдье угнетает меня. Такое чувство, будто ты весь на виду и покуда спрятаться.
Опять ныряю направо. Сверкающие огни. Изредка проезжают машины. Слева пустырь. Предупреждающие знаки: «Пограничная зона». Мысленно пытаюсь проникнуть туда. Там меня ждет свобода. Но какая? Я оглядываю новостройки Унтер-ден-Линден, ярко освещенные фасады, дальше виднеется стройплощадка на Маркс-Энгельс-платц. Перед внутренним взором, как на киноэкране, возникает страна, по которой я проехал, новые города, новые заводы, школы, больницы, детские сады… родина. В горле застревает комок. Я стискиваю зубы.
Разве я не причастен ко всему этому? Разве я не готов был защищать родину? Не давал присягу в Народной армии?
От вопросов закружилась голова, я не мог на них ответить… Вернее, не хотел, уклонялся от ответа, потому что было стыдно произнести его… Это измена, предательство, хотя… Черт возьми, что я предаю? Родину, которая распахивает передо мной лишь тюремные ворота…
Впереди улицу пересекла патрульная машина. Страх гнал меня дальше. Это же Унтер-ден-Линден! Слева Бранденбургские ворота и… полиция.
Да что я - спятил? Скорее прочь отсюда!
Заморосил дождь. Я нырнул в подворотню, потом в другую. Всякий раз, меняя укрытие, я замечал, что дождь усиливается. Стоянье под арками длилось все больше, перебежки делались короче. А куда спешить, когда нет цели? Какая разница - минутой больше, минутой меньше… Если и удастся прорваться в Западный Берлин, там все равно спросят о причине перехода. Ладно, допустим, я навру, не, ведь ничто им не помешает исполнить приговор, вынесенный мне за уголовное преступление. Граница - не помеха, для розыска, его нити протянутся и через Западную Германию, может подключиться даже Интерпол. Стало быт? меня выдадут либо заставят отбывать срок в западногерманской тюрьме… Ну, а если, скажем, объяснить свои действия политическими мотивами? Но выдвинуть политические мотивы - значит признаться в убийстве Мадера! А его не убивал!
Я с отчаянием озирался вокруг. И почему обо всем этом: я подумал только сейчас, при виде государственной границы? Где же выход, где?
Глубокая апатия овладела мной. Ветер ворвался ущелье между домами, потрепал мне пиджак, забрался под рубашку, обдав влажным дыханием, и на время разогнал тягостные мысли. Текли часы. Я шагал по незнакомым улицам. Меня знобило, хотелось в тепло, но я не решался зайти в закусочную выпить кофе или рюмку водки.
У перекрестка я увидел киоск. На удивление он бы еще открыт. Мучительно захотелось есть. В очереди стоял всего четыре человека, но я еле дождался, пока получи две сардельки с булочкой на картонной тарелке. Я тут ж с жадностью проглотил их.
И лишь потом внимательно огляделся, досадуя на себя, что забыл об осторожности.
Итак, остаюсь. Здесь, несмотря ни на что, я дома. Н остаться на родине - значит жить вне закона. Я усмехнулся своей наивности. Что же раньше-то думал? Короткое замыкание, нервный шок? Чудно #769;!
- Нет, не чудно #769;. - Мюллер поглядел на меня. - Просто у тебя не было настоящего кореша. Вот из нас с тобой получится пара. Давай смываться, сегодня же ночью.
- Нет!
- Неужто раскаялся!
- Чепуха!
- Ну так давай попробуем. Со мной не пропадешь. Или хочешь всю жизнь любоваться на свободу через окно с решеткой?
Ни одной секунды. Потому и бродил по Берлину, искал выхода. Ведь должен же найтись человек, который честно разберется в моем деле! Вот о чем я мечтал…
- Эх ты, тряпка! Сначала храбришься с отчаяния, а потом смиряешься, как овечка. Только всего-то и понюхал границу, и тут же лапки кверху. Ну ладно, что было дальше?
