Харлан Кобен - Единожды солгав
– Ну и…
– Видите ли, вот в чем закавыка. Свидетели в один голос говорят, что после того, как раздался выстрел, вы показались только через минуту или две. Как вы это объясните?
– А почему я должна это объяснять?
– Вы думаете в правильном направлении.
Майя и глазом не повела.
– Вы что, считаете, это я застрелила своего мужа?
– А это вы его застрелили?
– Нет. И знаете, как я могу это доказать?
– И как же?
– Пойдемте со мной в тир.
– В смысле?
– Как вы сказали, я – первоклассная снайперша.
– По нашим сведениям, так оно и есть.
– Тогда вы должны понимать.
– Что я должен понимать?
Майя подалась вперед и в упор взглянула на него.
– Мне не понадобилось бы тратить три пули, чтобы убить человека с такого расстояния, даже если бы у меня были завязаны глаза.
На сей раз улыбка Кирса была абсолютно искренней.
– Туше[1]. И прошу простить меня за этот допрос, но я действительно не считаю, будто это вы убили вашего мужа. На самом деле я с легкостью могу доказать, что вы этого не делали.
– Что вы имеете в виду?
Кирс поднялся.
– Вы храните свое оружие дома?
– Да.
– Не возражаете, если я на него взгляну?
Майя отвела детектива в подвал, где находился оружейный сейф.
– Вы, наверное, горячая поклонница Второй поправки[2], – заметил Кирс.
– Я не лезу в политику.
– Зато вы любите оружие. – Детектив оглядел сейф. – Я не вижу кодового замка. Он закрывается на обычный ключ?
– Нет. Он открывается по отпечатку пальца.
– А, вот оно что. Значит, открыть его можете только вы.
Майя сглотнула:
– Теперь – да.
– А… – поправился Кирс. – Ваш муж?
Она кивнула.
– А еще кто-нибудь, кроме вас двоих, имеет к нему доступ?
– Никто.
Она приложила к панели большой палец. Дверца с громким щелчком отскочила. Майя отступила в сторону.
Кирс заглянул внутрь и негромко присвистнул:
– Зачем вам такой арсенал?
– Просто я люблю стрелять. Это мое хобби. Большинство людей его не разделяют и не понимают. Меня это не волнует.
– Так, и который из них «Смит-вессон-686»?
– Вот он. – Майя указала внутрь сейфа.
Кирс сощурился.
– Можно мне взять его с собой?
– «Смит-вессон»?
– Да, если вы не против.
– Мне казалось, вы не считаете, что это я.
– А я и не считаю. Но мы можем исключить из круга подозреваемых не только вас лично, но и ваш пистолет, вам так не кажется?
Майя достала из недр сейфа револьвер. Как и большинство хороших стрелков, она была настоящим параноиком во всем, что касалось обращения с принадлежащим ей оружием, то есть всегда лишний раз проверяла, разряжено ли оно. Револьвер, разумеется, был разряжен.
– Я напишу вам расписку, – заверил ее Кирс.
– Я, конечно, могла бы попросить вас предъявить распоряжение суда.
– А я, вероятно, мог бы вам его предоставить.
Это была правда. Майя протянула ему револьвер.
– Детектив?
– Что?
– Вы что-то недоговариваете.
Кирс улыбнулся:
– Я с вами свяжусь.
Глава 3
Наутро в семь часов, как обычно, Изабелла, няня Лили, уже стояла на пороге.
Накануне на похоронах семья Изабеллы была в числе тех, кто, казалось, сильнее других убит горем. Особенно горевала ее мать, Роза, нянчившая Джо в детстве: она комкала в руках носовой платок и то и дело бессильно повисала на руках собственных детей, Изабеллы и Гектора. Майя отметила, что глаза у Изабеллы до сих пор заплаканные.
– Я очень вам соболезную, миссис Беркетт.
Майя неоднократно просила девушку обращаться к ней по имени, но Изабелла лишь неизменно кивала и продолжала звать ее «миссис Беркетт», так что Майе не оставалось ничего иного, как смириться. В конце концов, если Изабелле комфортнее формальное общение на работе, кто Майя такая, чтобы принуждать ее?
– Спасибо, Изабелла.
Лили выбралась из своего стульчика и с полным ртом хлопьев бросилась к ним.
– Изабелла!
При виде малышки девушка просияла и, подхватив ее на руки, крепко обняла. Майя на миг ощутила укол противоречивого чувства, знакомого всем работающим матерям: радость и в то же время огорчение оттого, что дочка так любит свою няню.
Доверяет ли она Изабелле?
Ответ на этот вопрос был, как Майя и сказала вчера, «да» – насколько вообще можно доверять любому чужаку в подобной ситуации. Изабеллу, разумеется, нанял Джо. Майя колебалась. Сама она склонялась к тому, чтобы отдать дочь в новый детский сад на Портер-стрит, носивший название «Гроуин ап», в котором Майя усматривала отсылку к старой песне Брюса Спрингстина. Хорошенькая улыбчивая девушка по имени Китти Шам – «Зовите меня мисс Китти!» – устроила Майе небольшую экскурсию по чистеньким разноцветным помещениям сада, полным камер наблюдения, устройств по обеспечению безопасности и других таких же, как она, хорошеньких улыбчивых девушек – и, разумеется, других детей, с которыми Лили могла бы играть, – но Джо настоял на няне. Он напомнил Майе, что вырос практически на руках у матери Изабеллы, и Майя пошутила в том духе, что не уверена, такая уж ли хорошая это рекомендация. Однако, поскольку сама она в то время собиралась в шестимесячную командировку в очередную горячую точку, права голоса у нее особенно не было – как и веских причин подвергать сомнению выбор Джо.
