Владимир Шитов - Собор без крестов
Борода не мог допустить и мысли о том, что Гончаров действительно решил порвать со своим прошлым и хочет жить только за счет своей заработной платы.
В 22 часа на заводском стадионе к Валету, загримированному под старика с бородой, подошел развязной походкой парень лет двадцати пяти. Увидев Валета, парень спросил:
— Дед, ты не меня ждешь?
— Тебя, Золотой!
— Откуда ты мою кличку знаешь?
— Когда на работу нанимают работника, то обязательно интересуются его деловыми качествами.
— Я в работниках, дедуля, никогда не был и не собираюсь быть. А вообще-то мне кажется, что ты не дед.
— Я такой же дед, как ты бабушка, но принимай меня таким, какой я есть. Вы, хулиганы, от своих выходок имеете одни неприятности, я же хочу предложить тебе за хулиганство хорошие деньги.
Золотой, видя человека в гриме и помня просьбу Рахола, чтобы он обязательно пришел поговорить с дедом на стадион, понял, что имеет дело с преступником высшего класса, а поэтому в разговоре стал более почтителен.
— О какой услуге будешь меня просить?
— У одного моего знакомого отбили бабу, так надо ее при фраере так припугнуть, чтобы у обоих пропало желание дальше крутить любовь.
— Я с ребятами могу легко такое дело провернуть, — беспечно заявил Золотой.
— Нет, дорогой, так дело не пойдет. С ней будет такой фрукт, на которого таких, как ты, трех-четырех будет мало.
В Золотом заговорило чувство ущемленного самолюбия, и он возмутился:
— Ну, дедок, ты обнаглел, тебя, наверное, никогда хулиганы не били?
— У нас провинившихся не бьют, а на ж… сажают, — спокойно ответил Валет, наслаждаясь перед Золотым своим преимуществом.
— Где ты, дедок, так насобачился загадками говорить?
— Там, где тебе два раза пришлось куковать.
— Если ты такой воспитанный, то говори свое предложение.
— У тебя есть «Чизета». В воскресенье вечером на углу улиц Луговой и Пролетарской дождись интересующую нас парочку. — Валет, передавая Золотому листок бумажки, сказал: — Здесь написаны их координаты. Предварительно познакомься с ними в лицо да так, чтобы они не запомнили твоей личности.
Проезжая мимо них, ты должен уколоть ее ножичком на два сантиметра в мягкое место и уехать. Чтобы мотоцикл был без номеров — это тебе должно быть понятно и без меня, но я обязан тебя проинструктировать от и до.
Выслушав Валета, Золотой убедился, что задание простое и легко осуществимое.
— Такие специалисты, как я посмотрю на вас, и такую проблему не решаете сами, почему?
— У нас своих проблем хватает, которые другим не перепоручишь.
— Шикуете! Не шикуйте. Во сколько вы оценили мою работу?
— В один кусок.
— А если я начну торговаться? — с ехидством спросил Золотой.
— Найдем другого, более сговорчивого.
— Считай, что договорились, — согласился Золотой.
Приняв деньги от Валета, Золотой пошутил:
— Пропью ваши денежки, ничего не сделав, а потом сбегу — смешно будет.
— А ты пошути! Тогда вместе смеяться будем, — нежно проворковал Валет.
От такого ответа у Золотого мурашки пробежали по телу.
— Такое чепуховое дело, а мы о нем лопочем черт знает сколько времени, — примирительно заметил Золотой.
— Я тебе, Золотой, скажу простую истину, когда научишься делать деньги, тогда поймешь: проваливаются всегда на чепухе, так как к ней как к чепухе относятся, поэтому все надо делать старательно. А теперь давай по коням. Меня не ищи, если надо — я тебя сам найду. Я на калитке вашего забора со стороны двора мелом нарисую птичку, значит, в этот вечер в такое время встретимся здесь. Если перестанешь хулиганить, приобщим к настоящему делу, где за работу платят косыми. Или откажешься?
— Если работа не тяжелая, а плата хорошая, я согласен с вами поработать, — беззаботно согласился Золотой.
Валет, видя залихватское настроение Золотого, решил повлиять на его самолюбие: расставаясь, он скомкал ладонь Золотого в своей ладони, как тряпку и, не оглядываясь, удалился в темноту.
Глядя на удаляющегося «деда» и потирая ладонь, Золотой с завистью подумал: «Вот бы мне его в дружки заиметь».
Глава 3
Отколовшись от Бороды, Гончаров, будучи не робкого десятка, все-таки хорошо понимал необходимость быть постоянно начеку, ожидать подлости там, где меньше всего она могла быть.
