В интересах личного дела - Галина Владимировна Романова
– Срослось? – поинтересовался Климов.
Варя недобро глянула в его сторону, прищурив глаза.
– Если бы! Там все так затянулось! Пф-ф… – с шумом выдохнул Виноградов, выбрасывая ноги, словно он окончательно лишился сил. – Копы приехали, начали разбираться. Потребовали у этой тетки документы и установили, что она чуть ли не сумасшедшая. Вызвали «Скорую», ее скрутили и увезли. А Светка… Светка слилась, блин. По морде меня потрепала, как мамка, и уехала домой.
– А Одинцова осталась, – подсказал догадливый Климов, за что был удостоен еще одного прищуренного взгляда коллеги.
– Ляля осталась. И мы с ней прямо в ее тачке… Баба была огонь! Жила на риске!
– Она знала о вашем шантаже в адрес Игнатова?
– Догадывалась. Вадик нервничал. Ей предъявлял. Она мне. И так по кругу. Но что главное! – Виноградов задрал указательный палец и мелко рассмеялся. – Спать ни с кем из нас она не перестала. Это бестия была, а не баба!
– Вы устроили весь этот цирк с переодеванием мертвой Одинцовой? Чтобы напугать Вадима Игнатова? – вдруг спросил Климов. – Кто был вашими сообщниками?
Симпатичное лицо Виноградова неестественно вытянулось, словно было резиновым. Он вжался в спинку стула, подобрал ноги.
– Да вы что! Я покойников боюсь! Чтобы до них дотронуться!.. Я даже с мамой прощаться не стал, когда она умерла. Боялся подойти. Не-ет, ребята! Это на меня вы не повесите! Действовал к делу привычный, кому пофиг – живой или мертвый. На мой взгляд… Я… Да у меня наверняка на тот вечер алиби. Когда это случилось?..
После его ухода в кабинете повисла нехорошая тишина. Варя молчала и не смотрела в сторону Климова. Он же, наоборот, рассматривал ее в упор.
– Воронова, что с тобой происходит? – вдруг нарушил тишину его вопрос.
– Что? – глянула она исподлобья.
– Ты какая-то не такая стала. Непривычная. Началось все с прически, одежды, а перекинулось на характер. Это тебя фотограф таким приемчикам научил? Ты встречаешься с ним, да? – Ноздри его породистого носа широко раздулись. – Не пора его под протокол допросить?
– Ты ревнуешь, что ли, майор?
Варя с удовольствием прошлась ладошкой по мягкому кашемировому рукаву нового джемпера, тоже, кстати, купленного по совету Маслова на распродаже. Цена была запредельно низкой, как он сказал: «Дешевле только даром, Варенька, поверьте».
Она поверила и купила. А дома, покрутившись перед зеркалом, сочла, что в роли ее стилиста Маслов незаменим.
– Я не ревную, но… – Климов неопределенно повел плечами. – Но совершенно не знаю, как теперь с тобой себя вести! Ты перестала быть мне боевым товарищем.
– Не парься, майор. Все по-прежнему: мы коллеги…
Конечно, ей хотелось бы другого ответа. Варя была бы счастлива, если бы он признался, что да – ревнует. Нет, неправильно: ей было бы приятно. Просто приятно услышать это от него. А счастье…
Какое уж тут счастье, если вчера у него снова в гостях была женщина!
– А с Масловым – вы кто? Пара? – Его губы ядовито скорчились. – Он же старше тебя… На сколько? На двадцать лет?
– На одиннадцать с половиной, – уточнила Варя. – У моих родителей разница в возрасте пятнадцать лет, и они счастливы. Надеюсь, что еще долго проживут. Вместе…
Климов промолчал и сорвался с места, уточнив, что он за кофе. Вернулся с двумя стаканчиками и диетическим шоколадным батончиком, который тут же швырнул ей на стол.
– Я без намека, не злись. – Он заметил, как покраснели ее щеки. – Просто видел, что ты теперь на них налегаешь.
– Спасибо… – Варя потерзала неподдающуюся обертку и со вздохом проговорила. – И прекрати, Паша, насчет Маслова без конца меня подкалывать. Я же тебя не спрашиваю…
– А ты спроси. – Он сидел на стуле, который только что покинул Виноградов, и смотрел на нее очень странно. – Спроси, чей голос ты вчера слышала, когда мы с тобой говорили по телефону?
– Спрашиваю. – Обертка разорвалась, и Варя откусила от батончика.
– Не поверишь, это был голос моей бывшей жены, Воронова. – Климов с шумом отхлебнул из бумажного стаканчика. – Явилась, понимаешь, мириться. Не пошло, говорит, у меня в новом браке. Он – не ты, и все такое. Бла-бла-бла, одним словом.
– И ты с ней переспал, – покивала она, сдвигая языком прилипшие к зубам семечки. – Не смей отрицать. Я всегда знаю, какой у тебя голос, когда ты только что переспал с дамой. Вчера он у тебя был именно такой.
– Да, я спал, но один. Не с ней. Она меня разбудила, когда пришла. И вообще… – Он вяло улыбнулся в стакан с остатками кофе. – Не понимаю, зачем я тебе все это говорю? Словно оправдываюсь!
– Так что твоя бывшая? Осталась на ночь?
– Нет. – Его лицо потемнело, взгляд сделался жестким. – Ты же сама такая, Воронова. Все можно простить, кроме предательства. Этот грех мной не отпускается… Но дело сейчас не в этом.
– А в чем?
Ее сердце под нежным кашемировым джемпером колотилось как сумасшедшее. Вдруг поверилось, что сейчас он скажет главные слова: про нее и про него, сокращающие пропасть между ними до одного маленького шага, который они вот-вот должны сделать, но не решаются по непонятным причинам.
– А в том, Воронова, что у нас с тобой снова нет подозреваемых в убийстве Светланы Роговой. На записи разговоров между Игнатовым и Виноградовым слышно, что Вадик не соглашается ни на какие уговоры и шантаж его не трогает. Виноградов давит на него, а тот ни в какую, – произнес Климов совсем не то, что она ожидала.
– Это может быть по причине того, что Игнатов не был заинтересован в убийстве своей невесты. Или Игнатов не желал иметь сообщника, чтобы потом с ним не делиться несчетное количество раз. Шантажисты же никогда не останавливаются. Сначала Виноградов раскопал его мелкие грешки, а потом стал бы доить за убийство. Это уже куда серьезнее.
– Умница, старший лейтенант. – Климов обласкал ее взглядом. – Он умен и хитер, наш безутешный жених. С чего это отказался предъявлять обвинения Виноградову за шантаж? Простил? Странно, не находишь? Мы его потрепали маленько, потом в камере посидел. И вдруг такое всепрощение! Хитрый, изворотливый, и подозрений мы с него не снимаем. Наблюдаем, прослушиваем, ищем в соцсетях возможные следы, пробиваем движение денежных средств на его счетах. Люди уже работают. Он у нас под подпиской о невыезде. Станет жить осторожно, но все равно бояться и, возможно, совершать ошибки.
– Возможно. – Она с сомнением покачала головой. – Но не верю, что он мог. Мелковат для такого. Напакостничать – да. Но чтобы убить… Тут вот еще что, Климов. Пока ты за кофе ходил, я поискала более подробную информацию о брате Татьяны – Иване Звонареве,