Майя чмокнула Лили в макушку и вышла за дверь. Она могла бы взять еще несколько дней за свой счет и побыть дома с дочерью. Зарабатывать на жизнь нужды у нее определенно не было – даже притом что они с Джо перед свадьбой подписали брачный контракт, вдовой она стала более чем состоятельной, – однако материнство в классическом его понимании было абсолютно не для нее. Майя пыталась погрузиться в этот мир и примкнуть к местному сообществу мамашек со всеми их посиделками в кафе, где они с неподдельным интересом обсуждали приучение к горшку, лучшие детские сады, рейтинги безопасности колясок и мельчайшие достижения собственных чад. Майя на этих встречах сидела и вежливо улыбалась, но перед глазами у нее стояли кровавые сцены из Ирака – обычно это был Джейк Эванс, девятнадцатилетний парень из городка Фейетвилл в Арканзасе, которому оторвало всю нижнюю часть тела, но он после этого каким-то чудом умудрился выжить. Майя пыталась уложить в голове тот непостижимый факт, что эти посиделки в кафе существуют на одной планете с кровавыми бойнями.
А иногда в такие моменты Майю посещали не пугающие видения, а чудился рокот лопастей вертолета. Забавно, думалось ей, что этих родителей с их неослабной гиперопекой и удушающей любовью в психологической литературе именуют «родителями-вертолетами».
Знали бы они…
По дороге к машине Майя автоматически повела взглядом по сторонам, выискивая места, где мог затаиться враг или откуда можно ожидать нападения. Причиной тому была намертво въевшаяся привычка. Кто был солдатом, останется им навсегда.
Никаких следов врага, воображаемого или нет, не обнаружилось.
Майя отдавала себе отчет в том, что за время службы заработала какое-то заумное психическое расстройство, но ведь из горячих точек без шрамов не возвращаются. Для нее это стало сродни прозрению. Теперь она знала всю правду об этом мире. А обычные люди – нет.
В армии Майя пилотировала боевые вертолеты, в задачи которых нередко входило обеспечение прикрытия и расчистки для наступающих наземных войск. Начинала она на знаменитых «черных ястребах» UH-60, в Форт-Кэмпбелле, прежде чем, намотав достаточно миль, подать заявление в престижный 160-й авиационный полк особого назначения на Ближнем Востоке. В армии вертолеты буднично называли «птичками», и никто не обращал на это внимания, но мало что раздражало так же сильно, как то же название из уст штатских. Майя собиралась продолжать службу до самой пенсии, но после того, как на сайте «Компромат» выложили злополучное видео, этот план взлетел на воздух, как будто он тоже, как Джейк Эванс, наступил на самодельное взрывное устройство.
Сегодня ей предстояло давать уроки управления «Сессной-172», одномоторным четырехместным самолетом, которому выпала судьба стать самым массовым летательным аппаратом в истории авиации. Роль летного инструктора заключалась в том, чтобы часами находиться в воздухе рядом со студентом. Майе куда чаще приходилось молча наблюдать за действиями обучаемого, нежели активно инструктировать.
Управлять самолетом или даже просто сидеть в его кабине, когда он находится в воздухе, было для Майи чем-то сродни медитации. Она ощущала, как один за другим напряженные мускулы ее плеч расслабляются. Нет, это чувство не могло сравниться ни с мощью, ни, если быть честной, с возбуждением от полета на «черном ястребе» над Багдадом или от чести стать одной из первых женщин, пилотирующих «Боинг MH-6 Little Bird». Никто не желал признаваться в пристрастии к чудовищному кайфу боя, к тому адреналиновому взрыву, который кое-кто сравнивал с наркотиком. Считалось неподобающим «наслаждаться» боем, ощущать в теле этот сладкий трепет, отдавать себе отчет в том, что ничто в жизни даже близко не может с этим сравниться. Это страшная тайна, ее нельзя произносить вслух. Да, война всегда была адом, но это такой опыт, какого не пожелаешь даже врагу. Майя отдала бы жизнь за то, чтобы Лили никогда не довелось узнать ничего подобного. Но тщательно скрываемая от всех правда заключалась в том, что в глубине души человек испытывал тягу к ощущению опасности. Нет, никто не желал этого сознательно. Слишком в неприглядном свете он тогда бы выглядел. Если тебе нравятся подобные вещи, значит у тебя врожденная склонность к насилию, или отсутствует эмпатия, или еще какая-нибудь чушь. Но в страхе было что-то такое, что вызывало привыкание. Дома ты живешь относительно спокойной, мирной, обыденной жизнью. Дальше ты едешь в горячую точку и живешь в смертном страхе, а потом от тебя ждут, что ты вернешься домой и снова станешь спокойным и миролюбивым, как обычно. Но человеческая психика так не работает.
