Эдуард Тополь - Лобное место. Роман с будущим
– Хорошо, я куплю тебе коньяк. Но только после того, как ты скажешь, почему засветил ту кассету.
– Правда купишь? – тут же недоверчиво смягчился Сергей.
– Клянусь тремя лысыми.
Сергей стал тут же надевать кроссовки, говоря быстро и четко:
– Значит так. Разговор был во время съемки, но никто его не слышал, все слышали только Ярваша и Безлукова. Потому что Горбаневская вслух ничего мне не сказала, она говорила глазами… – Натянув кроссовки, Акимов стал завязывать шнурки, и было ясно, что он намерен тут же идти со мной за коньяком. – Да-да, когда я трансфокатором наехал на ее крупный план, она почувствовала камеру, повернулась ко мне и глазами сказала «нет, не надо». Всё, ты понял? – и Сергей встал. – А теперь пошли в «Софит».
– Подожди, Серега. Что я должен понять?
– Блин! – возмутился он. – За что тебя приняли во ВГИК?! Ты же тупой!
– Зато ты умный! – психанул я. – Семидесятилетняя Горбаневская поднялась из парижского кладбища, прилетела на «Мосфильм» и, обратившись в девушку, как вот эта Царевна-лягушка, шляется по павильонам. А ты скрываешь ее от нас, потому что она тебя об этом попросила взглядом своих прекрасных глаз. И ты хочешь, чтобы за этот бред я купил тебе коньяк? Какой именно? «Наполеон»? «Хеннесси»?
– Старик, – вдруг мягко сказал Серега и даже положил мне руку на плечо. – Ты знаешь, кто был ее следователем в шестьдесят восьмом году?
– Кто? – переспросил я. – И при чем тут?..
– При том, – сказал Акимов. – Главным следователем прокуратуры, который лепил ее дело в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году, была Людмила Андреевна Акимова, моя бабушка. Теперь ты купишь мне коньяк?
5
На следующий день я, как всегда, когда нет съемки, приехал на студию к одиннадцати. В этом не было никакого нарушения дисциплины, наш рабочий день не может быть регламентирован, поскольку все зависит от съемочного процесса – если нужно, мы работаем и по шестнадцать часов без перерыва даже на обед.
Но стоило мне зайти в проходную и показать вахтеру мосфильмовский пропуск, как он сказал:
– Пашин? Антон? Тебя Серафима ищет.
Я изумился:
– Кто?
– Ну, Серафима, секретарша директора. Срочно звони ей.
Наверное, в любом другом случае я бы возмутился, почему вахтер, которого я не знаю, сразу говорит мне «ты»? Есть люди куда моложе меня, но их почему-то все называют на «вы» и даже по имени-отчеству, а мне все только тыкают, хотя мне уже сорок с гаком. Но когда он сказал, что меня ищет сама Серафима, я тут же забыл про это амикошонство. Потому что не знаю, у кого на студии больше власти – у Вилена Назарова, генерального директора «Мосфильма», или у его секретарши Серафимы. Хотя бы потому, что попасть к Вилену можно только через нее, но, уверяю вас, это трудней, чем поступить во ВГИК или даже в МГИМО.
Сразу за проходной, во дворе студии больше сотни школьников-экскурсантов толпились у мосфильмовского Музея, почему-то им всем нужно было залезть в стоящий перед Музеем вагон допотопного трамвая и «сфоткаться», высунув голову в окно.
С трудом пробившись сквозь эту толпу, я почти бегом заспешил к центральному корпусу. Зачем я понадобился Серафиме? Неужели Назаров прочел, наконец, мой последний роман, который я подарил ему полгода назад, и заинтересовался сюжетом? Но ведь он со вгиковских лет работает только с Жорой Покровским, как Эльдар Рязанов всегда работал только с Эмилем Брагинским, Вадим Абдрашитов с Александром Миндадзе, а Валерий Тодоровский с Юрием Коротковым. В кино творческие браки куда крепче семейных…
Еще одна сотня юных экскурсантов толпилась в коридоре центрального корпуса перед темной витриной манекенов-роботов из фильма «Вий». Обычно экскурсовод минут десять морочит детям голову рассказом о сложности съемок фильмов ужасов, а затем нажимает незаметную кнопку, и все внутреннее пространство витрины вдруг озаряется молниями и оглашается громом, жуткие манекены начинают шевелиться, и мистическая паненка, простирая руки, идет к зрителям. Девочки визжат, пацаны хохочут…
Просочившись сквозь эту толпу, я достиг, наконец, лифта, и он вознес меня на четвертый этаж, к приемной Назарова.
– Явился? – надменно сказала Серафима Альфредовна, старинное русское имя ей было дано, чтобы нейтрализовать вызывающую прозападность имени ее папаши. Маленькая и седая, одетая, несмотря на летнюю жару, в глухое серое платье с высоким воротом, она властно, как британская королева, восседала за своим компьютером на высоком, как трон, кресле прямо у двери директорского кабинета. – Быстрей! – приказала она. – Заходи, Он ждет.
