Владимир Шитов - Собор без крестов
— При таком внимании к моей персоне никогда и не женишься. Туда ходить нельзя, чтобы там я тебя не видел, чтобы вечером из дома никуда не уходил. Жизнь хуже, чем у собаки, — подыгрывая перед дружинниками участковому, говорил Виктор, понимая свою зависимость от него, так как пункты ограничения надзора он постоянно нарушал и, к счастью, это пока проходило без осложнений.
Герасимов, зная по документам «послужной» список судимостей Гончарова и будучи еще не очень опытным работником, разговаривал с ним только на официальном языке, не давая повода для осложнений, понимая, что такие люди, как его поднадзорный, могут спровоцировать конфликт, а потом его же обвинят в этом.
Участковый знал, что у Гончарова имеется кличка «Сарафан», и назови он так его при дружинниках, неизвестно, как потом продолжится разговор.
— В женитьбе тебе никто не препятствует, — продолжил беседу Герасимов.
— Как не препятствуете, если своими проверками всех невест от меня шуганули, — продолжал бурчать Гончаров.
— От такого, как ты, шуганешь невест! — не удержался участковый. — Сама твоя кличка говорит о твоих способностях по женскому полу.
— Начальник, не будем распространяться, — пресек Виктор возможное продолжение разговора на эту тему.
Дружинники, по-видимому, предупрежденные Герасимовым, как себя вести, в разговоре не принимали участия.
Герасимов, сделав в своем журнале отметку о проверке поднадзорного, попрощался и удалился вместе с сопровождающими лицами.
Оставшись один, Виктор, в бессильной злобе пометавшись по комнате, сел на кровать, обхватил голову руками, яростно подумал: «Обложили, как зверя, и повернуться не дают. Я так жить не могу и не хочу! Как собака, должен черт знает сколько времени быть на поводке у ментов, иначе посадят за нарушение ограничений. Где выход из создавшегося положения? С кем посоветоваться? Сестра мне в этом не помощник. Опять чертов Борода. Тот все знает, когда какому Богу молиться, но к нему я не ходок».
Он мог и дальше развивать свои мысли в неприятном для него направлении, но, посмотрев на часы, сразу вспомнил о предстоящем свидании, о дефиците времени, а поэтому быстро собрался и вышел на улицу.
Несколько часов, проведенных с Ириной в комнате у Виктора, пролетело как одно мгновение.
На все его уговоры остаться до утра она категорически отказалась, в оправдание приведя такую кучу доводов, не принять во внимание которые он не имел права. Пришлось оставить уединение и идти провожать Ирину домой.
Они шли по проезжей части дороги, которая была свободна от машин, так как город отдыхал после рабочего дня.
Испытывая друг к другу влечение, занятые беседой, они не обратили внимания на догоняющий их мотоцикл.
Оглянувшись, Виктор увидел, что мотоциклист движется от них в стороне, прямо и с небольшой скоростью, значит, не пьяный, а поэтому дальнейшему его приближению не придал значения.
Когда мотоциклист проезжал мимо них, Виктор услышал испуганный крик Ирины, которая, схватившись руками за живот, простонала:
— Он меня чем-то ударил.
Посмотрев вслед удаляющемуся мотоциклисту, Виктор понял, что его не догонит, на мотоцикле номерной знак отсутствовал.
Виктор ранее сам много раз совершал подлые поступки в отношении других, но перед случившейся подлостью он оказался безоружным и не знал, какие меры надо сейчас предпринять.
Он, как разъяренный бык, вертелся около Ирины, не зная, что делать.
Пересиливая боль, Ирина вымученно выдавила из себя:
— Вызови «скорую помощь», что-то много крови из меня течет.
Виктор побежал к телефонному автомату, который ранее заприметил при прогулках с Ириной, но телефонная трубка была обрезана. Тогда он побежал к пищекомбинату, где из сторожевой будки позвонил в «скорую помощь». Вернувшись к Ирине, Виктор увидел, что та лежит в траве и уже не может говорить.
Машина «скорой помощи» прибыла к ним очень быстро, но когда Ирину клали в машину, то она уже стала терять сознание. Виктор вместе с Ириной приехал в больницу, где ее сразу же занесли в операционную.
Минут через сорок мучительного ожидания вышедшая из операционной медсестра на его вопрос ответила:
— Ваша знакомая умерла.
— Как умерла? — пораженно спросил Виктор, чувствуя, что смерть Ирины принесет ему горе.
— У нее перерезана кровяная артерия, а поэтому скончалась от потери крови, — пояснила ему медсестра, уходя.