Еще больше он расстроился после того, как, придя к себе в общежитие после работы, обнаружил пропажу ножа лагерной работы. Было заметно, что кто-то рылся в вещах.
Вместе с ним в комнате жил веселый парень по имени Николай.
Знавший о том, кто копался в его вещах и украл нож, Виктор не стал ни о чем спрашивать у Николая, так как видел, что сосед на такое не способен. Николай, как и он, работал шофером и одновременно заочно учился в пищевом техникуме. У него были свои друзья, свои интересы. Ему постоянно не хватало времени, и он куда-то спешил: то писал контрольные работы, то гулял с девчатами, а утром, не выспавшись, опять-таки спешил на работу.
Сосед был нелюбопытный, спокойный, компанейский, с ним Виктор не раз распивал бутылку на двоих, завидуя его беззаботности, уверенности в завтрашнем дне, деловой занятости. Но эта зависть была чистой.
Однажды случайно в чемодане Николая он увидел его армейскую фотографию, на которой Николай был изображен в форме десантника с медалью на груди.
— Что за медаль? — поинтересовался Виктор.
— За отвагу! — беспечно ответил Николай. По-видимому, ему не один десяток раз приходилось отвечать на аналогичные вопросы.
— Где ты ее заработал? — удивленно спросил Виктор.
— Не заработал, а заслужил в Афгане, — посуровев, поправил его Николай.
До данного разговора Виктор считал себя более опытным в жизни, что давало ему право на чувство некоторого превосходства перед Николаем. Теперь Николай невольно вырос в его глазах.
Из состоявшегося разговора Виктор сделал для себя и другой вывод: «Николай — комсомолец, патриот, и его надо остерегаться не меньше, чем «мусора», так как может заложить и считать, что выполнил свой гражданский долг».
С такими людьми ему часто приходится встречаться и беседовать, они непробиваемы в суждениях, и с ними лучше не связываться.
«Николай мой нож не возьмет, — возвращаясь мысленно к пропавшему ножу, с некоторым сожалением подумал он. — Что мне делать? Может, бросить все и уехать куда-нибудь, где Борода меня не найдет? — с надеждой уже в который раз прокручивал он этот вариант. — Но здесь останется семья сестры с двумя племянниками, на которых Борода может сдуру выместить свою злобу. Может быть, их ментам заложить? — подумал он, но сразу отказался от такого решения своей задачи: — Тогда и я сам хорошо засяду вместе с ними.
Уж лучше ответить за новое преступление вместе со всеми, чем садиться за глухое старое. У меня сейчас жизнь, как у картошки: «Если зимой не съедят, то весной посадят».
Не найдя выхода из создавшегося положения, он уже который раз с сожалением подумал: «Чего я начал перед ним выбрыкиваться? Может, пойти на примирение? Меня он примет с распростертыми объятиями, — не без гордости за себя подумал он, но предстоящее унижение для его щепетильной натуры было тоже неприемлемо. Если он изменит свое решение, то сколько злорадства потом придется увидеть и в глазах, и в словах подельников!.. — У меня есть теперь одна радость, когда я провожу время с Ириной. Сегодня выходной, и она обещала вечером прийти ко мне на свидание в общежитие».
— Николай! Ты когда вернешься сегодня?
— Только с солнышком!
Другого ответа от Николая он и не ждал, так как в выходные дни тот гулял до утра.
Неожиданно раздался стук в дверь комнаты. Открыв ее, он увидел участкового инспектора милиции младшего лейтенанта Герасимова с двумя парнями, у которых на руках были красные повязки.
Увидев Герасимова, Виктор, не проявив доброжелательности, в душе остался доволен своевременным приходом участкового, который вел за ним административный надзор, и жестом пригласил всех в комнату.
— Уже начинаешь меня кодлой проверять? — пробурчал он недовольно.
— Ты не груби нам, такова наша служба, то искать, то проверять, а то и задерживать, — ответил Герасимов, изучающе поглядывая на Виктора, как бы прикидывая, придется или нет его в будущем задерживать.
— При таком внимании к моей персоне никогда и не женишься. Туда ходить нельзя, чтобы там я тебя не видел, чтобы вечером из дома никуда не уходил. Жизнь хуже, чем у собаки, — подыгрывая перед дружинниками участковому, говорил Виктор, понимая свою зависимость от него, так как пункты ограничения надзора он постоянно нарушал и, к счастью, это пока проходило без осложнений.
Герасимов, зная по документам «послужной» список судимостей Гончарова и будучи еще не очень опытным работником, разговаривал с ним только на официальном языке, не давая повода для осложнений, понимая, что такие люди, как его поднадзорный, могут спровоцировать конфликт, а потом его же обвинят в этом.