(Я бы, конечно, написал слово «он» с маленькой буквы, но Серафима произнесла это так, что я обязан написать с большой.)
К моему удивлению, в кабинете кроме Назарова был и Пряхин, и я остановился в дверях:
– Извините. Если у вас совещание…
– Нет-нет, заходи. – Вилен нетерпеливо поманил меня рукой, и я в который раз обратил внимание на его указательный и средний пальцы – в отличие от остальных, они были желто-коричневые от сигарет, которые Вилен не выпускает из рук. – Садись. Читай. – И поверх своего стола он протянул мне какой-то лист с напечатанным текстом.
Я взял этот лист и сел за стол напротив Пряхина. Вот что я прочел.
ЗАМЕСТИТЕЛЮ ГЕНЕРАЛЬНОГО
ДИРЕКТОРА КИНОСТУДИИ
«МОСФИЛЬМ» ПРЯХИНУ Е.П.
От начальника вневедомственной охраны
В.К. Стороженко
ДОКЛАДНАЯ
Сегодня ночью, в 01.20, во время ночного обхода территории студии охранниками А. Доченским и Б. Вислых была замечена короткая, не больше трех секунд вспышка света в студийном Музее старинной техники и реквизита. Удивленные этим, Доченский и Вислых немедленно проверили двери и окна Музея, но все они было закрыты, как и положено. Тем не менее Доченский и Вислых прибежали в дежурку за ключами от Музея и вместе с диспетчером Н. Пироговой открыли Музей и произвели полный обход залов. Никаких нарушителей, взломщиков или грабителей ими обнаружено не было, так же как не было следов взлома и повреждений опечатанных дверей. Однако в зале раритетных автомобилей место с табличкой «Волга»-ГАЗ-21 (снималась в фильмах «Берегись автомобиля», «Бриллиантовая рука», «Три тополя на Плющихе», инвентаризационный № МОС-43912) оказалось пустым, хотя согласно журналу выдачи музейного имущества никаких заявок на использование этого автомобиля от съемочных групп не поступало и никому этот автомобиль выдан не был.
Примерно в то же время, в 01.25, охранник С. Суржиков, дежуривший на восточном КП студии, услышал шум приближающегося мотора, а затем увидел, как сквозь закрытый шлагбаум со студии выехала светло-голубая «Волга» без водителя и пассажиров. Решив, что это ему померещилось, С. Суржиков не сообщил диспетчеру охраны Пироговой о происшествии, за что получил от меня выговор с занесением в личное дело.
Произвести более серьезное наказание, то есть уволить Суржикова, я не считаю нужным, поскольку, согласно рапорту охранника северного КП П. Изольского и диспетчера Н. Пироговой, сегодня же, на рассвете, в 3.47, то есть уже засветло, та же светло-голубая «Волга» без водителя и пассажиров, то есть самостоятельно, проехала сквозь опущенный шлагбаум на территорию студии. На глазах Изольского машина проникла сквозь стену в Музей, о чем Изольский тут же доложил диспетчеру Н. Пироговой. Совместно, то есть Пирогова, Изольский, Доченский и Вислых, вошли в Музей и обнаружили автомобиль «Волга»-ГАЗ-21, инвентаризационный № МОС-43912, на своем месте. Однако осмотр автомобиля показал, что им только что пользовались – на колесах была пыль, а в бензобаке остатки бензина. К сожалению, никаких отметок о пробеге автомобиля в музейных документах не делается, и потому мы не можем определить по показаниям спидометра пройденный машиной за ночь километраж.
Прошу дальнейших указаний.
Пока я читал, Назаров нетерпеливо закурил свой отвратительный «Dunhill» – он курил только эти крепкие американские сигареты или французские, еще крепче, «Mirage». Тут нужно сказать, что ему, единственному на «Мосфильме», разрешается открыто дымить в своем кабинете. Все остальные делают это втихую, нарушая его же, Вилена, запрет курить на студии. Но в остальном вся студия выполняет его приказы безоговорочно, поскольку именно он, Назаров, без пяти минут классик, поставивший любимую зрителями картину «Крымские ночи», а также «Отравленная любовь», «Американский сынок» и «Привидение “Тигр”», вытащил «Мосфильм» из полного банкротства и разрухи начала девяностых годов. Тогда, после развала СССР, государственное финансирование кинематографа прекратилось и все студии страны разом превратились чуть ли не в руины. «Ленфильм», Студия имени М. Горького, Центральная студия документальных фильмов и Студия научно-популярных и учебных фильмов бедствуют до сих пор, выживая только за счет аренды своих офисных площадей какими-то артелями и крохотными фирмами. И только «Мосфильм» – с тех пор, как его директором стал Вилен, то есть за последние десять лет, – буквально возродился из пепла.
