Мертвый кролик, живой кролик - Елена Ивановна Михалкова
Он набрал номер и суховато спросил, не здороваясь:
– Долго еще ждать?
– Час! – заверил его собеседник. – Все почти готово.
Человек, с которым разговаривал Илюшин, готовил досье на Ратманского. «Серега справился бы быстрее».
Смартфон, который он по-прежнему держал в руке, вздрогнул в его ладони, как пойманная рыбка.
– Здравствуйте, это Арсений Рутберг, – торопливо сказали в трубке. – Вы хотели со мной поговорить?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Увидев Рутберга, Илюшин понял, отчего Ратманский назвал его мальчиком. Разговаривая тогда с отцом Нины, Макар решил, что для того мальчик – собирательное наименование всех мужчин младше пятидесяти. Однако Арсений Рутберг действительно выглядел юношей, у которого по какому-то недоразумению на лице образовались морщины и складки. Лицо при этом волшебным образом осталось молодым.
Вытянутый овал, длинный выпуклый – ахматовский – нос с выраженной горбинкой, шапка каштановых кудрей, спадающих на лоб, крупный рот со скорбно опущенными уголками губ. Выразительнее всего в этом лице были глаза: большие, светло-карие, почти лишенные ресниц, – от этого взгляд Рутберга казался беззащитным. Илюшин насторожился. Рутберг выглядел слишком типично. Произнеси «скрипач» – и воображение подбросит образ кого-то похожего. Макар не доверял слишком типичным людям.
Они встретились в кофейне возле «Примулы». Длинные руки, нескладное туловище – Арсений каждую минуту наклонялся в разные стороны, словно нес сам себя, как бревно, и то и дело пытался куда-то пристроить. Взмахнув рукой, он едва не сшиб чайник. Илюшин заметил, как женщина, вошедшая в кафе, остановила на Рутберге заинтересованный взгляд.
– Я знаю, Нину до сих пор не нашли, – прыгающим голосом заговорил он. – Я прилетел сразу, как только смог. Вы думаете, ее убили?
Он смотрел на Илюшина не отрываясь, как ребенок, которому показывают страшный фильм, а он и боится, и не в силах закрыть глаза.
– Кто мог бы желать ее смерти? – спросил Макар, не отвечая прямо. Он внимательно присматривался к Рутбергу.
– Не знаю, – растерянно отозвался тот. – Нина очень хорошая… Нет, никто не мог! Если только…
Он замолчал и уставился на свои руки. Большие веки его подрагивали, точно крылья у бабочки.
– Если только что, Арсений Ильич? – мягко спросил Макар.
– Пожалуйста, просто Арсений… Я на мгновение представил, будто к Нине обратились за помощью родители больного ребенка, а тот, несмотря на все усилия фонда и врачей, умер… И его мать с отцом, не в силах перенести горе, канализировали свои чувства, найдя в лице Нины замещающую фигуру бога, допустившего несправедливость к их ребенку. Тогда они могли бы отомстить ей, убить, надеясь, что восстановление справедливости облегчит их муки, или похитить и мучить… Да. Но это чрезмерно литературный, может быть, даже кинематографический сюжет. Не думаю, что в реальной жизни случается что-то подобное. Искать разгадку Нининого исчезновения вам предстоит в сугубо прозаических вещах…
– Например?
– Не знаю… Не хочу даже представлять. Озлобленные подростки. Наркоманы. В моем детстве взрослые пугали малышей милиционерами и наркоманами.
– Значит, у Нины не было врагов?
Рутберг покачал головой и притих.
– Где вы с ней познакомились, Арсений? – спросил Макар.
– На благотворительном концерте, организованном ее отцом. Нина меня удивила. Мы разговорились, и она сказала, что никогда не слушает музыку, а когда я спросил: «Почему?», ответила, как будто это было очевидно: «Музыка слишком шумная». А я, знаете, занимаясь музыкой всю свою жизнь, никогда не думал о ней как о шумной. Я стал размышлять о разнице в восприятии людей, и Нина прочно поселилась в моих мыслях. Через три дня я позвонил ей и пригласил на свидание. Вам нужны факты или мое впечатление о ней? – спохватился он.
– И то и другое, – не задумываясь, сказал Макар.
– Нина – человек чрезвычайно замкнутый, стойкий, уязвимый…
– Уязвимый? – невольно повторил Илюшин.
Скрипач удивленно взглянул на него:
– Да, конечно. Разве вы не заметили?
«Твоим уязвимым человеком можно забивать гвозди».
– Дружба для нее стоит много выше любви, – продолжал Рутберг. – Она доверилась мне, рассказав, при каких обстоятельствах покинула первую семью. Меня тронуло, что Нина столько лет поддерживает эти односторонние отношения. Кто-то может сказать, что это ее прямая обязанность, но я бы возразил, что она несколько выходит за разумные пределы. Это очевидно любому, не правда ли? И мне. И вам. – Рутберг поднял на Макара свои прекрасные глаза и почти умоляюще коснулся его руки. Женщина – та, что обратила на него внимание десятью минутами раньше, – перегнулась через стол к своей подруге и отчетливо произнесла: «Педик». – Только не Нине. Иногда я думаю, что ее загнали в ловушку, и Нина не может выбраться. Но к моей помощи она никогда не обращалась, а проявлять инициативу в таких деликатных вопросах… Нет, я боюсь ее этим оскорбить.
Он потер переносицу.
– А если говорить о фактах… Что ж, факты таковы: у Нины нет близких людей, кроме меня и ее отца, с которым они очень дружны. Нина руководит благотворительным фондом. Это вы, конечно, знаете. У нее есть своя конюшня.
– Целая конюшня? – протянул Макар.
– Да, огромная, там около полусотни лошадей, – кивнул Рутберг. – Сейчас, наверное, даже больше. Я давно там не был. Честно говоря, я избегаю посещать это место, хотя Нина вложила в него душу…
«Ого! Одним скакуном Ратманский не ограничился».
– Она любит читать, предпочитает перечитывать одни и те же книги…
– Например?
– Сэмюэл Беккет – один из ее любимых авторов. Вирджиния Вулф.
– У Нины нет подруг?
Скрипач покачал головой.
– Есть Вера Шурыгина, с которой они дружили раньше. Но к их нынешним отношениям слово «дружба» неприменимо.
– Как вы с Ниной проводите время?
– На природе, – не задумываясь ответил Арсений. – Едем в лес или к воде – Нина очень любит текучую воду. Она предпочитает слушать. А я как раз – вы заметили, безусловно, – довольно болтлив.
Рутберг застенчиво улыбнулся. Он был совершенно очарователен со своей неловкостью, с полуулыбкой, которая мелькала на его губах, когда он говорил о Нине, с манерой тревожно вскидывать светло-карие глаза на собеседника.
– О чем вы говорили с Ниной, когда созванивались в понедельник?
– Я спросил, не вернулся ли Егор. Нина рассказала о своем визите к вам. Короткий обмен новостями. Я описал гостиницу, в которой поселили музыкантов. Нина всегда интересуется тем, что окружает меня в поездках.
– Вам не показалось, что она нервничает?
– Вовсе нет. Она звучала спокойно, ровно, – привычно. Так же, как всегда.
Во всяком случае, со скрипачом Нина была откровенна. Он знал о ее прежней семье и