- Не так уж много…
Надо было уходить. Я вдруг почувствовал, что за мной наблюдают. Пошарил глазами - не видно ли полицейской формы. Оказалось, на меня смотрела женщина, стоявшая возле киоска. Она была в просторном сером пальто, с поднятым воротником. В правой руке раскрытый зонтик, над самой головой, в левой - тарелка с сарделькой. Женщина медленно приблизилась ко мне.
- Будьте любезны, подержите секундочку зонтик, - попросила она.
Я машинально взял зонтик и смущенно смотрел на нее, пока она с аппетитом ела сардельку. По виду женщина была еще не старой. Мне понравились ее белокурые волосы и стройная фигура.
- Вы простудитесь без пальто. - Она критически оглядела меня.
Улыбнуться я не успел. К киоску направлялись двое полицейских. Я повернулся, чтобы уйти восвояси, но она не взяла протянутый зонтик. Ее глаза смотрели на меня понимающе.
- Спокойнее, - шепнула она и прижалась ко мне.
Я оценил ее находчивость и опустил зонтик пониже. Когда полицейские проходили мимо нас, она меня поцеловала.
- Только, чтобы выручить тебя, - сказала она смеясь и отступила на шаг. - Некуда деваться и боишься полиции? Знакомо. Пошли, может быть, сумею помочь. - Она взяла меня под руку и увлекла в ближайший переулок. - Выкладывай, на чем погорел.
- Я? С чего ты…
- Не ври. А то брошу тут одного, хоть и жаль.
Мы шли молча по темному переулку. Дождь лил не переставая. Я весь продрог.
- Говори уж, - потребовала она. - Тогда найду тебе хату да и, может, кое с кем познакомлю. Они выручат.
- Никто меня не выручит. Мне дали пятнадцать лет, а я удрал. Хотел через границу, понимаешь?
Опа внезапно остановилась и, прижавшись, заглянула мне в глаза.
- Хотел? - спросила она тихо. - А теперь передумал, так?
- Не знаю. И вообще больше ничего не знаю, - ответил я обескураженно. Лишь теперь, услышав ее вопрос, я почувствовал, насколько мною овладела нерешительность.
- И не пытайся, - сказала она. - Я боюсь за тебя.
- Почему?
- Потому, что ты мне нравишься, и все.
Я оторопело поглядел на нее. Любовные шашни казались мне сейчас просто дикими!
- Не надейся, - отрезал я.
- И не думаю. Я живу без всяких иллюзий. Больше рассчитываю на то, что от таких знакомств мне что-нибудь перепадет. Хотя иногда… - Она улыбнулась, взяла меня под руку и потащила дальше. - Ах, что думать о завтрашнем дне! Вот, смотри. Дойдешь до угла, увидишь там пивную. Заходи и жди меня.
Она взяла зонтик и убежала. «Не в полицию ли? - мелькнула мысль, но я тут же отверг ее: - Проще это было сделать у киоска». Успокоившись, я зашагал дальше.
Гудящий вентилятор возвестил о близости пивной. Струя теплого, душного воздуха, обдавшая меня сверху, манила, суля блаженство застывшим конечностям. Я осторожно открыл дверь и вошел. Закружились клубы дыма. «Сейчас все обернутся на меня», - подумал я. Но в кишкообразном зале человека три-четыре, не больше, равнодушно посмотрели в сторону дверей и тут же отвернулись. Низенький худощавый бармен за стойкой, наливая пиво, лишь мельком взглянул на меня и кивнул в ответ.
За столиком в дальнем углу два места были свободны. Два других стула занимала пара; мужчина все пододвигал полную рюмку водки женщине, а она с гримасой отвращения отказывалась. Судя по ее виду, она уже выпила немало. Не успел я спросить, можно ли присесть к ним, как женщина уставилась на меня мутным взглядом, поморгала и вдруг заулыбалась.
- А-а, явился мой миленок, - сказала она заплетающимся языком. - Садись. - И подвинула ко мне через стол наполненную рюмку.
Мужчина сердито пялился на меня. Я, не раздумывая, одним глотком осушил рюмку. Сразу приятно обожгло, но еще далеко не согрело. Мой взор притягивали две полные рюмки, которые только что подал официант. Мой «соперник» протянул было руку, но женщина, опередив его, подвинула ко мне подносик.