Раздавленный и опустошенный, Виктор вышел из больницы во двор и, сев на скамью, закурил, думая не об Ирине, а о себе:
«Боже мой, какая дикость! Попробуй теперь докажи, что ты Ирину не убивал. Теперь, конечно, меня опять посадят, снова эти крытые вагоны, снова нары и параша».
— Как они мне надоели! — вымученно простонал он. — Где выход? Что предпринять?
Подняв голову, он стал смотреть на звезды, которые все видели, но которых в свидетели не призовешь.
Он со злобой заскрипел зубами, выплюнул сигарету.
Его размышления прервал неизвестно откуда взявшийся сержант милиции.
— Гончаров Виктор?
— Да! — ответил он вяло.
— Вам надо проехать со мной в дежурную часть милиции.
— Поехали! — обреченно согласился Виктор, подумав: «Вот и началось…»
В отделе милиции, очутившись в ярком свете электрических лампочек, Виктор, приводя свою прическу и одежду в порядок, увидел на своей рубашке и брюках кровь.
Проследив за его взглядом, дежурный по райотделу капитан Ларихонский воскликнул:
— Товарищ Гончаров, поздно гуляешь, нарушаешь административный надзор, балуешься нехорошим…
Какие мысли были в голове Ларихонского, трудно было понять. Когда он говорил о баловстве, Виктор понял, что за «баловство» придется отвечать ему. Такой намек взорвал Виктора, и он решил немного выпустить пар из себя, чтобы не взорваться.
Посмотрев на дежурного, гладко выбритого, уверенного в себе, в своем завтрашнем дне, привыкшего ничему не удивляться гамбалу, он решил ему испортить настроение.
— Чего ты зубы скалишь, как лошадь, человек погиб! Я ее не убивал, а какой-нибудь бульдог мне лапти сплетет, будет ходить с полной грудью гордости от исполненного долга… Надо работать, а не штаны протирать, тогда, может быть, и я бы с вами похихикал.
Виктор ждал нападения работников милиции, избиения, что ранее иногда с ним случалось, но Ларихонский, сдерживая волнение от нанесенного оскорбления, заметил ему:
— Почему ты такой озлобленный на всех? Мы пригласили тебя, чтобы разобраться в случившемся, а ты начинаешь хамить. Если бы такие, как ты, не болтались ночью по городу, то и ЧП никаких не было бы. А за нарушение адмнадзора тебе придется отвечать.
Виктора отвели в комнату ожидания и там оставили.
Глава 4
Помощник дежурного по РОВД, небольшого роста сержант, фамилию которого Виктор не нашел нужным узнавать, привел его в изолятор временного содержания и поместил в камеру, с металлическим грохотом закрыл за ним на запор дверь.
Прислонившись спиной к стене, Виктор, как загнанный зверь, готов был завыть или даже удавить себя.
В камере, кроме него, никого не было, а поэтому он мог свои чувства не сдерживать и не скрывать.
Умышленно ударившись не очень сильно головой о стенку, он подытожил:
— Вот и приехали.
В его словах было столько боли, жалости к себе, которые мог бы понять только тот человек, который уже прошел его «школу» жизни. Как ему не хотелось горького повторения!
Постепенно он стал успокаиваться и решил случившееся осмыслить и попытаться ответить хотя бы самому себе на возникшие вопросы.
«Мотоциклист — хулиган-убийца, кто он такой и зачем ему надо было заваривать такой бордель?
Случайность или заранее разработанная операция? Кому она нужна? Постой, а не Бороды ли работа?» И сам себе ответил: «Если его, то хулиган должен был ударить ножом меня, а не Ирину. Борода отпадает, а вообще, черт его знает. Он насобачился такие финты выкидывать, о которых не только не подумаешь, но и не додумаешься. Не зря же сам Лапа с уважением отзывался о Бороде: «Борода не кубышка, а голова!», и при этом многозначительно поднимал вверх указательный палец правой руки. На основании чего Лапа сделал такой вывод, что его связывало в прошлом с Бородой, тот на эту тему не распространялся, а поэтому для Виктора осталось тайной.
Мысли его перескочили к следователю Подроманцеву Валерию Игнатьевичу, приступившему к расследованию его уголовного дела.
С ним они ездили на осмотр места происшествия, но осмотр ничего не дал, кроме того, что они установили точное место преступления.
Виктор был благодарен следователю Подроманцеву за то, что тот не добивался от него признания в убийстве, за его тактичность.
